Читаем без скачивания Америkа reload game (с редакционными примечаниями) - Кирилл Еськов

– Скажите-ка мне, ребята, – вкрадчиво поинтересовался он, – а откуда вы прибыли на Кубу? Уточняю вопрос: не из Канады ли, часом?

– Мы не имеем права, компаньеро… – начал было Иван Иваныч.

– До позапрошлой недели – да, не имели; а я не имел права спрашивать. Но теперь – всё по-новому! – и с этими словами резидент Секретной службы Компании ткнул пальцем в строчки одной из разложенных вокруг них «накладных». – Детали самОй вашей предыдущей операции мне знать ни к чему, но вот то, как вы оттуда уходили, и что у вас висит на хвосте – это теперь прямиком по моей части. Итак?..

– Так точно, компаньеро: из Канады.

– А в Канаду – из Бостона? Работали там на Дом Володихиных?

– Так вы… знали?..

– Нет – я просто сложил два с двумя… И кстати, – прищурился Зырянов, – коли уж речь зашла: почем нынче оценены ваши головы?

– Двадцать тысяч долларов, компаньеро, – отвечал Иван Иваныч и, как бы даже оправдываясь, уточнил: – За обе вместе.

«Т-твою-то мать… – только и смог беззвучно выдохнуть резидент. – Они там, в своем Петрограде, что – совсем рехнулись?! Ведь этих парней сейчас наверняка ищет вся контора Пинкертона – они, можно считать, с головы до ног обвешаны колокольчиками, обмазаны фосфором и облиты креозотом! Их же надо немедля выводить из операции и класть на сохранение – иначе они мне тут всю сеть засветят, к чертовой матери! Или… И на этом мысль останавливается…»

36Одним из типичных примеров жульнического «фигурного цитирования» заслуженно числят «общеизвестное» утверждение классика: «Причины любой войны, если чуть присмотреться, экономические» – изящно обрываемое, едва ли не всегда, на слове «но»: «…но ход той войны к экономике уже никак не сводится». Однако Дом Володихиных будто нарочно взялся продемонстрировать миру обеими своими войнами – хоть давней, с воинственными племенами тлинкитов, хоть совсем свежей, с бостонской торговой империей Ларсенов, – примеры того, как можно и в самом деле обойтись одной лишь первой половинкой той формулы, ставя реальные военные действия в строгие рамки чисто экономической целесообразности.Староверы Володихины – один из семи Больших домов Колониии и влиятельнейшие члены Конференции двенадцати негоциантов с самого ее основания – поднялись в свое время на добыче морской выдры с морским котиком и на торговле теми мехами в Китае и Японии, и с той поры неизменно сохраняли, при всех прочих своих, весьма успешных, операциях в Южных морях и на Востоке, благодарную (а в чем-то, возможно, даже и суеверную) приверженность к принесшему им некогда удачу промыслу морского зверя. Их китобойные и котиколовные флотилии поделили нынче между собой всю Северную Пацифику (оказавшуюся на поверку вовсе не такой уж и бескрайней), а берега островов Меншикова украсились десятками уже «морских ранчо», где пятисаженные, удивительные в своей беззащитности и доверчивости существа – морские коровы, чудом уцелевшие когда-то лишь на двух оконечных, необитаемых, островках архипелага, неустанно перерабатывали бескрайние заросли ламинарии в тонны нежнейшего, потрясающих гастрономических достоинств, мяса. Попутно выяснилось, что именно на освобождаемых морскими коровами от водорослей участках мелководья начинается взрывной рост численности морских ежей и крабов – которые, в свой черед, служат основной пищей для морской выдры с ее бесценным мехом: симбиоз, нежданно-негаданно обернувшийся для устроителей «морских ранчо» как бы не главным источником дохода!А ведь когда-то именно хищнический промысел морской выдры вверг Володихиных (а с ними – и всю Колонию) в «Тридцатилетнюю войну» с племенами тлинкитов. Быстро «сняв сливки» на островах Меншикова и южном побережье Новой Сибири, промышленники обратили тогда жадные взоры на лежащие к югу скалистые острова и фьорды Тлинкитского архипелага. Мало того, что они принялись, никого не спросясь, хозяйничать в тех водах, будто в собственном амбаре – так они еще понавезли с собой целые зверобойные бригады из завербованных (а частью и – чего уж греха таить! – закабаленных) алеутов с островов Меншикова – исконных врагов местных индейцев. В итоге полыхнуло так, что мало не показалось никому, а когда в Новотобольске в полной мере осознали разницу между боевыми возможностями старых их знакомцев алеутов и немирных тлинкитов (именно тогда и снискавших прозвище «индейские викинги») – отыгрывать задний ход было уже поздно.В художественной литературе войну ту принято нынче изображать в образе либо романтическом (кстати, удостоившаяся внимания Майн Рида история любви тлинкитской «принцессы», прекрасной меднокожей Яни, и индейского пленника Алеши Володихина имела место в реальности – один из их внуков сейчас возглавляет кафедру антропологии и этнографии в Петроградском университете), либо героико-авантюрном. В действительности, однако, мЕста для романтики там было крайне мало: кровавые набеги на прибрежные поселения Колонии сменялись еще более кровавыми карательными экспедициями по индейским стойбищам, забрасываемые во вражеский тыл отряды коммандос утверждали свой кодекс – «В плен не берем и не сдаемся», а православные миссионеры (на чью проповедь «колеблющимся» кланам Компания тогда возлагала определенные надежды) все до единого пополнили в итоге мартиролог христианских новомучеников. Следует, скорее, удивляться тому, что до полного озверения дело там всё же не дошло, кое-какие «законы и обычаи войны» продолжали хоть как-то соблюдаться обеими сторонами (доказав тем самым свой вполне «общечеловеческий» характер), а светлая идея насчет «окончательного решения индейского вопроса» в староверческие головы, в отличие от протестантских, как-то вот не приходила…А через четверть века тлеющий торфяной пожар той нескончаемой войны внезапно угас – будто бы разом иссякло питавшее его топливо. Разбирающие тот странный феномен историки обычно упирают на то, что у поселенцев-де просто-напросто сменились поколения, и они из «русских промышленников» обратились в «калифорнийцев», с соответствующей сменой установок: вместо «После нас хоть потоп» – «Мы здесь живем!» Это, конечно, верно, но не менее важна и обычно ускользающая от внимания экономическая подоплека того замирения: Володихиных осенила тогда поистине революционная бизнес-идея – честно купить то, что не вышло отнять силой. Ибо логика конокрада – «Какая лошадь дешевле, купленная или краденая?» – в принципе противна логике купца, построенной на всестороннем «взвешивании рисков». …И раз уж нам, компаньерос, всё равно не под силу наладить собственный промысел в угодьях, спокон веку контролируемых теми чертовыми тлинкитами (ибо издержки в виде той чертовой войны заведомо съедают всю прибыль от сей негоции) – может, лучше подписать на тот промысел самих аборигенов, просто-напросто покупая у них те чертовы шкурки?Происшедшее замирение (оформленное заключенным честь по чести договором) быстро переросло затем в нечто напоминающее тот самый симбиоз морских выдр с морскими коровами: отчаянно нуждавшаяся в рабочих руках Колония обрела в своих былых врагах – тлинкитах источник вполне качественных людских ресурсов, а тлинкитам, утвердившим по ходу войны свою репутацию прирожденных мореходов и бесстрашных дисциплинированных бойцов, открылся путь к службе в торговом флоте и в вооруженных силах Компании – с сопутствующими социальными лифтами. Служили индейцы за весьма скромное, по компанейскому стандарту, жалованье (до законов о дискриминации в оплате труда было еще далековато…) – вполне позволявшее, однако, семье служивого заметно повысить свой ранг во внутриклановой иерархии.Поскольку Володихины оказались фактически мировыми монополистами тех пушных ресурсов и заключать картельные соглашения могли бы разве что сами с собой, увеличивать объемы добычи им не было никакого резона: рынок предметов роскоши (вроде драгоценных камней или элитных мехов) вообще проще всего регулировать, ограничивая предложение. Цены на мех котика и морской выдры стабильно росли (особенно в Китае), пока не сделались совершенно уже заоблачными – и вот тут-то, естественно, и вступила в действие «невидимая рука рынка» в виде браконьерского промысла, подрывающего володихинскую монополию. Цена пушнины – на выходе – была столь высока, что неудержимо влекла отчаянных парней со всего мира и окупала любой труд, любые лишения и любой риск: англичане, норвежцы, американцы – браконьеры из года в год идут по запретный мех, будучи вполне осведомленными о возможности заживо кости сгноить в рудниках, где роют свинец и ртуть.С браконьерами Компания боролась всерьез – но, что называется, «без фанатизма»: отлично понимая, что свести то браконьерство к нулю – задача невыполнимая, и четко, по-купечески, калькулируя выделение средств на береговую охрану с реальной суммой убытков от конкуренции на мировом (а прежде всего – китайском) рынке мехов. Спустя небольшое время на рынке том установилось, как и положено, новое «динамическое равновесие», а игра пошла по понятным всем правилам, которые, по серьезному счету, устраивали всех, в том числе и успешных участников браконьерского промысла – у кого хватало ума не зарываться и не создавать лишних проблем для местных промысловиков; беспредельщики же исправно пополняли контингент тех каторжных свинцово-ртутных рудников под Новоякутском – ну так туда им и дорога, джентльмены!.. И вот за три года до описываемых событий весь этот устоявшийся, и в чем-то даже патриархальный, уклад был разбит вдребезги бостонской компанией «Белый кит» братьев Ларсенов: те вторглись в Северную Пацифику с той же деловитой неукротимостью, с какой их предки-викинги отплывали грабить побережья Англии, Нормандии или Сицилии…Все повествующие о той торговой (а потом уже и – не вполне торговой…) войне неизменно начинают с явно неслучайного сходства (сродства?..) между противниками, даже во второстепенных деталях их бизнес-биографий: Ларсены тоже сделали себя на морском промысле (китобойном – в Северной и Южной Атлантике), а затем уже освоили заметную часть рынка трансатлантических перевозок (в точности как Володихины – пацифические и индоокеанские фрахты). К несчастью, идеологию обеих Компаний, которые в иных обстоятельствах вполне могли бы стать добрыми деловыми партнерами, сформировали слишком уж быстро (как, собственно, и положено в эпохи «бури и натиска») вознесшиеся наверх, до высших иерархических рангов, удачливые младшие офицеры – слишком хорошо помнящие кренящуюся под ногами палубу с несущимися на тебя из тумана бурунами над не обозначенным на карте рифом, и слишком хорошо усвоившие максимы «Лучше плохое решение, чем никакого» и «Выстреливших вторыми – не бывает, как не бывает жареного льда». Такие стремительные восхождения на заснеженные вершины Власти частенько порождают у непривычных к тамошней разреженной атмосфере восходителей эффект «кислородного голодания» с сопутствующими ему галлюцинациями – вот в чем беда…Перво-наперво Ларсены попытались поставить браконьерство «на промышленную основу», призвав к делу пресловутые «большие батальоны». Затея оказалась крайне малоудачной: массово навербованных в американских портах браконьеров-новичков («числом поболее, ценою подешевле»), наивно полагавших Северную Пацифику эдаким бескрайним и ничейным меховым Эльдорадо, где «золото лежит прямо на порогах хижин», поджидал ряд сюрпризов: что все стОящие внимания лежбища котиков и места концентрации каланов давным-давно уже поделены между местными и никаких бесхозных участков для промысла тут и близко нету; что хозяева тех участков отлично сорганизованы и вооружены, а главное – за свои промысловые угодья готовы драться насмерть; что же до «морских ранчо» (на которые кое-кто рассчитывал в плане фуражировки), так это вообще очевидная всякому «частная собственность, священная и неприкосновенная» – морские коровы даже носили теперь, для ясности, клейма хозяев! Самое же любопытное, что против пришельцев выступили – плечом к плечу с калифорнийцами и аборигенами-талабайцами*

-------------------------------------