Читаем без скачивания Преобразователь - Ольга Голосова

Меня ловко обхватили сзади, скотч намертво прикрутил мои руки к спинке стула, а отрезанный ножом кусочек крепкая ладонь прижала к моему рту.

– Извини, Сергей. Время. Вынужден откланяться. Надеюсь, у тебя еще будет шанс высказаться, а у меня – услышать твое мнение.

Полковник удовлетворенно кивнул, и два дюжих бойца подняли меня вместе со стулом и вынесли наружу. Там меня бесцеремонно затолкали в багажник огромной черной «Тахи» и захлопнули дверцу. Все, что я успел заметить, прежде чем перед моим носом оказался полиэтиленовый пакет, из которого торчала коробка с радиоуправляемым вертолетом, – это мелкую стальную сетку, отделяющую багажник от салона. Из моего разбитого носа на резиновый коврик медленно стекала кровь.

Так, разглядывая на пакете надпись «Ашан» и размышляя о том, что и неведомому владельцу автомобиля не чуждо ничто человеческое, я отбыл в неизвестность.

Когда меня достали из багажника и прямо так, на стуле, как манекен, занесли в загородный дом отчима, Александр Яковлевич при виде этого зрелища смеялся до слез. Он даже снял и протер очки, надел их, а потом опять снял и повесил себе на колено.

– Сережа! Еще в детстве я подарил тебе книжку Сент-Экзюпери, кстати в первом издании, только для того, чтобы ты усвоил оттуда несколько правил. Правило розы, правило лисенка, правило короля, правило пьяницы и еще добрый десяток полезных прецедентов. Ты что, хочешь сказать, что так ничего и не понял?

– Понял, но забыл.

Руки мои все еще были обмотаны скотчем за спиной, а сам я по-прежнему намертво прикручен липкой лентой к металлическому стулу. Рот, правда, Александр Яковлевич освободил, честно стараясь причинить мне как можно меньше мучений.

В дороге меня растрясло, и кровь из разбитого носа стекала прямо в рот вместе с соплями, а я то сплевывал ее на пол, то глотал – в зависимости от настроения, ведь платков мне уже никто не предлагал. Это занятие приятно освежало пересохшие губы, потому что пить мне здесь не дали бы даже под прицелом.

– Тогда я тебе напомню парочку из них. Сначала – про короля, судью и крысу. На одной планете их было всего трое, и каждый из них был просто необходим двум другим. Без короля не было бы законов, без судьи – некому их было бы осуществлять, а без крысы – существование того и другого просто теряло бы смысл. Кого судить? Это стратагема номер 37 93 – имей достойного врага.

Крысы – это мы, Сережа. Судья – Наблюдатели, а Король – государство и силовые структуры. Исчезни они – мы бы так размножились, что сожрали бы друг друга. Зубы у нас, Сереженька, если ты помнишь, растут всю жизнь. И если мы не будем грызть, они отрастут настолько, что челюсти просто не смогут закрыться и мы умрем от голода и жажды. Улавливаешь?

Если исчезнем мы, они тоже умрут: их жизнь потеряет смысл и цель. Кому они будут нужны, когда народ станет не от кого защищать?

Поэтому нам всем нужно равновесие – когда каждый из нас может заниматься любимым делом, особо не мешая остальным. Но тут рождаешься ты – выпадает джокер. Каждый из нас может воспользоваться тобой только раз, и последствия будут необратимы. Увеличить поголовье крыс? Уничтожить крыс навсегда? Держать под контролем тех и других? Что лучше? Конечно, последнее. И тогда и ты, и твой отец, и даже твоя мать становятся абсолютно лишними во всей этой истории.

Тем более что одна глупенькая девочка отправляет одно странное послание по мобильному телефону. «Я беременна», – пишет она, и кажется, что даже джокер становится не нужен, потому что любой шулер научится извлекать из рукава десятки таких карт.

И тебя выманивают как крысу на сыр, уж прости за нелепый каламбур.

И можно убить ставшую опасной Анну. И лишить Гильдию законного Магистра, породив хаос и междоусобицу. Все бы хорошо, Сережа, только старый Александр Яковлевич помнит об одном маленьком нюансе; не зря он столько лет опекал одну крысу, находившуюся под запретом. Человеческие тесты на беременность не реагируют на крыс. Глупо, да? У крыс не бывает течки, их гормоны работают по другому принципу. Да и беременность нельзя обнаружить на таких сроках в человеческом обличье. То есть можно, конечно, но в лабораторных условиях. В аптеках не продаются тесты для крыс.

Твоя Маша просто дурочка, а ты – ты даже хуже, чем Дон-Кихот.

Я спас тебе жизнь, потому что они шли тебя убивать. Они думают, что у них на руках козырь, от которого крысы содрогнутся и сделают все. Дня через два-три они поймут, что ошиблись. Но будет поздно. Анна мертва, Петр в монастыре. Гильдия зализывает раны и думает, что ей делать, когда от Магистра остался только один ребенок, да и тот крыса.

– Вы убили отца?

– Вторая мудрая история – о пьянице. Пьяница пил, потому что ему было стыдно, а стыдно ему было от того, что он пил. У пьяницы, Сережа, было два выхода – или в конце концов научиться извлекать из пьянства удовольствие, ведь, если я не ошибаюсь, именно для этого оно и было придумано, или просто перестать пить. Но ты, Сережа, как тот пьяница, так и не определился.

– Вы убили отца? – я тупо повторил вопрос, потому что мне нечего было ответить отчиму.

Александр Яковлевич оправил манжеты на рубашке и посмотрел на меня поверх очков:

– Я всего лишь не мешал. Он был изувер и садист, и ему давно вынесли смертный приговор.

– Он был ученый, и его методы работы были ничуть не хуже тех, что практикуют в сотнях других исследовательских институтов.

– Не утверждаешь ли ты тем самым, что и там работают садисты? – в глазах отчима таилась грустная всепонимающая ирония, и от этого я чувствовал себя круглым дураком, пылающим обличительным максимализмом.

– Не утверждаю, – вяло огрызнулся я, так как пить хотелось все больше, а слюны оставалось все меньше. Уже неважно, был ли мальчик. Теперь важно, будет ли другой мальчик быть.

– А впрочем, совершенство технологий и чистота лабораторий не гарантируют прогресса гуманности и торжества истины, не так ли? – он улыбнулся, и в его интонациях мне почудился скрытый намек.

Но вместо ответа я испустил громкий вздох и сменил тему.

– И что теперь?

– Теперь, Сережа, мы снова вместе, и впереди у нас очень много дел.

Я помолчал, собираясь с духом, чтобы задать последний вопрос.

– А Маша знала?

– Знала что?

– Что вот так… будет.

– Откуда? Она же обычная дурочка. Конечно, ценная, потому что благодаря встрече с тобой стала видящей. Теперь ее семья поднимется на еще одну ступень. А она сидит себе давно в родительском доме да ревет. Уж больно ей хотелось мессию родить…

При этих словах отчим поднялся и, вздохнув, принялся осторожно отклеивать меня от стула.

Глава 30

Петя и наблюдатели

Подробностей ночной поездки от дачи до монастыря Петя не запомнил. Всю дорогу он сидел зажатый между плотным краснолицым дядечкой в костюме и опрятным келейником отца Виталия, по такому случаю облаченном в джинсы и пиджак. Петя смотрел перед собой и молился. Все было как во сне – сумбурно и ужасно. Мелькали огни реклам, тихо и настойчиво звонил чей-то мобильный, из приглушенного радио лилась джазовая музыка.

Едва ли не под руки дьякон Владимир довел Петра до братского корпуса и сдал дежурному монаху под расписку. Прежде чем скрыться в ночи, он велел Петру завтра после Литургии дождаться отца Виталия и все доложить. После чего дверь за ним захлопнулась, и Петю увлекли в свободную келью, где он обнаружил Евангелие, икону и умывальник с кроватью.

Петя прочел положенную главу из Евангелия, плохо понимая, что он читает. Из оконной черноты на него лилась смерть, и холод подступал к его ногам все ближе, заставляя его испуганно переступать ботинками и мечтать о кровати, словно забравшись в нее, он мог спастись от оживших страхов.

Перекрестив подушку и прочтя «Живый в помощи», он разделся, разложил одежду на стуле со сломанной спинкой и выключил свет. Масла в лампадке не оказалось, и келья погрузилась во мрак.

Первой пришла Анна. На лбу у нее была маленькая дырочка – пуля прошла навылет. Она прижимала руки к груди, а вокруг нее черными сполохами клубился серый сумеречный туман.

– Помоги мне, Петя, пожалуйста, – прошептала она, и из черной впадины ее рта выплыло грязноватое облачко. – Здесь очень страшно, – пожаловалась женщина. – Я ничего не умею.

– Господи Иисусе Христе… – произнес Петя и хотел поднять руку для крестного знамения. Рука онемела и не шевелилась. Пете стало страшно, и он позвал Богородицу.

– Матерь Божия, спаси нас! – крикнул он. Серый туман дернулся, и из него выступил берег реки. Пожухлая трава длинными прядями полоскалась в свинцовой воде, бесшумно ударяясь о черные гнилые стропила. Старый скверно сколоченный мост тянулся от самого берега, теряясь в тумане, и вот на этом-то мосту и стояла Анна. На ней было невиданное бархатное платье, все в пятнах грязи, с приставшей листвой, рваные кружева свешивались с рукавов на судорожно сжатые руки.