Читаем без скачивания Ястребы над Египтом - Роберт Говард

Когда де Гусман в очередной раз бросился на Захира, который был уже возле покрытой ковром стены, тот внезапно отскочил в сторону. Потерявшего равновесие от удара в пустоту испанца швырнуло вперед, и острие его сабли стукнуло о камень под ковром.

В то же мгновение Захир изо всех оставшихся у него сил нанес удар по голове противника. Однако клинок из толедской стали, вместо того чтобы сломаться, согнулся и распрямился. Сабля бербера пробила мавританский шлем, но прежде чем Захир успел восстановить равновесие, клинок де Гусмана вонзился вертикально вверх сквозь стальные звенья, перерубив бедренную кость и застряв в позвоночнике врага.

Бербер пошатнулся и со сдавленным криком упал, пальцы на мгновение вцепились в ворс тяжелого ковра, затем безвольно разжались.

Де Гусман, ослепший от крови и пота, в молчаливом безумии снова и снова вонзал меч в неподвижную фигуру у своих ног, опьяненный яростью, пока Аль Афдал, отчаянно ругаясь, не оттащил его прочь. Испанец ошеломленно стер кровь и пот с глаз, у него все еще кружилась голова от удара. Он сорвал расколотый шлем и отшвырнул его прочь. Шлем был полон крови, и алая струя текла по лицу испанца, ослепляя его.

Проклиная все на свете, он начал на ощупь искать что-нибудь, чем бы можно было вытереть кровь, когда почувствовал прикосновение пальцев Аль Афдала. Турок быстро стер кровь с лица своего спутника и перевязал рану полосами ткани, оторванными от собственной одежды.

Затем, достав из мешочка на поясе кольцо, снятое с пальца чернокожего убийцы, турок бросил его на ковер рядом с телом Захира.

– Зачем ты это сделал? – спросил испанец.

– Чтобы сбить с толку преследователей. Идем быстрее, ради Аллаха. Рабы бербера, вероятно, все глухие или пьяные, раз до сих пор еще не появились.

Едва выйдя в коридор, где мертвый немой смотрел невидящим взглядом в расписной потолок, они услышали отдаленные голоса и топот ног. Пробежав по коридору до потайной панели, они скрылись в темноте, чтобы вновь появиться в тихой пальмовой роще.

Бледнеющие звезды отражались в темных водах канала, и первые лучи солнца коснулись минаретов.

– Ты знаешь дорогу во дворец калифа? – спросил де Гусман. Повязка на его голове пропиталась кровью, тонкая струйка которой стекала по шее.

Аль Афдал повернулся, и они взглянули друг другу в глаза.

– Я помог тебе убить нашего общего врага, – сказал турок. – Но я не договаривался выдать моего повелителя! Аль Хаким безумен, но его время еще не пришло. Довольствуйся своей местью, и помни, что взлетев слишком высоко, можно опалить крылья о солнце.

Де Гусман вытер кровь и не ответил.

– Тебе лучше покинуть Каир как можно быстрее, – сказал Аль Афдал, пристально глядя на него. – Думаю, так будет безопаснее для всех. Рано или поздно в тебе распознают чужестранца. Я дам тебе денег и лошадь...

– У меня есть и то, и другое, – проворчал де Гусман, вытирая кровь с шеи.

– И ты уйдешь с миром? – спросил Аль Афдал.

– Какой у меня выбор? – ответил испанец.

– Поклянись, – настаивал турок.

– Бог мой, ты настойчив, – проворчал де Гусман. – Хорошо, клянусь Святым Хайме, что покину город до полудня.

– Хорошо! – Турок облегченно вздохнул. – Это лишь для твоего добра, как и все прочее, что я...

– Я понимаю твое бескорыстие, – проворчал де Гусман. – Если мы что-то должны друг другу, считай долг оплаченным, и пусть каждый действует по собственному разумению.

Повернувшись, он зашагал прочь пошатывающейся походкой всадника. Аль Афдал смотрел ему вслед и с сомнением хмурился.

4

Из мечети и с минарета доносилось звучное песнопение. Перед мечетью Талаи, возле ворот Баб-Зувейла, стоял мулла Даразаи, и когда он повышал голос, разносившийся над толпой, люди вздрагивали и вонзали ногти в смуглые ладони.

– И поскольку ваш Богом ниспосланный калиф, Аль Хаким, происходит из рода Али, который был кровью от крови Пророка, который был воплощением Бога – сегодня Бог среди вас! Да, Бог ходит среди вас в обличье смертного! И отныне я повелеваю вам, истинно верующим ислама, признать Его и поклоняться единственно истинному Богу, Повелителю Трех Миров, Создателю Вселенной, Тому, кто простер над нами небосвод, Воплощению Божественной Мудрости, чье имя Аль Хаким, потомок Али!

Толпа содрогнулась, затем мертвую тишину разорвал дикий вопль. Вперед выбежал безумный растрепанный человек. С криком: "Богохульник!» Полуголый араб схватил камень и швырнул его. Снаряд попал мулле прямо в рот, выбив зубы. Тот пошатнулся, по бороде потекла кровь. С яростным ревом толпа заволновалась и рванулась вперед. Непосильные подати, голод, грабежи, убийства – все это египтяне в силах были перенести; но подрыв устоев их религии стал последней каплей. Степенные торговцы превратились в безумцев; униженные попрошайки стали бешеными дьяволами.

Камни сыпались градом, и рев обезумевшей толпы становился все громче, напоминая рычание стаи диких зверей. Множество рук уже вцепилось в одежду оглушенного Даразаи, когда турецкие стражники в кольчугах и остроконечных шлемах отогнали толпу своими саблями и унесли перепуганного муллу в мечеть, забаррикадировав ее изнутри.

Лязгая оружием и звеня сбруей, из ворот Зувейлы галопом выехал отряд суданских всадников, сверкая золочеными латами и шелковыми шароварами. На лицах чернокожих воинов сверкали веселые белозубые улыбки, они вращали глазами и облизывал губы в предвкушении. Летевшие из толпы камни ударялись об их кирасы и щиты из кожи гиппопотама, не причиняя никакого вреда. Они направили коней в толпу, нанося удары кривыми саблями. Люди с воем падали под копыта. Мятежники отступили, в ужасе прячась в лавках и переулках, оставив на площади корчащиеся тела.

Черные всадники спрыгнули с коней и начали взламывать двери лавок и жилищ. Из домов раздавались женские крики. Послышался вопль, звон стекла, и о камни мостовой с треском ломающихся костей ударилась одетая в белое женщина. В разбитом окне появилось черное лицо, надрываясь от хохота. Проезшавший мимо черный всадник пришпорил коня, наклонился в седле и пронзил копьем все еще вздрагивавшую жертву.

Гигант Осман, в блестящем шелке и полированной стали, ехал впереди своих черных псов, вытянувшихся в линию позади него. Легким галопом они промчались по улицам, покачивая копьями с торчавшими на них окровавленными человеческими головами – наглядным уроком для обезумевших каирцев, которые прятались в укрытиях, задыхаясь от ненависти.

За запыхавшимся евнухом, принесшим Аль Хакиму весть о восстании и его подавлении, вскоре последовал еще один, который распростерся перед калифом и закричал: