Читаем без скачивания Это было на самом деле - Мария Шкапская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В огне
— Обложи ее соломой и подожги, — сказали фашисты Марии Мальцевой из села Донец Должанского района, связав ее семнадцатилетнюю дочь.
Мать упала в обморок.
Тогда фашисты сами обложили девушку соломой и подожгли.
Очнувшаяся от обморока мать бросилась в огонь и вынесла из него дочь.
Тогда немцы убили ее ударами прикладов, а девушку пристрелили и бросили опять в огонь.
Трое из восьми
У колхозницы Косыгиной было восемь человек детей.
В нашей стране многодетные матери не только окружены общим уважением, но государство помогает им растить детей, выдает таким семьям большое пособие.
В этот день все дети Косыгиной собрались около нее за столом. Как всегда, было шумно и весело; пока мать разливала щи, дети болтали.
Немецкий ефрейтор проходил мимо и заглянул в окно. Увидев эту мирную картину, он бросил в окно гранату и дал еще потом очередь из автомата.
Трое из восьми — Коля, Катя и Вася — остались на месте.
«Пожалели»
Большая группа фашистов ворвалась в дом Киселевых в деревне Колицыно Лотошинского района Московской области.
Последовал грубый приказ:
— Марш на улицу!
Хозяин дома, Степан Егорович, указывая на маленького сына и жену, сказал:
— Куда же мы пойдем? На дворе мороз.
Немецкий унтер-офицер повторил:
— Я сказал — идите вон.
Тогда вся семья начала умолять фашистов оставить их в доме.
— Дайте хоть переночевать, не гоните из дому ночью, утром мы уйдем, — плача, говорила мать.
Рассерженный офицер отдал одному из солдат какое-то приказание. Тот вышел из избы. Киселевы в волнении ожидали решения своей судьбы. Может быть, их пожалеют?
Солдат вернулся с бидоном бензина.
— Вам холодно? Сейчас погреетесь, — сказал офицер и, плеснув на них бензином, бросил горящую спичку. По избе заметалось три факела.
Вслед за этим немцы выбежали и заперли за собой дверь.
Хата пылала. Соседи увидели огонь и ударили в набат, колхозники бросились тушить пожар. Из избы доносились отчаянные крики заживо горящих людей.
Но немцы стояли вокруг дома с винтовками и никого к нему не подпускали.
Вся семья погибла.
Пуля быстрее
В этой же деревне фашисты обстреляли из автоматов семью других Киселевых.
Старая бабушка хотела укрыть от выстрелов трехлетнего Володю. Держа его на руках и прикрывая своим телом, она долго бежала зигзагами, как бегут в бою, стараясь забежать за постройки.
Но ей было семьдесят восемь лет, старые ноги отказались ей служить. Измученная и обессиленная, она упала и выронила мальчика в сугроб. Фашисты направили на него огонь своих автоматов.
— Бабушка, мне страшно!.. — кричал малютка. — Бабушка, возьми меня на ручки!..
Но бабушка не могла подняться, она только молча протягивала к нему руки.
Тогда мальчик сам с трудом выбрался из сугроба и, спотыкаясь в глубоком снегу, побежал к ней.
Пуля бежала быстрее. Не добежав нескольких шагов до бабушки, ребенок упал мертвым.
Три смерти
Их привели из лесу, в деревне их никто не знал. Только когда уже повели на расстрел, кто-то крикнул:
— Да ведь это Ваня Устинов, сын лесника!
Ваня шел первым. За сыном шел отец, за руку отца цеплялся младший сынишка Витя. Он заливался слезами и кричал:
— Мама! Мама!..
Ваня хмурился и время от времени сердито грозил братишке пальцем.
Расстреливали их из автомата. Витя упал сразу с раздробленным черепом. Отец и брат были еще живы, офицер распорядился их добить.
Шесть дней они лежали на снегу. Около них воткнули в землю доску с надписью:
«Расстреляны как партизаны».
Встревоженная долгим отсутствием мужа и детей, в Головинки пришла мать.
Колхозники сказали ей, что в лесу лежат расстрелянные партизаны.
— Какие же партизаны? Я ищу детей, — ответила Устинова.
Ее все-таки отвели на косогор.
— Это они? — спросили ее.
Она, не отвечая, глядела на трупы и на людей дикими блуждающими глазами. Потом внезапно повернулась и исчезла.
Три смерти сразу! Она этого не вынесла, ее рассудок помутился. Целыми днями ходит она бесцельно из угла в угол по опустевшему дому, выходит в лес — искать.
Она все забыла. Она помнит только, что у нее когда-то были муж и два сына. И она ищет их, ищет днем и ночью, заглядывая за каждый кустик и в каждую ямку. Ей все кажется, что Витя зовет ее: «Мама! Мама!»
Как будто она слышала, как он звал ее там, на косогоре, когда его убивали.
Мама
Одиннадцатилетняя Леночка Пиляева вышла из села Вольчево Должанского района Орловской области. Немцы выгнали их всех из дому, угрожая расстрелом.
Она шла вместе с матерью, сестренками Олей и Марусей и братьями Леней и Сашей.
Дети в дороге изнемогали, обморозили себе руки и ноги. С радостью подходили они к деревне Лапинки — тут тепло, еда, отдых.
Но фашисты не разрешили им зайти и погнали дальше.
Женщины запротестовали.
— Дальше не пойдем, — сказали они, — все равно нам умирать.
И они пошли назад. Конвойные открыли огонь — женщины не остановились.
В Лапинках началась расправа. Мужчин расстреляли, несколько человек повесили на яблонях, женщин и детей заперли в овощехранилище.
— Почему вы вернулись, несмотря на приказ? — допытывался у них офицер, стоя у входа в подвал.
— Ведь дети же замерзали, как мы могли итти,— ответила им Леночкина мама. — Разве вы воюете с детьми?
В ответ на них полетели гранаты. Они действительно воевали с детьми.
Леночку не задело — она забилась в самый дальний угол подвала. Но у ног ее лежала мертвая Маруся, Леня стонал, истекая кровью, мальчика Юру, который всё время шел с ними, разорвало надвое.
Но Леночка ничего этого не видела. Вся дрожа, прижимаясь к стенке, при слабом дневном свете, проникавшем в двери подвала, она глядела на свою мать, которая только что так смело разговаривала с офицером, — от лежала у ее ног с разорванным животом.
Все оставшиеся в овощехранилище умерли или замерзли. Как Леночка выползла оттуда, как она добралась до наших позиций, где ее подобрали и отогрели бойцы, она никак не могла объяснить.
Она была завернута в чью-то теплую шубейку не по росту, на ногах были ботинки, но она не могла вспомнить, кто дал ей все это.
Она вообще ничего не могла сказать. Сгорбленная, с землистым лицом, она дрожала, глядела в одну точку и молчала.
И только когда батальонный комиссар Коротеев ласково взял ее на руки, обнял и спросил: «А где же, девочка, твоя мама?», Леночка вдруг дико закричала: «Мама! Мама!» и забилась в истерике.
Не добежал
Когда немцы заняли город Боровск, они поставили пушки как раз против дома, где жил Вася Ребров.
Красная армия наступала, пушки стреляли. Вася с мамой побежали в убежище.
Увидев бегущих, фашисты открыли стрельбу — они пробовали свое искусство по движущейся цели.
Беглецы пытались укрыться за деревьями. Мать добежала до них первая и спряталась. Вася отстал. Огонь делался все яростнее.
— Ложись в снег! — закричала Васе мать. — Ложись и ползи.
Вася некоторое время полз по снегу. Человека на земле очень трудно ранить, но Вася был маленький, он никогда не был на войне и не знал этого. Ему было слишком страшно медленно ползти, слушая, как над ним свистят пули. Он решил, что бегом он доберется скорее до деревьев и до мамы.
Но фашисты зорко следили за ребенком. Он не успел подняться, как рухнул на землю, сраженный пулей.
Могила
Тоня Мигачова из деревни Холстинково Волоколамского района во время боя спряталась вместе с папой, мамой и сестрой в «могилку», как они называли крытые ямы или окопы, которые на всякий случай роют нынче в каждой прифронтовой деревне.
Когда бой кончился, фашисты подошли к яме и вызвали Тониного отца, чтобы проверить его документы.
Пока офицер смотрел его паспорт, один из солдат заглянул в окоп и, увидев, что там только женщины и ребенок, дал очередь из автомата.
Окоп в самом деле превратился в могилу.
Саша Тышкевич
В одном из колхозов Гомельской области под Жлобином германские офицеры жестоко пытали и потом перебили всю семью счетовода Тышкевича.
Штыками они закололи его самого, его мать, жену, сестру и двух маленьких дочерей.
Из всей семьи уцелел только старший четырнадцатилетний сын Саша, которого не было дома.
Когда Саша вернулся, изуродованные трупы еще лежали на полу.
Саша не плакал. Саша никому ничего не сказал. Оп постоял около трупов и вышел.
Через несколько дней германские войска заняли Жлобин. Длинной вереницей шли по улице танки, бронемашины, артиллерия и за ними пехота.