Читаем без скачивания Силы Хаоса: Омнибус - Кристиан Данн

— Стой на месте, — сказал я ему.

— Ведьма, — обругал он ее. Однако повиновался. В тот момент я зауважал его еще сильнее. Сопротивление потребности убивать свидетельствовало о невероятном самообладании. Возможно, это был всего лишь инстинкт самосохранения: знание, что я могу убить его еще до того, как он прикоснется к чужой, но я предпочел думать иначе.

Леор с рычанием стянул скрученный кнут с горла и швырнул его на палубу.

— Зачем ты держишь это существо возле себя?

— Потому, что она моя подопечная, — это была правда, однако не вся.

— Она мерзкая чужая из умирающей породы. Дочь погибшей империи.

Дочь погибшей империи. Для представителя Легиона Леора это было поэтично.

Нефертари вновь заговорила на своем чуждом наречии, отвечая на слова Леора. Она назвала его слепым дураком, которого поработило полное ненависти божество, разжиревшее на бездумном насилии, чинимом глупыми, невежественными людьми. Сказала, что он — порченое наследие заблуждавшегося императора, который мечтал о создании безупречного существа, но обнаружил, что конечным результатом стал лишь миллион детей-идиотов, облаченных в доспехи божков. Она заявила, что увидела в его изувеченном мозгу смерть рассудка и поняла, что однажды от него ничего не останется, кроме пускающей слюни пустой оболочки, вопящей в насквозь пропитанном кровью поклонении безразличному богу. Обозвала его дерьмом, текущим по главному стоку Темного Города, куда мутанты и чудовища испражняются грязью из своих отравленных кишок.

Это длилось почти минуту. Когда Нефертари, наконец, умолкла, Леор опять перевел взгляд на меня.

— Что она сейчас сказала?

— Сказала, что сожалеет о том, что ударила тебя.

Леор снова поглядел на нас обоих. На его лице было написано замешательство. Неожиданный смех разнесся по командной палубе, словно выстрел.

— Ну, хорошо. Пусть остается. Скажи мне только, почему она здесь, — он подразумевал Великое Око, а не «Тлалок». — В такой близости от Младшего Бога она в большей опасности, чем кто-либо из ее расы.

Она ответила сама.

— Я здесь, так как это единственное место, куда мои сородичи никогда не последуют за мной.

— Так ты чем-то провинилась, да? Отвратительный грех в прошлом?

— Этого ты никогда не узнаешь, — и с этими словами она вопреки всем ожиданиям улыбнулась, обретя мягкую, неприятную красоту.

Странное дело, но единственным воином на корабле, кому общество Нефертари доставляло глубочайшее удовольствие, был Угривиан, сержант Леора. Каждый рассвет по бортовому времени они с моей подопечной часами сражались, противопоставляя друг другу цепной топор и перчатки с хрустальными когтями, а также любое другое оружие, которое попадалось им на глаза в каждый отдельно взятый день. Я часто наблюдал за ними, сидя на ящиках с боеприпасами с Гирой под боком, и наслаждался ожесточенностью их непрерывных схваток.

Бои всегда длились до первой крови. Нефертари сдерживалась — в противном случае Угривиан не пережил бы и первого поединка — однако больше всего меня заинтересовало то, что Пожиратель Миров, казалось, также ограничивает себя. Он использовал ее для того, чтобы испытать не только свои навыки, но и способность справляться с укусами имплантатов внутри черепа, постоянно повышавшими его агрессию. Он не рассматривал Гвозди Мясника как изъян, который нужно преодолеть, поскольку они захлестывали его кровеносную систему удовольствием и силой всякий раз, когда он вступал в бой. И все же, его не устраивало просто позволить Гвоздям беспрепятственно воздействовать на разум. В отличие от многих своих братьев, Угривиан подходил к имплантатам с более философской точки зрения и, вопреки представлению, будто они эффективно им управляют, стремился найти идеальную точку в изменениях, со временем производимых с его физиологией. Где — спросил он меня — пролегает граница между неврологическим улучшением и истощением его личности в угоду жажде войны?

Меня очаровало то обстоятельство, что он вообще задал этот вопрос. Подобные интроспективы не являлись чем-то необычным среди воинов-ученых Легионес Астартес, но редко укоренялись в XII Легионе.

Во время поединков Угривиана и Нефертари, в моменты наивысшего накала эмоций и бурлящего адреналина, воздух вокруг них переливался от близости бесформенных духов — слабых Нерожденных, которые кормились их ощущениями, не набирая достаточно силы, чтобы проявиться. Замечать эти тени уголком глаза — всего лишь еще одна составляющая жизни в Оке, однако Нефертари и Пожиратель Миров привлекали к себе больше внимания духов, чем большинство из нас.

Подобные создания избегали меня благодаря присутствию Гиры. Нерожденные чувствовали в ней высшего хищника и никогда не появлялись слишком близко, сколь бы ярко ни пылало пламя моей души. Синтагма была более чем в состоянии зачищать наши палубы от демонов, стремившихся забрать жизни моего экипажа, а забота об остальных оставалась нашим долгим охотам в чреве «Тлалока».

В прошлом Нефертари, Гира и я охотились вместе с Джедхором и Мехари. Теперь же, по пути к Элевсинской Завесе, к нам присоединился Леор. Попадавшиеся нам Нерожденные были эндемическими формами жизни Ока и всегда принадлежали к более сильной породе, чем те слабые создания, которых производили на свет мимолетные эмоциональные действия. Этих демонов порождало отражение ножа, забравшего дюжину жизней, или же горе целого рода мутантов, опустошенного болезнью. Там, где много страдания, появятся Нерожденные. Ни один корабль в Оке, как бы хорошо им ни управляли, не избавлен от подобных призраков. Большинство группировок их приветствуют. Это хороший способ обзавестись сильными, рожденными Оком союзниками, или пополнить почетный список отряда славными свершениями.

В результате одной из наших облав мы загнали в угол особенно гнусное существо, состоящее из жирной зараженной плоти, которое пристало к стенам одной из камер переработки отходов. Оно прилепилось к полурасплавленным стенам при помощи пота и липкой кожи, и восторженно подрагивало, лакомясь болью местного клана мутантов, истерзанного эпидемией. Погребальные жрецы племени сбрасывали трупы убитых чумой сородичей в установки измельчения и фильтрации отходов, из-за своей глупости распространяя заразу за пределы их подсекции. Когда я казнил правителей клана за то, что они не сжигали своих мертвых, как того требовала традиция, мы двинулись дальше, чтобы сразиться с демоном, которого создало их невежество.

Трясущаяся масса плоти прилепилась высоко на покрытой прожилками, изменившейся стене. На лишенном костей теле, будто плавающие солнечные пятна, перемещались многочисленные глаза. В мясистой громаде образовывались рты, которые щелкали деформированными зубами, подражая речи. Тварь была размером с «Лендрейдер».

— Держитесь от него подальше, — предостерег я остальных.

Оно меня узнало. По крайней мере, поняло, на что я способен, поскольку встретило меня импульсом обрюзгшего, ленивого страха. Оно слишком хорошо наелось, даже чтобы просто бежать.

Колдун, — передало оно. Беззвучный голос был болезненным и приторным. Я буду служить. Да, да. Я буду служить. Не разрушай меня, молю. Нет, нет. Свяжи меня. Я буду служить.

Я попробовал представить, на что способно это амебоподобное создание. Какой от него мог быть возможный прок для меня? Оно могло преображать реальность, как и все ему подобные, и, возможно, лучше многих из них. Но это я мог сделать и сам, к тому же я требовал от связанных мной Нерожденных соответствия требовательным стандартам. Я не собирал их без разбора, будто безымянную армию, предпочитая гоняться за менее типичными и более эзотерическими образчиками.

Я буду служить, — настаивала тварь.

Я еще не встречал достойного связывания демона, который бы действительно хотел быть связанным. Только слабейшие из вашей породы отказываются от свободы, чтобы избежать уничтожения.

Но я буду служить! Оно силилось добавить в свой тошнотворный голос жизненной силы. Я буду служить!

— Хочешь, я его подстрелю? — спросил Леор, подняв взгляд на существо. Он был глух к его психическим обещаниям.

— Нет, благодарю тебя, — я потянулся своими чувствами и стиснул пузырящиеся студенистые края незримой хваткой. Демон снова затрясся. Спереди раскрылось несколько отверстий, изрыгавших черную жижу в качестве своеобразного защитного механизма. Слизь шлепалась на палубу чуть впереди нас. Мы не были настолько глупы, чтобы стоять прямо под ним.

Нет! — издало оно отчаянный поросячий визг. Господин! Умоляю!

Я потянул. Тварь сорвалась с отвратительным всасывающим звуком, оставляя за собой размазанное кровавое пятно. Все ее брюхо было испещрено открывающимися и закрывающимися сфинктерами, пытающимися зацепиться за что-нибудь, хоть что-то.