Читаем без скачивания Засада. Двойное дно - Марк Гроссман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре он тихо засмеялся: увидел рядом Шведа. Арон курил цигарку и рассказывал что-то смешное.
Старшина хотел попросить сержанта, чтоб не курил, трудно дышать, но Арон вдруг исчез и на его месте появился толстый пьяный офицер. «Ха, ты партизан! — закричал шепотом немец и нагло подмигнул. — Поезжай с господом богом, Семенов!»
Смолин заставил себя поднять голову и открыть глаза. Мокрые тряпки на лице и теле высохли, почернели, обуглились, и все тело нестерпимо ныло от ожогов.
Сжав зубы и давя стон, готовый сорваться с губ, он еще несколько минут провел в печи неподвижно. Наконец протиснулся к зольнику и выглянул наружу. Убедившись, что вокруг тихо и немцев нет, разведчик, скрипя зубами, вывалился из очага на пол и вскочил на ноги.
В зияющие окна мягко проникал свет луны, спокойный и мирный свет тихой августовской ночи. И тогда Смолин понял, что судьба подарила ему жизнь: изба почти уцелела от огня, частично разрушились лишь потолок и парадная стена.
Старшина подполз к окну, приподнял голову — никого! — и резко выпрыгнул наружу.
Утренняя заря застала разведчика в лесу, в пяти-шести километрах от Ловати. Он должен во что бы то ни стало пробиться к фронтовой реке, на восточном берегу которой — свои войска, свои люди, свой народ. Но днем, конечно, идти было нельзя. Любой встречный немец немедленно схватил бы обгоревшего человека, заподозрив в нем врага. Надо было постараться найти какое-нибудь сносное укрытие.
Он уже собирался устроиться в густых захламленных кустах, когда внезапно наткнулся на крошечный домишко, видимо, сторожку егеря или охотничье становье. Чувствуя, что вот-вот свалится под окнами неведомой избушки, старшина нашел в себе все-таки силы заглянуть сквозь стекла и постучаться.
На крыльцо почти тотчас вышла девушка. Смолин, покачиваясь, пошел к ней, но силы отказали ему, и он кулем повалился на землю.
Незнакомка подхватила его, почти волоком потащила в избу.
Уже засыпая, Смолин беззлобно подумал, что у хозяйки грубые, жесткие руки. Потом усмехнулся: «Да нет же! Я просто обожжен!»
Разведчик тихо застонал. Девушка положила ему под голову засаленный ватник и молча уселась на лавку.
Проснувшись, Смолин попытался разглядеть обитательницу избы. В лучах вечернего солнца, проникавших через крошечные, давно не мытые стекла, кожа на лице хозяйки казалась матово-бледной, излучавшей ровную и слабую прохладу. Длинные ресницы и большие темные глаза делали ее похожей на портреты женщин из любого журнала мод.
«Красива», — подумал старшина и опять заснул.
Открыв глаза, взглянул на девушку и с трудом улыбнулся. Она по-прежнему сидела рядом, положив руки на колени.
Побагровев от напряжения и боли, разведчик попросил пить.
Она ушла куда-то и вернулась с ковшом воды. Сделала все молча, даже не пытаясь что-нибудь выяснить у него.
Смолин напился, стуча зубами о металл ковша, поблагодарил.
Поколебавшись мгновение, спросил негромко:
— Одна? Больше никого?
Девушка не ответила,
— Моя фамилия Семенов, — трудно пошевелил он губами. — Немцы сильно потрепали полк, и я угодил в плен... Удалось бежать... Мне надо туда, на ту сторону...
Речь утомила старшину, и он замолк, шершавым языком облизывая потрескавшиеся губы. Но тут же вспомнил, что его лицо, должно быть, смахивает цветом на свеклу, и проворчал, скручивая папиросу негнущимися пальцами:
— Снаряд угодил рядом, и меня обожгло.
Помедлил немного, осведомился:
— Как вас зовут?
— Вы можете звать меня Вера. Крылова.
Смолин усмехнулся про себя — «можете звать»! Девчонка тоже что-то скрывает!
Взглянув в холодные глаза хозяйки, сморщился: «Ну да, конечно, она мне не верит!» Но ничего не сказал и задымил самокруткой.
Загасив папиросу, поинтересовался:
— Чердак есть?
— Не знаю. Я тоже искала прибежище.
— Не говорите никому обо мне, — попросил старшина и заковылял из дома.
Забравшись на чердак, почти такой же маленький, как и по́д русской печи, спасший ему жизнь, Смолин прилег на охапке сена и закрыл глаза.
«Кто эта девчонка? Как попала сюда? Партизанка? А может, напротив, работает на немцев? На войне всякое бывает... Одному не переплыть Ловать... Хорошо, если пособит...»
Он стал припоминать тот кусок реки, к которому надо выйти, постарался восстановить в памяти растительность у воды, ширину и глубину потока. Однажды, в поиске, ему попалась на немецком берегу совсем хорошая лодка, и разведчик затопил ее в речном рукаве, полагая, что когда-нибудь в будущем она сможет ему пригодиться. Если челнок уцелел — все будет хорошо. Он и девчонка выждут, когда в ночном небе исчезнет луна, и переплывут Ловать.
Смолин внезапно вздрогнул и открыл глаза. Перед ним, согнувшись, стояла Крылова.
— Садитесь, — пригласил он ее. — Вместе веселее.
Крылова опустилась на сено, чему-то усмехнулась про себя.
— Что ж вы все время молчите? — спросил он, — Боитесь меня?
— Нет. Я не боюсь трусов.
Смолин сдвинул опаленные брови.
— Почему — трус?
— В лесах немало партизан. Вы могли найти их, если бы захотели.
Старшина молчал, не глядя на девушку. Осторожность разведчика боролась в нем с молодостью и гордостью, и это был нелегкий поединок.
— Вот что, — вымолвил он наконец. — Мне надо добраться к своим. Помогите. Вы же видите...
И разжал пальцы, показывая обгорелые ладони. Крылова не ответила, она явно не верила Смолину. Спросила, не глядя ему в лицо:
— Из какой части?
— 180-я дивизия.
Он сказал правду, скрывать ее не имело никакого смысла: даже немцы знали, кто стоит на передовой.
Девушка раздумывала, покусывая губы. Ее умные карие глаза скользили по физиономии Смолина, и этот взгляд жег старшину.
— Нет, — сказала она после колебаний. — Не пойду. Не верю вам.
— Как знаете...
Девушка вздохнула и спустилась по лесенке на землю. Но вскоре вернулась и сказала с веселыми нотками в голосе:
— Пойдем. Я согласна.
Смолин пожал плечами.
— Вы же...
— Ничего. Там проверят.
Она выглянула в слуховое окошко чердака и еще раз вздохнула.
— Придется ждать. Сейчас вы не можете идти, как надо.
— Подождем.
Она несколько минут молчала, потирая лоб, и Смолину казалось: спорит с собой. Но вот решительно тряхнула головой.
— Я тоже побуду здесь. Внизу могут обнаружить немцы. Да и помогу вам, если...
— Спасибо.
Она исчезла ненадолго, принесла узелок с едой: полдесятка вареных картошек, кусок ржаного хлеба, несколько луковиц.
— Мы устроим царский ужин, товарищ.
Ночью Смолин спал тревожно: беспокоила боль и смутные рваные сны. Несколько раз просыпался, слушал дыхание соседки, обрывки слов, которыми она бредила.
Следующий день провели в напряжении, а перед самой темнотой покинули чердак и направились к Ловати. Смолин тяжело опирался на плечо девушки, уныло усмехаясь про себя: если бы его сейчас видели разведчики!
Спутница шла уверенно, и даже тени страха не было в темных глазах. Старшина с удовольствием отмечал ее немногословие. Разведчик, он понимал и ценил сдержанность.
На берег Ловати вышли уже в темноте. Стык между двумя немецкими полками был вблизи, и именно там предстояло попытать удачи.
Они долго лежали между кочками болота, всматриваясь и вслушиваясь в ночь над линией фронта. Окопы на обоих берегах молчали; изредка взлетали ракеты, освещая землю и бегущие по небу низкие облака.
Смолин не смыкал глаз. Казалось, переутомление, ожоги, события последних дней настолько взвинтили его, что он даже не чувствовал усталости.
Но вот тучи или густые облака закрыли луну, стало совсем темно, и девушка тронула Смолина за плечо.
— Пора.
— Повременим. Скоро польет.
— Хорошо.
Вскоре, действительно, стал накрапывать дождь, потом он разошелся вовсю.
Старшина быстро выбрался из болота и направился к рукаву, где когда-то затопил лодку. Плоскодонка оказалась на месте, и Смолин вернулся в топь за спутницей.
— Вот, возьмите, — сказал он, подавая весла. — Концы обмотаны тряпками. Трудно грести, зато тихо.
— Понимаю, — отозвалась она. — Не подведу.
Еще раз взглянув на небо и решив, что дождь угомонится не скоро, они беззвучно отчалили от берега.
Все шло хорошо, ракетницы немцев молчали, и лодка скоро достигла стрежня, но тут ее стало заносить, и Смолин не выдержал. Он сел на весла и, побагровев от боли в обожженных руках, сильными ударами погнал суденышко к своему берегу.
Они выскочили на землю, вытащили туда же челнок и поспешили удалиться от Ловати. Потом вошли в болото, и Смолин сказал, уныло усмехаясь:
— Придется помокнуть в трясине до утра. Теперь все равно: ни одной сухой нитки.