Читаем без скачивания Семнадцатилетние - Герман Матвеев

— Господи! Какие вы еще девчонки! — вздохнула мать. — Ветер в голове.

Светлана просидела за книгами немногим больше часа, как в окно постучали.

Девушка бросилась в прихожую.

В черной форме курсанта, с золотыми пуговицами, с тремя золотыми «галочками» на рукаве, на крыльце стоял высокий, стройный моряк. Рядом с ним, в такой же форме, стоял Алексей Ермолов.

Каждый раз, поджидая брата, Светлана думала об Алеше. Ей хотелось, чтобы он пришел, но когда она его видела, то почему-то терялась, не зная, о чем говорить. Может быть, это зависело от него? Начни он какой-нибудь шутливый разговор — и девушке стало бы легче. Но застенчивый и немногословный Алеша предпочитал молчать. Однако его редкие замечания и реплики говорили об уме и наблюдательности.

— Не ждала, Свечка! А ведь мы за тобой! Мама спит? — переходя на шепот, спросил Игорь. Быстро одевайся!

— Куда?

— В театр. Шефы билеты прислали!

— Я не знаю… Мне нужно еще уроки делать…

— Без разговоров! Живо! Семь с половиной минут на весь туалет. Выполняй!

Игорь осторожно подошел к матери, притворившейся спящей, нагнулся и поцеловал ее в лоб. Она открыла глаза и с улыбкой обняла сына за шею.

— Здравствуй, Игорек!

— Может быть, и ты пойдешь с нами мамочка?

— Никуда я не пойду,

— Ну тогда спи. У меня все в порядке! Новостей нет.

— Здравствуйте, Алеша! Извините, что лежу.

— Ну что вы, Екатерина Андреевна…

Между тем Светлана, захватив свое выходное платье, убежала в кухню переодеваться. Она вернулась назад слегка разрумянившаяся, в простом, но очень к ней идущем платье.

— Ах ты Свечка, Свечечка! — с гордой улыбкой сказал Игорь. — Как она выросла-то, мама…

На улице, шагая с ней под руку, он шепнул:

— Ты же у меня Золушка… А рядом идет принц!

От этой фразы у Светланы замерло сердце и захватило дыхание. Она покосилась на идущего рядом Алешу и, убедившись, что он ничего не слышал, вполголоса строго сказала брату:

— Игорь, прекрати, или я вернусь домой!

Он не первый раз шутил на эту тему. Ему доставляло какое-то удовольствие приводить в смущение сестру, но Светлана не могла на него долго сердиться.

В ярко освещенном фойе Дома культуры гуляла нарядная публика. Эта двигающаяся по кругу толпа напомнила Светлане школьные коридоры во время перемен. Но здесь был строгий, неизвестно кем установленный порядок. Никто никого не перегонял, не толкался, не вертелся под ногами.

Постояв с минуту возле большой карты, где разноцветными лампочками были отмечены стройки новой пятилетки, молодые люди влились в общий поток гуляющих.

— Свечка, ты замечаешь, как на тебя пялят глаза? — неожиданно спросил Игорь, кивнув головой в сторону.

— Ты с ума сошел! Это на ваши золотые пуговицы…

— Не скромничай. Держи голову выше!

— Что-то с тобой сегодня случилось!

— Да, да! Случилось… Я влюбился, Свечка!

— Не болтай глупости!

— Если б это были глупости!.. Пропала моя головушка!

— Когда же ты успел?

— Ну, для этого дела нужно одно мгновенье. Увидел — и готов: пошел ко дну!

— Что же ты теперь будешь делать?

— Что я буду делать? — переспросил он. — Буду ходить под окнами с гитарой, вздыхать, стихи писать…

— Учебу заброшу! — в тон ему подсказал Алеша.

— Ну, это, положим, дудки! Ты же сам-то не бросаешь…

От последней фразы у девушки сжалось сердце. Но, сделав вид, что она не обратила никакого внимания на эти слова, Светлана улыбнулась и спросила Игоря:

— А кто она такая, если не секрет?

В том-то и беда, что не знаю. «Я имени ее не знаю» — тихо пропел Игорь. — И даже не знаю, в каком районе искать. Под самым моим носом она села в машину и укатила с каким-то старичком.

Над головой резко затрещал звонок. Публика направилась в зал.

Домой Светлана вернулась поздно и сразу села заканчивать уроки. Но, раскрыв учебник химии, она долго и неподвижно смотрела на переплет оконной рамы. «Живой труп» произвел на нее сильное впечатление. В школе их учили «прорабатывать» всякое произведение, а сегодня ей как-то не хотелось этого делать. Она не пыталась ни вскрывать идею, ни анализировать поступки героев, эпоху, язык… Она просто смотрела, как люди живут, страдают, мучаются, мешают друг другу… Сочувствовала цыганке Маше, было жаль и Федю Протасова, и Лизу, и даже Каренина. Тяжелое чувство не покидало Светлану и во время антрактов. На Игоря пьеса произвела такое же впечатление. После спектакля он проводил сестру до дому и, не заходя, уехал с Алешей в училище.

В семье Ивановых не принято было говорить об отце, а если кто-нибудь спрашивал, то они отвечали, что он умер. Но это была неправда. Десять лет назад отец уехал и больше не вернулся. Он бросил семью на произвол судьбы. Жив ли он сейчас? Игорь считал, что отец погиб на фронте. Во всяком случае, ему так хотелось. Светлане почему-то казалось, что отец жив.

…Настойчиво тикали ходики, но Светлана не могла выйти из оцепенения. Она стала думать о сегодняшнем дне. Вспоминались слова брата о Золушке и принце. В душе появилось чувство досады. Как он может шутить такими вещами? Впрочем, он же не знает, что делает ей больно. Затем в памяти раздался голос нового учителя: «Ну, а вы что решили, Иванова?». Профессия… «А стоит ли об этом думать? Буду работать и учиться заочно». Перед глазами поплыли какие-то неясные образы, и мысли стали заплетаться, путаться.

За окном загудела машина, и этот звук привел Светлану в себя. Она тряхнула головой и взялась за учебник.

ТАНЯ АКСЕНОВА

— Таня, вставай! Таня… Таня… Да проснись же ты! Танька же! — тормошил сестру семилетний брат. Он был уже одет и собирался уходить в школу. — Таня, имей в виду… тебе влетит от папы. Таня же!

— Ну что такое? Что тебе надо, Шурка?

— Пора же вставать!

— Сколько сейчас времени?

— Девятый час…

— Фу ты, какая история! — сердито сказала девушка, не открывая глаз. — Заболеть мне, что ли?

Но мальчик пришел не только за тем, чтобы разбудить сестру. Его тревожил какой-то вопрос. Увидев, что Таня открыла глаза, он спросил:

— Таня, а если генерал на колбасе поедет, его милиционер может оштрафовать?

— Какой генерал? На какой колбасе?

— На трамвайной!

— Глупыш! Зачем же генерал на колбасе поедет?

— Ну, а если поедет… Может его милиционер оштрафовать?

— Конечно, может. Отстань от меня!

— А я считаю, что не может! — убежденно сказал мальчик. — Он генерал, а он милиционер!

— Господи, какой ты еще дуралей! Когда ты поумнеешь?.. Ну ступай, не мешай мне одеваться.

Выпроводив брата, Таня полежала несколько секунд, глядя на блестящий никелированный шарик кровати, и вдруг вскочила, словно ошпаренная. Одевалась как на пожар, на ходу запихивая в рот приготовленный завтрак.

— Ты опять проспала, Татьяна? — спросил отец, бесшумно появляясь в дверях.

На нем был надет пестрый мохнатый халат, а на ногах мягкие домашние туфли. Он только что побрился, и поэтому ровно подстриженная лопаточкой бородка казалась приклеенной.

— Почему ты вовремя не ложишься спать? — стараясь быть строгим, спросил он дочь.

— Не могу же я делать уроки, когда в доме такой тарарам! Приходится ночью сидеть.

— Какой такой тарарам?

— Радио и патефон… И Шурка лезет со всякими вопросами.

На это Андреи Петрович ничего не мог возразить. И профессор Аксенов и его жена, работавшая научным сотрудником в институте, любили гостей. И частенько в их квартире до полуночи было шумно.

— Я пошла, папа. Спокойной ночи… то есть с добрым утром!

Таня чмокнула отца в щеку и выскочила за дверь.

Бодрый утренний воздух прогнал остатки сна, и Таня, размахивая портфелем, быстро зашагала, слегка подпрыгивая на правой ноге. Она любила эту ежедневную прогулку из дома до школы. На улице народу немного, преимущественно школьники всех возрастов.

Таня вспомнила вчерашний день, первое знакомство с новым учителем.

Константин Семенович сказал верно. Вся молодежь завидует краснодонцам. Некоторые девочки действительно пробовали тренировать себя, закалять и воспитывать волю. Держали руку над свечкой, втыкали в кожу иглы. Таня сама была свидетельницей, как группа пятиклассниц окружила одну такую «героиню», которой подруга колола руку пером.

— Ну, что… больно? — спрашивали зрителя.

— Нет, ничуть! Вот нисколько не больно… — говорила та, с трудом сдерживая слезы.

— Врешь! Больно, но ты только можешь терпеть… Дай-ка я уколю!

— Ну да… ты насквозь кожу проткнешь!

«Дуры! — думала Таня, вспомнив эту сцену. — Физическая боль чепуха, если знаешь, во имя чего надо страдать».

Таня еще не знала, какой подвиг ей придется совершить в жизни, но она готовилась его совершить.