Читаем без скачивания Восход Эндимиона - Дэн Симмонс

И каждый день по нескольку раз я приходил к ее хижине: она отстояла дальше всех от основного комплекса, почти в четверти мили к северу, если идти в сторону гор. И каждый раз, приходя, я не заставал ее. Дверной полог не был привязан, а на столе лежала записка, в которой она просила меня не беспокоиться, сообщала, что это – просто очередная ее экспедиция и что воды она взяла достаточно. Я все равно беспокоился, но с каждым посещением все больше и больше восхищался ее домом.

Четыре года назад, когда мы с ней прибыли сюда на катере, украденном с боевого корабля Ордена, оба разбитые, обессиленные, обожженные (я уже не говорю об искалеченном андроиде в автохирурге), Старый Архитектор и его ученики приняли нас очень тепло и сердечно. Мистера Райта даже не удивило (а если и удивило – он сумел это скрыть), что двенадцатилетний ребенок переходил через порталы с планеты на планету ради того, чтобы найти его и попроситься к нему в учение. Помню, как в первый же день Старый Архитектор спросил Энею, что она знает об архитектуре. «Ничего, – тихо ответила она, – кроме того, что вы тот, у кого я должна учиться».

Очевидно, ответ оказался правильным. Мистер Райт рассказал ей, что всем своим ученикам, прибывшим на Землю еще до Энеи – как выяснилось, их было двадцать шесть, – он давал задание спроектировать и построить себе в пустыне жилище. Старый Архитектор предложил ей строительные материалы – брезент, камень, цемент, немного драгоценной древесины, – но что из этого сотворить, Энея должна придумать сама.

Прежде чем Энея взялась за работу (мне-то было легче – я просто разбил палатку рядом с лагерем), мы осмотрели постройки других учеников. Выяснилось, что почти все они спроектированы по типу шатров – довольно прочные, иногда с претензией на стиль, – но вряд ли могут служить защитой от песка, дождя и сильного ветра. Мы не увидели ничего запоминающегося.

Одиннадцать дней трудилась Энея над своим жилищем. Я помогал ей – таскал тяжести, копал ямы (А.Беттик в то время лежал в автохирурге), но проект девочка полностью разработала сама, да и большую часть работы проделала тоже самостоятельно. И в результате получился замечательный дом.

Сначала Энея выкопала глубокую яму – она хотела, чтобы большая часть жилища располагалась ниже уровня земли. Затем из гладких каменных плит выложила пол. Тщательно подогнав камни, чтобы не осталось никаких щелей, она застелила пол яркими ковриками и попонами, которые выменяла на индейском рынке в пятнадцати милях от лагеря. Потом Энея возвела каменные стены – на метр в высоту (изнутри казалось, что они выше). Она использовала ту самую технику грубой «пустынной кладки», в которой мистер Райт сложил стены лагеря. Не знаю, как ей это удалось, ведь тогда она еще не слышала уроков Старого Архитектора.

Сначала Энея собирала камни – она находила их в пустыне, в небольших ручейках и сухих руслах неподалеку от лагеря. Камни были всех размеров и цветов – багровые, черные, ржаво-красные и темно-коричневые, а на некоторых были петроглифы или окаменелости. Закончив собирать камни, Энея соорудила деревянную опалубку и уложила самые большие камни гладкой стороной внутрь. Затем она несколько дней под палящим солнцем выгребала из сухого русла песок, возила в тачке к месту строительства, замешивала цементный раствор и заливала им камни.

У нее получилась грубая кладка, камень в бетоне – «пустынная кладка», как называл это мистер Райт, – но выглядело все непривычно, причудливо – и прекрасно: неровные разноцветные камни проступали из бетона, вся поверхность была покрыта живописными изломами… Стены получились достаточно толстыми, чтобы днем не пропускать жар пустыни, а ночью удерживать драгоценное тепло.

Ее жилище было куда более продуманным, чем казалось с первого взгляда, – прошли месяцы, пока я наконец полностью оценил все архитектурные тонкости. Итак, вы откидываете брезентовый полог и, пригнувшись, входите в прихожую, затем спускаетесь по трем широким ступеням винтовой лестницы и оказываетесь у деревянной арки в каменной стене – это вход в комнату. Так вот, наклонный, петляющий коридор – своего рода воздушный шлюз, заслон от песка и зноя пустыни, а полог на входе – брезентовые полотнища внахлест – усиливает эффект. Комната, которую Энея называла «главной», размером была всего три на пять метров, но казалась гораздо больше. У стены – высокий каменный стол, вокруг стола – встроенные скамьи, у северной стены – самый настоящий очаг, рядом, в нишах, еще скамьи. И настоящий, встроенный в стену дымоход, который нигде не соприкасался ни с деревом, ни с брезентом. Там, где кончалась каменная кладка (примерно на уровне глаз, если сидеть на скамье), во всю длину северной и южной стены Энея сделала защищенные экранами окна, при желании их можно было наглухо задраить изнутри брезентом или прикрыть скользящими деревянными ставнями. Из стекловолоконных реек, найденных в груде лагерного хлама, Энея соорудила каркас для брезентового потолка: правильные арки, резкие пики, своды – как в кафедральном соборе, и таинственные глубокие ниши.

Она устроила себе самую настоящую спальню, куда можно было пройти из гостиной, поднявшись на две ступени и повернув при этом на шестьдесят градусов. Напротив входа, у стены, стоял огромный валун – он был здесь еще до постройки дома. Водопровода не было – мы все пользовались общими душевыми и уборными, но Энея сложила из камня очаровательный маленький бассейн – прямо рядом с кроватью (лист фанеры с матрацем и подушками) – и несколько раз в неделю нагревала воду на общей кухне и таскала ее, ведро за ведром, в свое жилище, чтобы принять ванну.

Свет, проникавший сквозь брезентовые стены и потолок, был тепло-розовым на рассвете, масляно-желтым в полдень и оранжевым вечером. Кроме того, Энея специально расположила дом так, чтобы цереусы, кустарники и кактусы в разное время суток отбрасывали на брезентовые стены разные тени. Да, славное это было жилище. И щемяще пустое, когда моя девочка уходила куда-нибудь.

Я уже говорил, что после смерти Старого Архитектора его ученики и обслуга пребывали в смятении. Возможно, точнее было бы сказать – в растерянности. За трое суток, пока Энея отсутствовала, я вдоволь наслушался причитаний – все-таки девяносто человек, вместе они не сходились, даже за едой: мистер Райт не любил больших скоплений народа. Паника нарастала с каждым днем, и не последнюю роль тут играло отсутствие Энеи. Она была самой младшей ученицей в Талиесине – и вообще самой младшей, – но все уже привыкли спрашивать ее совета и прислушиваться к ее словам. За одну неделю они потеряли своего наставника и своего лидера.

На четвертое утро после ее дня рождения кончилась песчаная буря, и Энея вернулась. Я привычно бегал трусцой, как всегда, сразу после рассвета, и заметил ее издалека: она шла по пустыне со стороны гор – темный силуэт в утренних лучах, тоненькая фигурка с короткими волосами, сияющими, как нимб, – и в эту секунду я вспомнил, как впервые увидел ее на Гиперионе, в долине Гробниц Времени.

Заметив меня, она усмехнулась.

– Эй, буль! – крикнула она. (Старая шутка, которую она еще ребенком вычитала в какой-то книге.)

– Эй, скаут! – прокричал я в ответ на том же шутовском жаргоне.

Мы остановились в пяти шагах друг от друга. Мне безумно хотелось броситься к ней, прижать ее к себе и умолять, чтобы она больше не исчезала. Но я сдержался. Кактусы чолья и кусты полыни отбрасывали длинные тени. Щедрые утренние лучи омывали нашу смуглую кожу оранжевым сиянием.

– Как настроение в отряде? – спросила Энея. Судя по виду, она все три дня голодала. Она всегда была худенькая, но сейчас ребра прямо-таки выпирали под тонкой хлопчатобумажной футболкой. Ее губы пересохли и потрескались. – Они взбудоражены?

– Ходят под себя кирпичами. – Все эти годы я избегал солдафонских шуток в разговоре с ребенком, но ей ведь уже шестнадцать. А кроме того, порой она употребляла такие словечки, которых не знал даже я.

Энея усмехнулась. Солнце позолотило светлые пряди в ее коротких волосах.

– Ну, думаю, для архитекторов это не вредно.

Я потер подбородок. Пора бриться, уже отросла щетина.

– Серьезно, детка. Они более чем взбудоражены.

Энея кивнула:

– Ага. Они не знают, что делать и куда податься. – Она прищурилась и посмотрела на лагерь: беспорядочное нагромождение камней среди кактусов. На невидимых окнах играли блики. – Давай соберем всех в музыкальном павильоне и поговорим. – И, не дожидаясь ответа, Энея быстро зашагала к Талиесину.

Так начался наш последний день на Земле.

…Я слышу свой голос в скрайбере и вспоминаю, что как раз на этой фразе надолго замолчал. Я хотел рассказать тогда все об этих четырех годах изгнания на Старой Земле – о каждом ученике, о каждом в Талиесинском братстве, о Старом Архитекторе, о его причудах и мелочных придирках, о его блестящих идеях и детской восторженности. Я хотел записать все наши разговоры с Энеей за эти сорок восемь местных месяцев (которые – чему я не переставал изумляться – в точности соответствовали стандартным месяцам Гегемонии), хотел рассказать, как постепенно приходило ко мне понимание ее невероятных способностей. Наконец, я хотел рассказать обо всех своих вылазках – о кругосветном путешествии на катере, о долгой, полной приключений поездке на автомобиле по Северной Америке, о том, как мне попадались в пути другие группки людей, объединившиеся вокруг кибридов великих личностей прошлого (чего только стоила одна община кибрида Иисуса из Назарета в Новой Палестине). Но, услышав на скрайбере свое молчание, я вспомнил, почему не стал об этом рассказывать.