Читаем без скачивания Метро 2033 - Дмитрий Глуховский

Артем судорожно сглотнул и потянувшись, ухватился за руки с бутылкой. Сначала он надолго прильнул к горлышку, и только после этого приподнялся и осмотрелся по сторонам.

Он с головокружительной скоростью несся по темному туннелю, лежа на довольно длинной — не меньше двух метров — дрезине. В воздух витал легкий приятный аромат гари, и Артем удивленно подумал, уж не на бензиновой ли она тяге. Кроме него, на дрезине было еще четыре человека и большая бурая с черными подпалинами собака. Один из них был тот, что бил Артема по щекам, другой был бородатым мужиком в шапке-ушанке с нашитой красной звездой и в ватнике, за спиной у него болтался длинный автомат, вроде той «мотыги», что была у Артема раньше, только под стволом был еще и привинчен штык-нож. Третий — здоровенный детина, лица которого Артем сначала не разглядел, а потом чуть не выпрыгнул со страху на пути: кожа у того была очень темная, и только приглядевшись, он попробовал успокоиться: это был не черный, оттенок кожи совсем не тот, да и в-общем-то нормальное человеческое лицо, только вывернуты немного губы да сплющен, как у боксера, нос. Последний из них был относительно обычной наружности, но красивым мужественным лицом и волевым подбородком чем-то напомнил Артему рисунок на Пушкинской. Он был одет в шикарную кожанку, перехваченную широким ремнем с двойным рядом дырочек и офицерской портупеей, а с пояса свисала внушительных размеров кобура. На корме весело поблескивал пулемет Дегтярева, и развевался лихо красный флаг. Когда на него случайно упал луч фонаря, стало видно, что это — не совсем знамя, вернее — вовсе никакое не знамя, а оборванный по краям лоскут с изображением чьего-то черно-красного бородатого лица. Все вместе это было намного больше похоже на кошмарный бред, чем привидевшееся ему до этого чудесное спасение и Хантер, который безжалостно вырезал всю Пушкинскую. — Очнулся! — радостно воскликнул узкоглазый. — Ну, висельник, отвечай, за что тебя?

Он говорил совершенно без акцента, его произношение ничем не отличалось от выговора Артема или Сухого. Это было очень странно — слышать чистую русскую речь от такого необычного создания. Артем не мог отделаться от ощущения, что это какой-то фарс, и узкоглазый просто открывает рот, а говорит за него бородатый мужик или мужчина в кожанке. — Офицера их… застрелил, — нехотя признался он. — Вот это ты молодец! Это — по-нашенски! Так их! — восторженно одобрил его тот, и здоровый темнокожий парень, сидевший спереди, обернулся на Артема и уважительно приподнял брови. Артему подумалось, что уж этот-то точно коверкает слова. — Значит, мы не зря такой бардак устроили, — широко улыбнулся он, и тоже безупречно произнес, так что Артем вконец запутался, и не знал уже, что думать. — Как звать-то, герой? — глянул на него и кожаный красавец, и Артем представился. — Я — товарищ Русаков. Это вот — товарищ Банзай, — указал он на узкоглазого. — Это — товарищ Максим, — и темнокожий опять осклабился, — а это — товарищ Федор.

До собаки дело дошло в последнюю очередь. Артем бы ничуть не удивился, если ее тоже представили бы товарищем. Но собака звалась просто — Карацюпа. Он по очереди пожал сильную сухую руку товарища Русакова, узкую крепкую ладонь товарища Банзая, черную лопату товарища Максима и мясистую кисть товарища Федора, честно стараясь запомнить все эти имена, особенно труднопроизносимое «Карацюпа». Впрочем, вскоре выяснилось, что называли они все друг друга не совсем так. К главному обращались «товарищ комиссар», темнокожего называли через раз то Максимкой, то Лумумбой, узкоглазого — просто — Банзай, а бородатого в ушанке — дядя Федор. — Добро пожаловать в Первую Интернациональную Красную Боевую имени товарища Эрнесто Че Гевары Бригаду Московского Метрополитена! — торжественно заключил товарищ Русаков.

Артем поблагодарил его и примолк, озираясь по сторонам. Название было очень длинным, конец его вообще слипся во что-то невнятное, красный цвет на него с некоторых пор действовал, как на быка, а слово «бригада» вызывало неприятные ассоциации с Женькиными рассказами о бандитском беспределе где-то на Шаболовской. Больше всего его интриговала физиономия на трепещущем на ветру полотне, и он стеснительно поинтересовался: — А это кто у вас на флаге? — в самый последний момент чуть не ляпнув «тряпочка» вместо гордого слова «флаг». — А это, брат, и есть Че Гевара, — пояснил ему Банзай. — Какая чегевара? — не понял Артем, но по налившимся кровью глазам товарища Русакова, и издевательской усмешке Максимки сообразил, что сглупил. — Товарищ. Эрнесто. Че. Гевара, — членораздельно объяснил комиссар. — Великий. Кубинский. Революционер.

Сейчас все было намного разборчивей, и хотя понятнее не стало, Артем предпочел восторженно округлить глаза и промолчать. В конце-концов, эти люди спасли ему жизнь, и злить их сейчас своей неграмотностью было бы невежливо.

Ребра туннельных спаек мелькали просто фантастически быстро, и за время разговора они успели уже промчаться мимо одной полупустой станции, и остановились в полутьме туннеля позади нее, где в сторону уходил тупиковый отросток. — Посмотрим, решится ли фашистская гадина нас преследовать, — определил товарищ Русаков.

Теперь надо было перешептываться очень тихо, потому что товарищи Русаков и Карацюпа внимательно прислушивались к звукам, доносящимся из глубины. — Почему вы это сделали?.. Меня… отбили? — пытаясь подобрать правильное слово, спросил Артем. — Плановая вылазка. Поступила информация, — загадочно улыбаясь, объяснил Банзай. — Обо мне? — с надеждой спросил Артем, которому после слов Хана о его особой миссии захотелось верить в собственную исключительность. — Нет, вообще, — Банзай сделал рукой неопределенный жест. — Что планируются зверства. Товарищ комиссар решил: предотвратить. Кроме того, у нас задача такая — трепать этих сволочей постоянно. — У них с этой стороны заграждений нет, даже фонаря сильного — и то, только заставы простые с кострами, — добавил Максимка. Ну, мы прямо по ним и проехали. Жалко, пришлось пулемет пользовать. А потом — шашку дымовую, сами в противогазы, тебя сняли вот, эсэсовца этого доморощенного — революционным трибуналом, и обратно.

Дядя Федор, молчавший и покуривавший из кулака какую-то дрянь, от дыма которой начинали слезиться глаза, веско произнес вдруг: — Да, малой, хорошо они тебя оприходовали. Хошь спиртяшки? — и достав из стоявшего на полу железного ящика полупустую бутыль с мутной жижей, взболтал ее и протянул Артему.

Ему понадобилось немало храбрости, чтобы сделать глоток. Внутри словно прошлись наждаком, но тиски, в которых он был зажат последние сутки, немного ослабли. — Так вы… красные? — осторожно спросил он. — Мы, брат, коммунисты! Революционеры! — сказал гордо Банзай. — С Красной Линии? — гнул свое Артем. — Нет, сами по себе, — как-то неуверенно ответил тот, и поспешил добавить, — это тебе товарищ комиссар объяснит, он у нас по части идеологии.