Читаем без скачивания Роман с Постскриптумом - Нина Васильевна Пушкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сербы очень любят поесть. Главное национальное блюдо у них — чорба, очень жирное. Она может быть самая разнообразная: с потрохами, с мясом, с овощами. Очень вкусная, но необыкновенно наваристая. Пленка жира покрывает каждый горшочек.
Мясо обычно подают на большом подносе, самых разных сортов: свинина, говядина, баранина на косточке, нашпигованные салом колбаски, обжаренный бекон: мясо прокрученное, сформованное лепешками, комбинированное с салом в виде шашлыка и так далее и тому подобное. И все это сербы готовы поедать и в два часа ночи, и в восемь утра, и пополудни. У них даже поговорка на этот счет существует: «До пятидесяти лет серб мучает свой живот, а после пятидесяти лет живот мучает своего серба».
Президент Караджич — еще общепризнанный лидер боснийских сербов. Это было время их побед
14 лет спустя во время ареста
Находясь в ресторане, трудно представить, что за его стенами — трагический калейдоскоп: война, смерть, страдания, гробы. Да и на самом здании ресторана было очень много следов от пуль и повреждений от взрывов. Я завожу с Караджичем разговор о войне. Пока война не касается человека напрямую, он об этом не думает, что нормально. Иначе можно просто сойти с ума.
Но тогда мне хотелось, хотя бы для своего понимания, выстроить стройную схему конфликта, разобраться в его природе, обозначить его начало, границы и возможный конец. Хотелось, чтобы Караджич сам объяснил мне, как он, врач-психиатр и поэт, знаток тонкостей человеческой души, стал воевать и убивать.
Зачем он взял в руки оружие? Если это благородный порыв поэтического сердца, то зачем множить боль, когда есть еще шанс прекратить этот кошмар?
Он говорит: «Если НАТО поставит свои войска на границе с Сербией, мы будем воевать с НАТО. Бог за сербов, так как Бог — серб». Читай так: если мир против нас, мы будем воевать со всем миром. Все. С формулой закончено. Лозунг, входящий в сознание, возвышающий это сознание, готов. Именно под этим лозунгом в бой на смерть пойдут мальчики, отцы, мужья. А после этого девочки останутся без женихов, в семьях осиротеют дети и появятся вдовы. Все остальное — это только слова: «Если я даже захочу подписать мирный план, то парламент его не одобрит».
В самом конце этих длительных, тревожных разговоров-переговоров, когда уже на улице стоял вечер и мы собирались уезжать, я напомнила Радовану Караджичу его же стихи:
Не смей верить, что полночь черна, Что этого не изменитьИ такова воля Божья. Кое-что происходит и по твоей воле.
Его глаза изменились. Изменилась его внешность. Густые волосы, спускающиеся почти до плеч, теребил ветер. И передо мной опять стоял поэт. Он прочел мне своего «Человека из пепла» — стихотворение, которое многие называют программным. Читал на сербско-хорватском, но я почти все понимала. Позже оно появилось в прекрасном переводе Сергея Строканя.
Умирает март, Сходит на нет поп-арт, Смерть видит цельИ снова выходит на старт. Но человек, который боится всего, — живой, Хотя весь мир и повернут к нему спиной.
Я его слушала и понимала, что тема «пепельного человека» для него главная:
Смотри, человек из пепла окунает сердце в чернила. Все вокруг гибнет, дьявол, ответь, я не вижу отсюда. А не часть ли это зловещей великой правды?
Дьявол, видимо, ничего не ответил ни мятущемуся «человеку из пепла», ни самому автору.
Однако дьявольские мотивы в его стихах сегодня кто-то вполне может использовать для того, чтобы попытаться доказать, что этого психиатра-поэта-политика нужно было как можно раньше отвезти к врачу, дескать, он действовал как маньяк, отдавая приказы о массовых убийствах стариков, женщин и детей.
Гаагский трибунал обвинил его в преступлениях против человечности. Впрочем, вот строки, в которых он сам во всем чистосердечно признается:
Давно от меня отказалисьВсе альтруисты. Тлею, как сигарета на губе воспаленной: Ищут меня повсюду — А я, в засаде росистой, Жду великого шансаПуститься вниз по наклонной, Отринуть свое же правоИ бросить утренней бомбойСмех — Я, человек одинокий, Темного нрава.
Его все-таки изловили, арестовали спустя шестнадцать лет после нашей короткой встречи. Его прятали те, для кого распад и натовская бомбежка их столицы в центре Европы стали незабываемым кошмаром. Он не сопротивлялся приехавшим за ним. В газетах появились фотографии человека с длинными седыми волосами, собранными на затылке. В нем было трудно узнать бывшего президента Сербской Краины, воина и поэта, зажигающего сердца точным словом, ярким призывом, просто собственным присутствием. Скорее он был похож на индийского гуру. Какое новое испытание уготовил Бог человеку, приносившему жертвы и самому ставшему жертвой?
Тогда я не получила от Караджича ответа ни на один из своих вопросов. А на следующее утро мы возвращались в Белград. Там были намечены главные мероприятия. Нас встретил раскаленный город. Белград, в переводе с сербско-хорватского означает «белый город», был окутан густой дымкой гари. Он буквально плавился от жары. Даже утром градусник термометра зашкаливал, а ночная условная прохлада улетучивалась в течение часа. Жить там можно было, наверное, только в воде.
Евгений Примаков — премьер-министр, министр иностранных дел, автор знаменитого «разворота над Атлантикой» из-за войны в Сербии. Приглашал Алексея на руководящую должность в МИД России