Читаем без скачивания Бунтари и бродяги - Алан Силлитоу

«Какие деньги?» — переспросил я его, хотя отлично понял, о чем идет речь.

«Ты сам знаешь, какие деньги».

«Но я совсем не понимаю, о каких деньгах идет речь», сказал я, ударяя себя кулаком в грудь.

«Деньги, которые были украдены, и о которых тебе все известно, — сказал он, — ты меня не обманешь, не трать силы понапрасну».

«Вы что, говорите о трех пенсах и восьми полпенсовых монетах?» — спросил я.

«Ты — маленький подлый воришка! Я научу тебя, как брать чужие деньги!»

Я повернул голову и крикнул: «Мама, позвони моему адвокату».

«Умно, не так ли? — сказал он очень недружелюбным голосом, — но мы тут перевернем все вверх днем, пока их не найдем».

«Послушайте, — обратился я к нему театральным голосом, — то, что вы нам говорите, звучит очень забавно, это почти похоже на игру, но ради бога, разъясните все попонятнее. Я только что встал с постели, а тут вы стоите в дверях и сообщаете мне, что я украл большую сумму денег. Денег, о которых я слыхом не слыхивал».

Я разнервничался так, как будто он схватил меня с поличным, хотя только что был уверен, что у него нет никаких оснований меня подозревать.

«Но кто говорит об ограблении и о деньгах? Уж, конечно, не я. Разве не ты почему-то решил упомянуть о них в нашей краткой беседе?»

«Нет, это вы начали первый, — ответил я. Мне показалось, что у него совсем крыша поехала и он окончательно озверел.

— Это вы думаете об украденных деньгах, как всякий полицейский. И о булочной тоже».

Его лицо перекосилось от злости: «Я требую четкого ответа: где те деньги?»

Но я уже был сыт по горло всеми его расспросами. «Ладно, сейчас принесу.»

Судя по его изменившейся физиономии, он посчитал, что дело сдвинулось с мертвой точки. «Что ты хочешь этим сказать?»

Я ему ответил: «Я принесу все деньги, что у меня имеются, то есть один пенс и четыре полпенсовых монеты, только прекратите, пожалуйста, этот бесполезный допрос и дайте мне возможность позавтракать. Честное слово, я умираю от голода. У меня сегодня во рту не было и маковой росинки. Слышите, как у меня урчит в животе?».

У него отвисла челюсть, но он все же еще промучил меня добрых полчаса. Обычная проверка на вшивость, как говорят в детективных фильмах. Но я уже знал, что в этот раз победа осталась за мной.

Затем он ушел, но ненадолго: вернулся во второй половине дня с обыском. И ничего не нашел, ни единого гроша. Он снова стал задавать мне вопросы, а я только и делал, что врал, врал, врал, потому что я могу заниматься этим делом часами, не моргнув глазом. Он все равно бы ничего от меня не добился, и мы оба это знали, ведь иначе я уже сидел бы в Гайдхолле, но он все же продолжал меня допрашивать, потому что я до этого уже побывал в доме предварительного заключения для малолеток за квартирную кражу. Майка также пропустили через эту мясорубку, потому что копы знали, что он — мой лучший друг.

Когда стемнело, мы с Майком уселись в общей комнате, Майк в кресле-качалке, а я — примостившись на диване. Мы зажгли неяркую лампу, выключили телевизор и стали думать о пакете с деньгами. Мы заперли на засов дверь, зашторили окна и шепотом стали обсуждать дальнейшую судьбу свертка, засунутого в водосточную трубу. Майк считал, что мы должны взять деньги и сбежать куда-нибудь в Скегнес или в Клифорпс, походить по магазинам, пожить как белые люди в домике рядом с дамбой, а затем на оставшееся закатить отличную пирушку, перед тем, как нас схватят.

«Слушай, недоумок, — сказал я, — нас вообще никогда не схватят, а повеселимся мы потом, когда все уляжется». Мы были так осторожны, что даже не ходили в кино, хоть нам очень трудно было удержаться.

Утром похожий на Гитлера тип снова пришел меня допрашивать, на этот раз с одним из своих помощников, на следующий день они пришли опять, стараясь всеми силами вытянуть из меня хоть что-нибудь, но не продвинулись ни на дюйм в своем расследовании. Возможно, вам трудно поверить в то, как я лихо выкручивался, — но эта игра меня раззадорила, и я не разу правдиво не ответил ни на один из вопросов.

Они обыскивали дом целых два часа, из чего я понял, что они в самом деле надеются что-то найти, но я знал, что им это не удастся сделать и что все это было пустой затеей. Они перевернули весь дом вверх дном, прошлись сверху вниз и снизу вверх, короче говоря, вывернули его наизнанку как старый носок, но, разумеется, ничего не обнаружили. Один из копов даже засунул свою физиономию в камин (который не топился и не чистился много лет) и вышел из комнаты, похожий на Эла Джонсона, поэтому ему пришлось долго отмываться в мойке для посуды. Они даже стучали по горшку с азиатским ландышем, который достался маме в наследство от бабушки, и вертели его в разные стороны. Они поднимали его со стола, чтобы посмотреть, нет ли чего под скатертью, и двигали сам стол и даже заглядывали под ковер. Но этот тупоголовый ублюдок никогда бы не догадался высыпать из горшка землю: той же ночью, когда мы обчистили булочную, мы зарыли в этом горшке пустую копилку. Скорей всего, она там так и лежит, и я полагаю, мама до сих пор не поняла, почему растение стало чахнуть; но разве может оно быть таким же пышным как прежде, если его корни упираются в толстую жестяную банку?

Последний раз полицейский постучался в нашу дверь дождливым утром в пять минут девятого, когда я еще дрыхнул на своей старой кровати как ни в чем ни бывало. В этот день мама ушла на работу, поэтому я крикнул, чтобы подождали, пока я оденусь, и вышел посмотреть, кто к нам пришел. Там стоял опять этот тип ростом в шесть футов, весь мокрый насквозь. Я тогда впервые в жизни жестоко поступил с человеком, чего не могу себе простить до сих пор: я не пригласил его зайти в дом, потому что от души желал, чтобы он заболел воспалением легких и умер. Я полагаю, если бы он очень хотел войти, то оттолкнул бы меня и вошел без приглашения, но, возможно, он привык вести допрос на пороге дома и не хотел попадать в непривычную обстановку, хоть на улице и шел сильный дождь. Нет, я не люблю вести себя как злодей, но по какой-то непонятной причине иногда делаю мелкие гадости, от которых мне самому не бывает пользы. Возможно, я должен был обойтись с ним как с родным братом, которого не видел двадцать лет, пригласить его на чашку чая и угостить сигаретой, расспросить о фильме, который мне не удалось посмотреть накануне вечером, справиться о здоровье его жены после операции и узнать, сбрили ли ей перед этим усы, и, наконец, вытолкать его, счастливого и довольного, через парадную дверь. Вот хотелось бы мне узнать, что бы он подумал обо мне после такого радушного приема.

На этот раз он стоял прислонившись к дверному косяку, — или потому, что там меньше лило на голову, или потому, что хотел взглянуть на меня под другим углом, ведь ему, возможно, надоело все время смотреть прямо в лицо парню, который все время нагло лжет. «Тебя опознали, — сказал он, стряхивая дождевые капли. — Тебя и твоего дружка вчера видела одна женщина, и она может поклясться, что вы — те же самые парни, которые зашли тем вечером в булочную».

Я принял озадаченный вид, хотя и был на все сто уверен, что он продолжает блефовать, потому что вчера мы даже не виделись с Майком. «В таком случае эта женщина представляет собой угрозу для невинных людей, потому что единственная булочная, в которую я заходил в последние время, находится на нашей улице. Я там брал по маминой просьбе хлеб в кредит.»

Но вешать лапшу на его уши было не так-то легко. «А теперь я хочу знать, где деньги», — сказал он таким тоном, как будто не слышал моих слов.

«Думаю, мама взяла их с собой на работу, чтобы попить чаю в столовой».

Дождь лил так сильно, что мне показалось, его сметет с порога, если он не зайдет в комнату. Но я не слишком беспокоился о том, что с ним может произойти, и продолжал врать дальше: «Я припоминаю, что положил их в вазу над телевизором прошлым вечером. Это были мои единственные шиллинг и три пенса, и я собирался купить на них пачку сигарет этим утром. Но когда я полез в вазу, то обнаружил, что она пуста. А ведь я так рассчитывал на них; вы же понимание, как грустно жить на свете, когда нечего курить?»

Я с воодушевлением принялся трепаться, поскольку догадывался, что, возможно, это будет моя последняя ложь, и если я не использую этот шанс, то попаду за решетку. И тогда не видать нам с Майком этих развеселых деньков на берегу, когда можно только гонять в футбол и есть пирожные. «И вы же понимаете, что по такой погоде нельзя собирать бычки на улице, — продолжил я, — потому что они очень сильно вымокли. Конечно, их можно высушить у огня, но вы же знаете, у них уже не будет того вкуса и аромата. Дождевая вода превращает их в жуткую дрянь: после просушки они снова становятся похожими на листья табака, то уже без запаха…»

Наконец мне стало любопытно, почему он не прерывает меня так долго и не говорит, что у него нет времени слушать всю эту болтовню. И до меня дошло, что теперь он смотрит не на меня, и из-за этого взгляда в моих чокнутых мозгах сразу предстала картина Скегнеса. Я захотел провалиться сквозь землю, когда понял, на что направлен его взгляд.