Читаем без скачивания Возвышение Сайласа Лэфема - Уильям Хоуэллс

Кори немедленно вернулся в Бостон, предоставив Пенелопе сообщить сестре о предстоящей свадьбе. Случай или недоразумение избавили ее от этого. Едва Кори вышел, как в комнате появилась Айрин и спросила:

— Пенелопа Лэфем, неужели ты так глупа, что отослала этого человека из-за меня? — Пенелопа растерялась от проявления такого удивительного мужества; она не ответила прямо, и Айрин продолжала: — Если это так, то будь любезна, верни его. Я не допущу, чтобы он думал, будто я сохну о человеке, который меня никогда не любил. Это оскорбительно, и я этого не допущу. Немедленно верни его!

— Хорошо, хорошо, Рин, — пролепетала Пенелопа. И добавила, устыдясь своих увиливаний перед гордым великодушием Айрин: — Я уже… то есть… он вернется.

Айрин на мгновение застыла, глядя на нее; что было у нее в мыслях, неизвестно, но вслух произнесла она только:

— Ну-ну! — и оставила сестру, испытавшую смятение, — смятение и вместе с тем облегчение, ибо обе они знали, что говорят об этом в последний раз.

Свадьба состоялась после стольких бед и несчастий и породила столько сожалений о прошлом и опасений за будущее, что не принесла Лэфему того торжества, которое прежде вызывала у него мысль о родстве с семейством Кори. Неудачи преследовали его так долго, что лишили всякой надежды на преуспеяние, ради которого люди пресмыкаются и раболепствуют, и, проведя через сомнения и душевные муки, вернули мужественность, которую едва у него не отняло процветание. Ни он, ни его жена и думать не думали теперь о том, что их дочь выходит за представителя семьи Кори; они думали только о том, что их дочь идет за того, кто ее любит; присутствие Айрин еще более их отрезвляло. Сердцем они были с нею.

Миссис Лэфем не уставала повторять, что не представляет себе, как выдержит это.

— Все мне кажется, будто тут что-то неправильно.

— Нет, правильно, — твердо отвечал полковник.

— Я знаю. А все кажется, что нет.

Мне не составит большого труда указать те черты в характере Пенелопы, за которые семейство ее мужа в конце концов примирилось с ней и полюбило ее. Такое постоянно происходит в романах; и семейство Кори, как и намеревалось, постаралось увидеть в женитьбе Тома лучшее, а не худшее.

Они оказались людьми, способными оценить поведение Лэфема, о котором рассказал им Том. Они гордились им, и Бромфилд Кори, которому доставлял тонкое эстетическое наслаждение героизм, с каким Лэфем противился Роджерсу и его искушениям, — героизм неосознанный, но истинно драматический, — написал ему письмо, которое прежде безмерно польстило бы этой простой душе, хотя теперь он как бы его и не заметил.

— Ну и что ж, может, Пэн станет там полегче, — сказал он жене.

И все же различия между семьей Кори и женой Тома не стерлись, да и не могли стереться.

— Вот бы Том женился на полковнике, — тонко заметила Нэнни Кори.

Перед отъездом в Мексику, когда Том привез жену к себе домой, стороны временно проявили учтивость и терпимость: свекор по своей доброте сделал вид, будто ему нравится ее манера говорить, хотя сомнительно, что даже он находил в ней такое же удовольствие, что и ее муж. Лили Кори сделала с нее неудачный набросок, который отложила вместе с другими, чтобы когда-нибудь закончить, и нашла в ее внешности что-то живописное. Нэнни поладила с ней лучше остальных и считала, что страна, куда она едет, пойдет ей на пользу.

— У нее еще совершенно отсутствуют какие-либо светские манеры, — пояснила Нэнни матери, — а если она проживет там достаточно долго, то наверняка приобретет их — на испанский лад — и вернется, полная экзотического очарования, пусть даже благоприобретенного. Я рада, что она уезжает в Мексику. На таком расстоянии можно ладить.

Мать вздохнула и в ответ мужественно признала, что они и так отлично поладили, и если Том доволен, то и она тоже.

В ее словах о том, что они поладили с Пенелопой, было немало правды. Решив с самого начала видеть хорошее в плохом, они за свои добрые намерения были вознаграждены высшими силами. Брак этот, по милости провидения, не обрушил на них череды чаепитий у Лэфемов, чего так опасался Бромфилд Кори; Лэфемы были далеко, в своих родных местах; Лили и Нэнни Кори не пришлось приносить себя в жертву ради разговоров с Айрин; не надо было даже устраивать приемов в честь Пенелопы, хотя это не составило бы особого труда, поскольку многие еще не вернулись с курортов, — и она, и Том очень просили не устраивать ничего подобного; и, хотя никто из семейства Кори не успел хорошо узнать ее за ту неделю, что она провела с ними, ладить с ней оказалось нетрудно. Случалось даже, что Нэнни Кори улавливала — что не раз удавалось и ее отцу — суть того, что Том называл ее юмором, но юмор этот, видимо, совсем не походил на их собственный, и распознать его было не так-то просто.

Было ли Пенелопе труднее достигать гармонии, я сказать не могу. На ее долю усилий досталось куда как больше, ибо соотношение было четыре к одному; ей на долю выпали до этого испытания куда более серьезные. Когда захлопнулись дверцы экипажа, увозившего на вокзал ее и мужа, она глубоко вздохнула.

— Что такое? — спросил Кори, хотя и сам обо всем догадывался.

— О, ничего. Просто мне кажется, что теперь уже я не буду чувствовать себя чужой среди мексиканцев.

Он взглянул на нее с недоумевающей улыбкой, потом стал серьезнее и привлек ее к себе. Она расплакалась у него на плече.

— Я только хотела сказать, что там ты будешь целиком мой. — Хотела ли она сказать что-то большее, доказать трудно, но одно несомненно: наши нравы и обычаи ценятся в жизни дороже наших качеств. Та цена, которую мы платим за цивилизацию, это — разграничение обычаев, создавшее между людьми неодолимые преграды. Быть может, мы платим чересчур дорого, но невозможно убедить в этом тех, кто от этого выиграл. Быть может, они и правы; во всяком случае, семья Кори после отъезда молодоженов ощутила тоску и непреходящее чувство разочарования. Для них это была потеря сына и брата; они это чувствовали; а ведь они были люди отнюдь не плохие и не злобные.

Он отсутствовал три года. За это время произошли некоторые перемены. Одной из них было приобретение Компанией Канауа-Фоллз залежей и фабрики в Лэфеме. Эта сделка избавила Лэфема от долгов, которые он еще продолжал выплачивать, и оставила ему определенную долю в более крупном деле молодых людей, которое он когда-то тщетно надеялся забрать целиком в свои руки. Это показалось ему весьма примечательным; взявшись более энергично за сбыт специальных сортов, которые они ему оставили, он совсем по-прежнему стал хвастаться его размахом. Мой зять, говорил он, сбывает их в Мексике и Центральной Америке, а это было в свое время задумано нами вместе. Молодая кровь — вот то, что движет такими делами. Вот и парни из Западной Виргинии: молодая и дружная команда!

Что до него самого, он признавал, что наделал много ошибок, и точно знал, каких именно. Но одно он мог сказать: он вредил только самому себе и никому другому; каждый доллар, каждый цент пошел у него на уплату долгов; а он остался чист. Обо всем этом и о многом другом рассказывал он мистеру Сьюэллу в то лето, когда продал дело; пастор и его жена остановились в Лэфеме по пути с Белых Гор к озеру Чэмплейн — Лэфем повстречался с ними в вагоне и уговорил погостить у них.

Порой и миссис Лэфем не меньше его самого гордилась тем, что он вышел из игры с чистыми руками, однако ее удовлетворение не было столь постоянным. Бывало, что, вспоминая искушения, которые он преодолел, она считала его благороднейшим из людей; но ни одна женщина не может долго жить под одной крышей с идеальным героем; так что случались и другие минуты, когда она напоминала ему, что, если бы он сдержал данное ей обещание и не стал спекулировать акциями; если бы позаботился о страховании имущества так же, как заботился о двух недостойных женщинах, которым ничем не был обязан, — они не оказались бы в своем нынешнем положении. Он смиренно признавал все это и ждал, когда она вспомнит также и о Роджерсе. Она, конечно, вспоминала, и это неизменно пробуждало в ней прежнюю ее нежность.

Не знаю, как удается пасторам и докторам удержаться и не поделиться с женами тайнами, которые им вверяют; может быть, они полагаются на то, что жены сами до всего дознаются, когда захотят. Сьюэлл рассказал своей жене про беды Лэфемов, когда те пришли советоваться с ним насчет предложения, которое Кори сделал Пенелопе; он хотел убедиться, что дал им правильный совет, правда, он не назвал их имен, а имени Кори он и сам тогда не знал. Теперь он мог, не стесняясь, обсуждать с ней это дело, и она уже не притворялась незнающей, заявив, что все поняла, едва только услышала о помолвке Кори и Пенелопы.

— Да и в тот день на обеде я могла бы сказать девочке, что он влюблен не в нее, а в ее сестру. Я ведь слышала, как он о ней говорил, и не будь малышка так слепо влюблена, она бы и сама догадалась. Признаюсь, до сих пор не могу отделаться от чувства презрения к ее сестре.