Читаем без скачивания Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение - Барков Альфред Николаевич

Глава XXXIII. Рыжая ведьма за пишущей машинкой

Нагая девица… – служанка Воланда, фигура отчасти «декоративная»,… не играющая своей роли в коллизии.

«Куда пропала Гелла?» – Елена Сергеевна взглянула на меня растерянно и вдруг воскликнула с незабываемой экспрессией: «Миша забыл Геллу!»

… К Sister Булгаков был не вполне справедлив.

В приведенном выше отрывке из работы В.Я. Лакшина речь идет о том, что в окончательной редакции в сцене полета Мастера и Маргариты с Воландом и его свитой для Геллы не нашлось места. Как видим, мнения о роли этого образа в романе высказываются различные (о том, что в процессе развития действия в романе некоторые черты Геллы раскрывают образ Маргариты, отмечено выше). Действительно, в одной из ранних редакций романа Булгаков включал ее в сцену полета: «Геллу ночь закутала в плащ так, что ничего больше не было видно, кроме белой кисти, державшей повод. Гелла летела как ночь, улетавшая в ночь» .

При определении возможного прототипа этого образа невозможно обойти вниманием следующие обстоятельства.

Первое. Если принять личность В.И. Немировича-Данченко в качестве прототипа образа Варенухи, и интерполировать фабулу романа на реальную мхатовскую действительность, то единственной женщиной из его ближайшего окружения, которую можно рассматривать в таком качестве, является его личная секретарша Ольга Сергеевна Бокшанская – родная сестра жены Булгакова – Елены Сергеевны. При этом сразу следует отметить, что по роману Гелла занимает более высокую ступень в инфернальной иерархии, чем Варенуха. В жизни же общественный статус Немировича-Данченко был несравненно выше, чем Бокшанской.

Второе. Пишущая машинка Геллы – в окончательной редакции романа она вдруг появляется в сцене после бала Воланда в «квартире номер пятьдесят»:

«И не успел Николай Иванович опомниться, как голая Гелла уже сидела за машинкой, а кот диктовал ей:

– Сим удостоверяю, что предъявитель сего Николай Иванович провел упомянутую ночь на балу у сатаны, будучи привлечен туда в качестве перевозочного средства… поставь, Гелла, скобку! В скобке пиши «боров». Подпись – Бегемот».

Пишущая машинка в булгаковском описании фигурирует и в «Театральном романе» – там ею виртуозно владеет Поликсена Торопецкая, в образе которой легко угадывается О.С. Бокшанская. С этой точки зрения «Театральный роман» можно рассматривать как один из «ключей» к раскрытию содержания и образа вампира Геллы.

А ведь то, что под диктовку Бегемота печатала Гелла, в действительности, в буквальном смысле дословно, печаталось в июне 1938 года на квартире Булгакова. И эту последнюю машинописную редакцию романа «Мастер и Маргарита», включая и этот самый пассаж, печатала под его диктовку Бокшанская. О себе?..

Третье. Одновременно с диктовкой Ольге Сергеевне текста романа Булгаков в письмах своей жене в Лебедянь подробно комментировал ход работы и все, что было с этим связано.

В этих письмах о Бокшанской упоминается как о «Sister-in-law» (свояченице), просто как о «Sister», иногда в сокращенном виде – как о «Sist» или, как в данном случае, просто как о «S» . В тех же письмах встречаются и другие обозначения сестры Елены Сергеевны – в частности, на испанском языке – «куньядь» – только почему-то, вопреки канонам кастильского произношения, с мягким «д» в конце слова и без обязательного окончания женского рода «а», – явно же рассчитывая вызвать таким образом определенные ассоциации у русскоязычного адресата. О том, что в одном из его писем личность Немировича-Данченко обыгрывалась в связке с образом Воланда, отмечено в предыдущей главе. Аналогичный момент имел место и в отношении Бокшанской (письмо от 14-15 июня):

«Обедать вместе с компанией – нет! нет! А с S. – даже речи быть не может. Пусть Азазелло с S. обедает!»

Не правда ли, весьма занимательно, что в сознании Булгакова коллизии с окружающими его людьми переплетаются с персонажами романа, и они составляют как бы одно целое. Нет, не забыл Булгаков о Гелле, никак не мог забыть. Просто он не мог отпустить ее с Воландом – иначе кто бы заканчивал перепечатку романа?..

Конечно, Булгакову было не до шуток. И нельзя не признать, что его отношение к свояченице было настолько негативным, что ее просто трудно вообразить в ситуации, в которой вся воландовская компания после «разоблачения обманов» стала выглядеть вполне благородно, пусть даже во всегда обманчивом лунном свете. Гелла – единственный персонаж из свиты сатаны, для пощады которого у Булгакова просто не поднялась рука.

Для характеристики этого отношения приведу лишь отдельные выдержки из булгаковских писем.

«Со всей настойчивостью прошу тебя ни одного слова не писать Ольге о переписке и сбое. Иначе она окончательно отравит мне жизнь грубостями, «червем-яблоком», вопросами о том, не думаю ли я, что «я – один», воплями «Владимир Иванович», «Пых… пых» и другими штуками из ее арсенала, который тебе хорошо известен.

А я уже за эти дни насытился. Итак, если ты не хочешь, чтобы она села верхом на мою душу, ни одного слова о переписке. Сейчас мне нужна эта душа для романа» .

Прошу обратить внимание на последние две фразы, где речь идет не просто о душе, а о перспективе потерять ее из-за Бокшанской. То есть, в эти слова Булгаков вложил смысл, аналогичный тому, который подразумевается в романе как функция вампира Геллы.

Или вот письмо от 11 июня, где перспектива находиться в Лебедяни вместе с Бокшанской встретила такую реакцию:

«В числе прочего есть одно! Это июльский приезд Sister in law. То есть не то что на 40 шагов, я не согласен приблизиться на пушечный выстрел! И вообще полагаю, что в начале июля половина Лебедяни покинет город и кинется бежать куда попало. Тебя считаю мученицей или, вернее, самоистязательницей. Я уже насмотрелся» .

«Ты недоумеваешь, когда S. говорит правду? Могу тебе помочь в этом вопросе: она никогда не говорит правды» .

И, наконец, после отдыха в Лебедяни в компании с Бокшанской (это письмо написано по-итальянски):

«Передай мои комплименты твоей сестре-хохотушке (Ах! Адское чудовище!), и не думайте, что я говорю вам правду. Эта певица пела фальшиво! […] Вечером сегодня, когда упадет жара, примусь за театральное письмо. Там будет обо всем, в том числе и о S.»

Что имелось в виду под «пела фальшиво», расшифровывается в письме от 6-7 августа:

«Теперь приступаю к театральной беседе, о чем уж давно мечтаю, мой друг. «Questa cantante cantava falso» означает: «Эта певица пела фальшиво». Mostro d'inferno – исчадие ада. (Mostrum латинск., monstre франц., monster англ., monstrum нем., monstruo исп., и mostro итальянск. – чудовище). Да, это она, как ты справедливо догадалась, и, как видишь, на каком языке ни возьми, она – монстр. Она же и пела фальшиво. Причем, в данном случае, это вральное пение подается в форме дуэта, в котором второй собеседник подпевает глухим тенором, сделав мутные глаза (имеется в виду муж О.С. Бокшанской Е.В. Калужский – А.Б.) […]