Читаем без скачивания История Венецианской республики - Джон Норвич

Войско Пипина продолжало наступление на других направлениях. Пал Градо, пал Езоло, но жители острова Маламокко, переправив женщин и детей на Риальто, слабости не проявили. Как гласит легенда, однажды, прослышав о том, что Пипин намерен заморить их голодом, продемонстрировали ему тщетность его надежд — стреляли по его армии хлебом. Весна тем временем сменилась летом, и эпидемия, охватившая лидийские берега, начала косить захватчиков. Распространился слух, что на помощь Венеции движется огромный византийский флот. Пипин понял, что проиграл, и отдал приказ к отступлению. На его решение, должно быть, подействовало состояние собственного здоровья, ибо через несколько недель он скончался.

В последние годы модно было обвинять венецианцев в преувеличении значения своей победы, и в самом деле, глядя на два огромных полотна художника Вичентино, прославляющих это событие в зале голосования (Sala dello Scrutinio) во Дворце дожей, вряд ли кто станет спорить, что значение этого события недооценено. По правде говоря. Пипин не оставил Венецию, пока жители, желая избавиться от него, не согласились платить ему ежегодную дань, и эта дань исправно выплачивалась более ста лет. Верно также и то, что, хотя он и потерпел неудачу в самом важном, власть его над лагуной сохранялась на остальных островах. Но покоренные города не долго оставались в руках франков. Во всяком случае, значение противостояния 810 года далеко превосходит любое другое политическое или военное событие. Жители лагуны и в прошлом заявляли свое право на независимость, но в том году они его впервые отвоевали. Сделав это, доказали и кое-что еще — какие бы ни случались у них противоречия и ссоры, в момент настоящего кризиса они способны были посмотреть на себя не как на жителей Маламокко или Кьоджи, Езоло или Пеллестрины, а как на венецианцев. Пипин выступил против группы переругавшихся общин, а победил его объединившийся народ.

Словно в поиске арбитра, народ обратился в сторону Риальто и маленькой цепи островов, никогда не вмешивавшихся в свары соседей. Напротив, острова эти служили убежищем для людей, спасавшихся от наступавшего врага, так же как и для их предков 300 и 400 лет назад. Маламокко мужественно защитил себя как общину, но столицей стать не сумел. Последние три дожа Антенорио показали себя во всей красе. Маламокко не сумел проявить политический нейтралитет, которым обязана обладать любая федеральная столица. К тому же, как показал Пипин, Маламокко был уязвим для нападения. Единожды удалось отразить врага, но лишь после ожесточенной борьбы. В следующий раз могло и не повезти. Морской берег лагуны, вместе с лиди — длинными узкими песчаными отмелями, защищающими его от Адриатики, — был не безопаснее континента.

Острова архипелага Риальто — сам Риальто, вместе с Дорсодуро, Спиналонга (нынешний Джудекка), Луприо (пространство вокруг Сан-Джакомо дель Орио) и Оливоло (ныне Кастелло), — этих недостатков были лишены. Посреди хаоса озлобления и ненависти они все больше казались гаванью спокойствия, терпения и здравого смысла. Находились они в центре лагуны и были недоступны для непрошеных гостей, не знавших фарватера. После падения Градо единственным национальным духовным центром республики оставался Сан-Пьетро ди Кастелло. Население его представляло собой группу беженцев, придерживавшихся различных политических взглядов, а потому в общей своей массе отличалось беспристрастностью. Героем на тот момент стал для них Аньелло Партечипацио: он освободил их от франков, к тому же родом был с Риальто. Риальто и сделался столицей. Трех дожей отправили в ссылку. В последней попытке удержать трон и сохранить репутацию они взялись за оружие, и пошли воевать с захватчиками, которых сами же и пригласили, но этот маневр никого не обманул. На их место венецианцы избрали единственно возможного кандидата — самого Аньелло, чей скромный дом на небольшой площади Делла Казон возле Сан-Канчано стал первым Дворцом дожей.

Формально провинция Венеция все еще являлась частью Византийской империи, но на деле обрела полную независимость. Имперское правительство в Константинополе ничего с этим поделать не могло, а потому вынужденно согласилось с таким положением вещей. Теперь венецианцам важно было добиться признания независимости на Западе. Спустя один или два месяца после поражения Пипина в Венецию, по пути в Ахен, прибыл византийский легат.

Как только византийцы привыкли к идее независимости, к Карлу Великому они стали относиться без прежней непримиримости, интуитивно поняв, что для новой Европы одного императора недостаточно. Теоретически Константинополь мог быть оплотом римского права, цивилизации и имперских традиций, но по духу он стал исключительно греческим городом. Хотя Рим был исковеркан варварскими нашествиями и деморализован столетиями анархии, тем не менее, по-прежнему оставался средоточием латинской культуры, и Pax Romana восстановил именно Ахен, а не Византия.

Если бы Карл Великий был лет на тридцать моложе, то, возможно, не согласился бы принять предложения Византии, но он был стар и утомлен. Сейчас его больше занимал раздел империи между наследниками, а не дальнейшее расширение территорий. Он утверждал, что императорская коронация оказалась для него полной неожиданностью. Она и в самом деле его смутила, потому он удержался от агрессивных планов в отношении Восточной империи. Он искал лишь признания Византией его императорского титула и хотел дружеских отношений со своим «коллегой», императором Никифором, а за это не жаль было отказаться от притязаний на Венецию.

Союз между двумя империями заключили весной 811 года (к тому времени умерли и Карл Великий, и Никифор, а ратификация произошла три года спустя). Договор дал и той и другой стороне то, чего они добивались, но за определенную цену. Франки получили признание своего имперского статуса. Для Византии отказ Карла Великого от притязаний на Венецию означал не только сохранение их сюзеренитета, но и уверенность в том, что ведущая морская сила на Адриатике не будет обращена против них. Выигрыш с обеих сторон не исключал и взаимных уступок. Привилегии Венеции трудно было переоценить. С тех пор она пользовалась ими в полной мере — и политическими, и, в большей степени, культурными и торговыми. Будучи византийской провинцией, она, тем не менее, ни на йоту не уступила своей независимости. Прошло много лет, сменялись дожи. Формально они были чиновниками Византии, обладали византийскими привилегиями, а при случае и византийским золотом. Но при этом они были венецианцами, избранными венецианцами. Восточная империя серьезно в их дела никогда не вмешивалась. Опасно приводить исторические сравнения, особенно когда имеешь дело с обществом тех далеких времен, но, если мы задумаемся о том, как развивались отношения Венеции с Константинополем в следующих двух столетиях, то невольно заметим аналогию с сегодняшними странами Британского Содружества. В этом случае мы, возможно, не слишком ошибемся.

Были и другие преимущества. Нисефорский мир (Pax Nicephori), как его впоследствии назвали, отделил Венецию от остальной Италии и позволил ей вовремя избежать политических потрясений, которые вскоре изменили лицо полуострова и большей части Западной Европы. Благодаря своим связям с Византией она осталась практически незатронутой феодальными отношениями, управлением коммунами, позднее принятым в Ломбардии и Тоскане, и бесконечными войнами гвельфов и гибеллинов, вспыхивавшими то в одной, то в другой форме вплоть до конца республики. Парадоксально, что благодаря подчинению Восточной империи Венеция обрела независимость и будущее величие.

Глава 3

РОСТ ГОРОДА

(811–900)

«И Варнава, взяв Марка, отплыл в Кипр».

Апостол осудил слабого ученика, и Марк вернулся.[15] Если бы душа его была открыта пророчеству, когда берега Азии скрылись из вида, как бы возрадовался он, узнав, что пройдет время и люди будут почитать крылатого льва, ставшего его символом.

В лагуну вернулся мир, и дож Аньелло мог теперь обратиться к новой проблеме, не менее трудной, чем та, которую он только что разрешил. Острова Риальто, плоские, грязные и часто затапливаемые, не были ни достаточно большими, ни твердыми для нового потока поселенцев. Если уж размещать здесь столицу растущей республики, то землю необходимо укрепить, осушить и расширить. Необходима была также защита от моря, а песчаные отмели — не такой уж надежный барьер. Для выполнения этой задачи дож создал комиссию из трех человек. Николо Ардисонио должен был укреплять отмели, поддерживая их при необходимости опорами. Лоренцо Алимпато поручили копать каналы, укреплять берега и готовить строительные площадки, а за само строительство отныне отвечал близкий друг Аньелло, Пьетро Традонико.