Читаем без скачивания Кровь и железо - Джо Аберкромби

«Выглядит так, словно никогда ничему не удивляется».

Они уже встречались однажды, шесть лет назад, когда Глокта вступал в ряды инквизиции. С тех пор архилектор Сульт, один из самых могущественных людей Союза, ничуть не изменился.

«Один из самых могущественных людей мира, если уж на то пошло».

За спиной Сульта, как гигантские тени, маячили два огромных молчаливых практика в черных масках.

Когда Глокта вышел из комнаты, на лице архилектора появилась сухая улыбка. Она означала многое, эта улыбка: немного презрения и немного жалости, тончайший намек на угрозу. Все, что угодно, кроме веселья.

— Инквизитор Глокта, — проговорил Сульт, протягивая руку в белой перчатке ладонью вниз. На пальце сверкало кольцо с крупным багровым камнем.

— Служу и повинуюсь, ваше преосвященство.

Глокта не сумел сдержать гримасу, когда медленно нагибался, чтобы прикоснуться губами к кольцу. Этот сложный и болезненный маневр, казалось, занял целую вечность. Когда Глокта наконец выпрямился, Сульт спокойно взирал на него своими холодными голубыми глазами. Взгляд архилектора означал, что он успел разложить Глокту по косточкам и тот не произвел на него особого впечатления.

— Идемте со мной.

Архилектор развернулся и заскользил прочь по коридору. Глокта хромал следом, молчаливые практики шли сзади, практически вплотную. Сульт двигался с непринужденной, безразличной уверенностью, полы камзола изящно развевались за его спиной.

«Сволочь».

Вскоре они добрались до двери, сильно напоминавшей дверь кабинета самого Глокты. Архилектор отпер замок и вошел внутрь, практики заняли места по обе стороны двери, скрестив руки на груди.

«Значит, частная беседа. Возможно, она станет для меня последней».

И Глокта шагнул через порог.

Комната напоминала коробку, покрашенную изнутри белой штукатуркой, неуютную, со слишком ярким освещением и слишком низким потолком. Вместо пятна сырости по стене проходила большая трещина, но в остальном кабинет архилектора ничем не отличался от кабинета Глокты. Здесь стоял такой же стол, покрытый зарубками, и те же дешевые стулья; на полу виднелось не до конца отчищенное пятно крови.

«Может быть, пятно просто нарисовали? Для усиления впечатления, так сказать?»

Внезапно один из практиков резко захлопнул дверь. Предполагалось, что Глокта должен был вздрогнуть, но он даже глазом не повел.

Архилектор Сульт грациозно опустился на одно из сидений и подвинул к себе через стол толстую папку, набитую пожелтевшими бумагами. Он махнул рукой в направлении второго стула — того, где обычно сидели заключенные; Глокта не пропустил аналогию.

— Я предпочитаю стоять, ваше преосвященство.

Сульт улыбнулся. У него были прекрасные, острые, ослепительно белые зубы.

— Неправда.

«Здесь он меня поддел».

Глокта отнюдь не грациозно опустился на стул для заключенных. Архилектор тем временем перевернул первую страницу из своей стопки документов, нахмурился и слегка покачал головой, словно был ужасно разочарован тем, что там увидел.

«Возможно, детали моей прославленной карьеры?»

— Меня не так давно посетил наставник Калин. Он более чем огорчен. — Жесткие голубые глаза Сульта поднялись от бумаг. — Его огорчили вы, Глокта. Он весьма красноречиво поведал мне о причине своего недовольства. Сказал, что вы являете собой неконтролируемую угрозу, что вы действуете без единой мысли о последствиях, что вы безумный калека. И требовал от меня удалить вас из его отделения. — Архилектор улыбнулся холодной зловещей улыбкой, в точности такой, какую сам Глокта практиковал на своих пленниках. «Правда, у него больше зубов». — Полагаю, он имел в виду, что вас следует удалить… совсем.

Они уставились друг на друга через стол.

«Видимо, здесь мне следует начать молить о пощаде? Припасть к земле и целовать тебе ноги? Однако все это слишком мало меня беспокоит, и я недостаточно гибок для коленопреклонения. Я встречу смерть сидя. Пусть твои практики перережут мне глотку, вобьют голову в плечи — все, что угодно. Просто не тяните».

Но Сульт не торопился. Облаченные в белые перчатки руки двигались аккуратно, размеренно; страницы шуршали и похрустывали.

— У нас в инквизиции очень немного людей, подобных вам, Глокта. Вы благородного происхождения, из прекрасной семьи. Великолепный фехтовальщик, лихой кавалерийский офицер. Человек, которого готовили для самых высоких назначений. — Сульт осмотрел его сверху донизу, словно с трудом мог поверить в это.

— Все это было до войны, архилектор.

— Разумеется. Когда вы попали в плен, скорбь была весьма велика, ведь надежды на то, что вас вернут обратно живым, практически не было. Война продолжалась, проходил месяц за месяцем, а надежда все таяла и в конце концов свелась почти к нулю. Однако после подписания мирного договора вы оказались в числе пленников, переданных Союзу. — Сульт воззрился на Глокту, сузив глаза. — Вы им что-нибудь рассказали?

Глокта не смог удержаться и разразился булькающим, пронзительным смехом, раскатившимся по гулкой холодной комнате. Странный звук. Не часто такое услышишь здесь, внизу.

— Рассказал ли я им что-нибудь? Да я говорил, пока не сорвал глотку! Я открыл им все, что только мог вспомнить. Я вопил, пока не выдал все тайны, какие когда-либо слышал! Я болтал, как деревенский дурачок. А когда у меня кончилось все, о чем я мог рассказать, я начал выдумывать. Я ссал под себя и плакал как девчонка! Все так делают.

— Но не все выживают. Два года в императорских тюрьмах… Все остальные не продержались и половины этого срока. Врачи были уверены, что вы больше никогда не встанете с постели, однако уже через год вы подали прошение о вступлении в инквизицию.

«Мы оба знаем это. Мы оба при этом присутствовали. Так чего же ты хочешь от меня, почему не приступаешь прямо к делу? Похоже, тебе очень нравится звук собственного голоса».

— Мне говорили, что вы калека, что вас сломали, что вы никогда не вылечитесь, что отныне вам нельзя доверять. Однако я хотел дать вам шанс. Турнир может выиграть любой дурак, но настоящие солдаты рождаются именно на войне. Однако ваше достижение — то, что вы сумели выжить и продержаться два года, — уникально. Поэтому вас послали на Север, чтобы присматривать там за одним из наших рудников. Что вы можете сказать об Инглии?

«Грязная яма, до краев наполненная жестокостью и разложением. Тюрьма, где во имя свободы мы делаем рабами виновных и невинных. Вонючая дыра, куда мы посылаем тех, кого ненавидим и стыдимся, чтобы они умерли там от голода, болезней и тяжелого труда».