Читаем без скачивания Элмер Гентри - Льюис Синклер

В пансионе мамаши Метцгер на Бич-стрит, где он столовался, какой-нибудь дервиш из ХАМЛ, передавая ему за обедом хлеб, непременно каркал:

- А ты задумывался когда-нибудь над пшеничным зерном? Ведь это же чудо из чудес! Неужели такая сложная и удивительная штука могла возникнуть сама собой? Нет, кто-то должен был создать ее. Кто? Бог! Всякий, кто отрицает существование бога в природе, кто не припадает к нему в раскаянии, - тупица, и больше ничего.

Преподаватели, которые прежде встречали появление Элмера в аудитории со злобной и нервной дрожью, теперь сладко улыбались ему и кротко выслушивали его признание, что он сегодня не совсем готов отвечать. Сам ректор, остановив Элмера на улице, назвал его "мой милый" и пожал ему руку с чувством, которого Элмер (как он робко оправдывался перед самим собою), безусловно, ничем не заслужил.

Он упорно уверял Джима, что ему ничто не грозит, но Джим был все-таки встревожен, да и сам Элмер тревожился все сильнее с каждым часом, с каждым новым обращенным к нему приветствием: "Ты нам нужен, старина, ты нужен миру!"

У Джима были все основания для тревоги: Элмер всегда был на грани того, чтобы отказаться от своих любимых развлечений - ну, может быть, не то чтоб отказаться, но, во всяком случае, изнывать в тоске и раскаянии, вкусив их сполна. Не будь рядом Джима с его язвительными замечаниями по адресу студенток, которые с удовольствием молились у всех на глазах и с остервенением убирали каждый волосок с яйцевидного лба, какая-нибудь из этих высоконравственных сирен уже неминуемо заманила бы легкомысленного женолюба Элмера в свои сети, хотя бы тем, что она здесь, под боком. Взять хотя бы эту кошмарную девицу из Мехико (штат Миссури), которая, постоянно надоедая Джиму просьбой рассказать ей "все эти смешные штуки, которые ты выдумал о религии", заливисто и манерно хохотала, задыхаясь и повизгивая: "До чего ж ты забавник! И главное, все нарочно! Рисуешься просто, и все!" Она умела строить глазки исподтишка, но все это был один сплошной обман - все равно до венца от такой ровным счетом ничего не добьешься. Если б не бдительность Джима, эта дева могла бы в два счета окрутить Элмера.

Церковь и воскресная школа родного Парижа (штат Канзас), местечка с населением в девятьсот человек - все протестанты, выходцы из Германии и Вермонта - внушили Элмеру страх перед религией, ее служителями и обрядами, страх, от которого он никак не мог избавиться и который удерживал его от таких разумных поступков, как, например, расправа с Эдди Фислингером. Крохотная беленая баптистская церковка была средоточием всех его переживаний, не считая тех, что были вызваны склонностью погулять, поесть, поспать и поухаживать за девушками. Впрочем, даже и эти радости он мог в известной степени испытывать во храме господнем: втыкать булавки в подушечки для коленопреклонения, лакомиться пирогами с курятиной и кексами на "миссионерских ужинах", слушать усыпляющие проповеди, сидя бок о бок с гибкими девочками в тонких муслиновых платьицах. Все же, что касалось искусства высоких чувств, было в представлении Элмера неразрывно связано с церковью.

Так, кроме циркового оркестра военных маршей на июльском параде и песен, что разучивались в школе ("Колумбия, жемчужина океана" и "Колокольчики"), Элмер не слышал в детстве никакой музыки, за исключением церковной. Церковь же познакомила его с образцами ораторского искусства, ибо вне ее стен ему приходилось слышать лишь речи заезжих политиков, превозносящих во время предвыборной кампании достоинства Джефферсона [14], да диспуты о ценах на шпагат. Только в церкви видел он произведения живописи и ваяния, если не считать портретов Линкольна, Лонгфелло и Эмерсона [15] в школе, да двух розовых фарфоровых дамочек с позолоченными цветочными корзинками в руках, стоявших на комоде у матери. В церкви преподавались ему все философские истины, не считая изречений школьного учителя о том, что мальчиков, которые приносят в класс ужей, ждут розги в настоящем и виселица в будущем, и кроме бесконечных замечаний матери о том, что надо вешать пальто на место, вытирать ноги, есть жареную картошку вилкой, а не руками и не упоминать имя господне всуе.

Образчики литературного творчества он черпал не только из духовных источников (так, в хрестоматии Мак-Гаффи [16] он свел знакомство с мальчиком, стоявшим на палубе горящего корабля, и знал назубок все похождения Ника Картера [17], а также подвиги Кола Янгера и ребят из банды Джесси Джеймса [18]), но и в этой области направляла его главным образом церковь. Представление о литературе складывалось у него под влиянием библейских легенд, религиозных гимнов и притчей, рассказываемых разными проповедниками.

Рассказ о Хромоножке-Томе, мальчугане, пристыдившем злого богача (обладателя шикарной упряжки серых лошадей и шляпы-котелка) и обратившем его на путь благочестия… Морской капитан, который во время шторма обратился за советом к благочестивому сиротке, воспитаннику миссионеров из Зомбаллы… Верный пес, спасший жизнь своего хозяина во время страшного пожара (иногда это был не пожар, а снежная буря или нападение индейцев) и тем самым побудивший его бросить скачки, ром и игру на губной гармонике…

Как близки все они были душе Элмера, как волновали его! Это они открывали ему смысл и цель жизни, это им он был обязан в будущем своим обаянием и своим успехом.

Церковь, воскресная школа, молитвенные бдения, спевки церковного хора, сборы пожертвований, похороны, хихиканье и шушуканье в задних рядах или в соседнем помещении на свадьбах - все это входило в жизнь Элмера так же естественно и прочно, как католическая обрядовая церковная книга в жизнь неаполитанского уличного мальчишки.

Баптистская церковь канзасского Парижа… Тысячи смутных, но неизгладимых картин!

Церковные гимны! Голос Элмера был будто создан для этих гимнов. Он пел их раскатисто, как поют негры. Органная мощь "Никеи"!

Свят, свят, свят! Все святые тебя восхваляют

И свои золотые венцы в безмятежное море бросают!

А громоподобный гул славословий! А "Подай спасения руку". Мрак, разбитый корабль ни гребне волны - в глазах мальчишки из прерий морские валы вздымались ввысь футов на сто!… А "Вперед, воинство христово", при звуках которого разрешалось отбивать такт ногою!

Воскресная школа! Пикники, лимонад, состязание в беге на четвереньках, катанье на возах с сеном под звуки песенки "Как я Нелли домой провожал"…

Воскресная школа! Карты с иллюстрациями к библии… Правда, ими по большей части пользовались как игральными картами, но Элмер обыкновенно выигрывал (он же первым из парижских мальчишек обзавелся парой настоящих свинчаток для игры в кости), так что у него набралась целая картинная галерея; это они, эти карточки, привили ему вкус к пышным одеяниям, мраморным колоннам, раззолоченным царским дворцам - потому-то впоследствии он так легко освоился с обстановкой наиболее дорогих и нарядных храмов порока. Три волхва с ларцами, усыпанными рубинами и сардониксами… Царь Зедекия [19] в золоте и пурпуре, преклонивший колена на сапфирово-голубом ковре, и его обагренные кровью воины со сверкающими окровавленными мечами в руках, принесшие весть о нашествии несметного войска под знаменами вавилонского властителя Навуходоносора.,. И всю свою жизнь, в минуты душевного подъема, во время исполнения ораторий в огромных храмах, при виде заката на море Элмер вспоминал фигуру чернобородого Давида на фоне дикой красной скалы - фигуру героическую, призывающую к славе, власти, могуществу.

Сочельник в воскресной школе! Какое счастье не ложиться спать до половины десятого - и никто тебя не бранит за это! Елка высотою до самого неба, воспламеняющаяся от каждой случайной искры, вспыхивающая серебряной канителью и серебряными звездами, осыпанная хлопьями ватного снега. Обе круглые печки раскалены докрасна. Огни, огни… Горы леденцов, и каждому школьнику - по подарку, чаще всего по книжке, очень нарядной, с цветными картинками: овечки, вулканы… И Санта-Клаус… Да неужели это маляр Лоренцо Никерсон? Откуда же у него взялась такая длинная борода, такие красные щеки? И как он остроумно шутит с детьми, гуськом подходящими к нему за подарком! Волшебные, чарующие звуки женского квартета, который поет о пастушках, что ночью стерегут свои стада, о темных и таинственных холмах под одинокой звездою…

И страшное утро, когда сам пастор, преподобный Вильсон Хинкли Скегс застал Элмера на церковном крыльце за игрой в орла и решку с ребятами из воскресной школы на мелочь, предназначенную для пожертвований, и, больно ухватив его за ухо двумя пальцами с очень острыми и не слишком чистыми ногтями, с позором провел через всю церковь и выставил на всеобщее осмеяние.