Читаем без скачивания Цветок счастья - Элизабет Вернер

Эвелина несколько секунд колебалась, но в тоне молодого человека была такая мольба, что она невольно протянула руку за цветком.

– Чуть не поплатились жизнью? – повторила она. – Разве так трудно было достать этот цветок?

– Да. Он рос почти на отвесной скале, на самом ее краю, над горным водопадом. Мне пришлось карабкаться, как серне, по отвесной скале, цепляясь за нее руками и ногами. Если бы я протянул руки к цветку, то неизбежно полетел бы в воду. Наконец я наткнулся на низенькую елочку, которая явилась для меня точкой опоры. Я стал на нее, уцепился за ветки левой рукой, а правую протянул вверх и оторвал от скалы эту альпийскую фею!

– Вы рисковали своей жизнью только из-за цветка? Господи, как вы мало цените свою жизнь!

– Я всегда готов рисковать жизнью для достижения цели, какова бы она ни была! – ответил Генрих. – Такого рода риск только придает цену жизни. Когда находишься на волосок от смерти, только тогда познаешь настоящую цену своего существования. Я пережил все-таки прекрасный момент, когда висел над бездной. Вокруг меня возвышались могучие великаны-горы, а над ними расстилалась бесконечная синяя даль, пронизанная солнечным сиянием. Внизу чернели верхушки сосен. Момент головокружения, страха, и я погиб бы! Белая пена кипящего водопада брызгами освежала мое разгоряченное лицо, шум воды казался мне волшебной музыкой, а на краю скалы меня манила, равномерно качая душистой головкой, недоступная альпийская фея, принявшая вид никогда раньше не встречавшегося мне прекрасного цветка. Мне кажется, если бы горы сдвинулись с места и рухнули на меня, я и тогда не выпустил бы из рук своей добычи.

Генрих говорил с необычным оживлением и так образно, что молодая женщина как бы воочию видела эту картину. Большие темные глаза Эвелины с удивлением смотрели на взволнованного родственника; ей казалось, что она видит перед собой не Генриха, а кого-то другого.

– Я ни разу не слышала, чтобы вы говорили с таким жаром, Генрих. Вы вложили столько поэзии в свой рассказ, что я начинаю подозревать, не пишете ли вы стихов?

Легкая краска покрыла щеки молодого человека, точно его поймали в каком-нибудь постыдном поступке.

– О нет, стихи – это царство Гвидо Гельмара, и я никогда не отважился бы вторгнуться туда, – насмешливым тоном ответил он. – Да если бы и решился на такой смелый шаг, то бедного стихоплета осмеяли бы строгие критики. В вас я тоже нашел бы неумолимого судью; вы распекли бы меня, как неблагонравного школьника. Вы и без того только что вынесли мне суровый приговор.

– Я с вами говорила как мать! – серьезно заметила Эвелина.

– Как мать! – повторил Генрих, и на его губах заиграла ироническая улыбка.

– Конечно, как мать! Хотя по своему возрасту я могу скорей быть старшей сестрой Кетти, чем матерью, но она для меня дороже сестры, и, кроме того, я имею на Кетти материнские права. Разумеется, ее будущее беспокоит меня.

– Я надеюсь избавить вас от этого беспокойства. Я хотел…

– Произнести то слово, о котором пожалели бы потом, прервала его Эвелина. – Я оказала бы плохую услугу вам и моей бедной Кетти, если бы воспользовалась тем, что вы сказали в минуту плохого настроения. Кетти любит вас всем своим юным сердечком. А вы? Любите ли вы ее? Если вы серьезно отказываетесь от нее, то, конечно, всякие дальнейшие разговоры будут излишни. Между нами все будет кончено.

Генрих молчал. Вчера он с искренним жаром протестовал против женитьбы, что же заставляло его теперь молчать? Достаточно было бы сказать ему лишь одно слово, и он мог бы располагать своей свободой. Отчего его испугало напоминание Эвелины, что в случае его отказа между ними все будет кончено? Ведь это было понятно само собой. Не могли же они оставаться здесь, когда цель их поездки исчезла. Тем не менее, Генриху было очень трудно дать решительный ответ.

– Я думал, что вы не желаете этого брака! – нерешительно проговорил он.

– Значит, вы не поняли меня, – возразила Эвелина. – Я хотела только предостеречь вас от слишком легкого взгляда на жизнь и познакомиться с вашим образом мыслей, надеюсь, вы признаете за мной право знать, с кем моя Кетти со временем соединит свою судьбу. Она еще так молода, что пока я не хочу связывать ее даже помолвкой. Я поспешила выяснить это дело, не дожидаясь будущей весны, так как, по всей вероятности, меня уже не будет на свете в то время.

– Это – чисто болезненная фантазия, – почти сердясь, возразил Генрих. – Вы почему-то вообразили себе, что ваша болезнь неизлечима, и этими мыслями только ухудшаете свое состояние.

Молодая женщина грустно покачала головой.

– Все окружающие стараются обмануть меня на этот счет, – тихо проговорила она, – я это знаю, и долго верила, что болезнь моя пройдет. Но нужно же, наконец, посмотреть правде в глаза! Сегодня я хотела испытать свои силы и потому пришла сюда одна. Моя прогулка была короткой, и подъем совершенно незаметен, тем не менее, я еле доплелась, чуть не падая в обморок от усталости.

– Все это верно, вы очень слабы, но кто же сказал вам, что состояние вашего здоровья безнадежно? Доктора…

– Пожимают плечами и утешают меня тем, что летом я поправлюсь, – перебила Эвелина своего родственника. – Но я не придаю никакого значения их словам, так как вижу по их лицам, что дни мои сочтены. Нелегко умирать в молодые годы, не испытав счастья, и видеть, как другие пользуются всеми благами жизни. Я долго страдала при мысли о скорой смерти, но, в конце концов, победила неприятное чувство и покорно подчинилась своей судьбе.

Генрих хотел возразить на последние слова молодой женщины, но она остановила его жестом руки.

– Нет, нет, Генрих, не утешайте меня, это совершенно лишнее. Поверьте только умирающей, что жизнь – великое благо, и ею надо дорожить, а не рисковать так легкомысленно, как это делаете вы. Вы молоды, здоровы, жизнерадостны. Жизнь может дать вам много счастья, а между тем под влиянием минутной прихоти вы ставите на карту все. Вы тратите свои силы и энергию на то, чтобы сорвать приглянувшийся вам цветок; вы даже готовы умереть ради этого. Неужели вы не находите ничего более важного в жизни, не находите более серьезных дел для применения своих сил? Я убеждена, что в глубине души вы вовсе не так легкомысленны, как кажетесь из-за своих поступков.

Слова Эвелины, собственно, были повторением той нотации, которую прочел накануне тайный советник Кронек своему сыну, но ее действие было совершенно другим. Молодой человек стоял, опустив голову, и жадно ловил каждый звук этого нежного, слабого голоса. Наконец он ответил:

– Мой отец и многие другие считают меня неисправимым лентяем, человеком, из которого никогда не выйдет ничего путного. Мне это доказывают так давно и убедительно, что я не решался даже сомневаться в правильности их мнения относительно себя. А как вы думаете, стоит ли мне постараться освободиться от своих недостатков, достижимо ли это для меня?

– С нынешнего дня я убеждена, что вам это легче сделать, чем кому бы то ни было! – уверенно произнесла Эвелина.

В тот же момент она почувствовала, как горячие губы прижались к ее руке и не отрывались от нее. В большом смущении она хотела отнять свою руку, но Генрих крепко держал ее в своих руках.

– Я попробую исправиться! – взволнованно воскликнул он, глядя в лицо Эвелины сияющими глазами.

– В таком случае я беру этот цветок как залог вашего обещания, – улыбаясь, сказала молодая женщина. – Кто знает, может быть, вы сегодня рисковали своей жизнью из-за цветка счастья!

– Который находится в ваших руках! – прибавил Генрих с такой страстью, что Эвелина еще больше смутилась и быстрым движением вырвала свою руку.

– Уже начинает смеркаться, – тихо проговорила она. – Пора идти домой.

Генрих молча взял плед и хотел накинуть его на плечи своей спутницы, но она, молча, кивнув головой в знак благодарности, отклонила эту услугу. Все же ей пришлось опереться на руку Генриха, так как из-за слабости не могла двигаться без посторонней помощи. Медленно шли они в этот тихий вечер, весь пропитанный ароматом весны. Молодой человек смотрел на ветку цветов, которую держала в руках прекрасная бледная женщина, с наслаждением вдыхал его нежное благоухание и мысленно повторял:

Под песни метели, под грохот потокаНад бездной клубящихся водНа скалах угрюмых высоко-высокоЦветок одинокий цветет.К нему нет дороги, и лишь вечерамиНа гребне угрюмой скалыТерзают добычу и машут крылами,И клекчут сердито орлы.Волшебную силу цветок сохраняетТому, кто его оборвет,Он счастья ключи золотые вручаетИ горе в замену берет.Но скалы чернеют угрюмо и строго.Но мечется злобный поток…Лишь смелым над пропастью ляжет дорога,Лишь им улыбнется цветок-недотрога,Волшебный, стыдливый цветок.

3

В получасовом расстоянии от виллы Рефельдов, на противоположной стороне долины, находилась скромная с виду дача. Она была построена в швейцарском стиле и окружена небольшим садом. Владелец дачи уже давно сдавал ее посторонним жильцам, а сам проводил лето за границей.