Читаем без скачивания Зеркало и чаша - Елизавета Дворецкая

Нерешительно приблизившись, Здравен еле-еле посмел прикоснуться к навершию посоха. Но ничего не случилось — гром не грянул, молния не пала с небес. Посох не вспыхнул, когда Здравен его взял, и нижний его конец не прирос к дубовым плахам пола. Кмети закричали, сначала неуверенно, потом дружно и радостно, приветствуя нового верховного жреца. Здравен отошел с посохом, бледный, вытирая холодный пот со лба, и совсем не радовался своему неожиданному возвышению.

Устав за этот длинный день, Избрана хотела бы подняться в горницы пораньше, но сидела на пиру до глубокой ночи, зная, что так надо. Когда дружина осознает, что произошло, многие испугаются гнева богов. И совершенно необходимо, чтобы она, княгиня, была на виду и своей уверенностью прогоняла страх. Сегодня она сделала то, на что никто из них никогда бы не решился, и даже Секач поглядывает на нее со смутным тревожным уважением. Он понял не только то, что она взяла на себя смелость сменить верховного жреца. Он заметил, с какой бестрепетной готовностью варяги Хедина выполнили даже такой рискованный приказ. Собственные дружины смоленских бояр были далеко, а варяги — вот они. И если тебя так же быстро и решительно обезглавят по приказу княгини, то хоть разбей ее потом гром небесный, тебя все дальнейшее уже не будет касаться.

Но вот, наконец, крики утихли, кмети частью разбрелись по дружинным избам, частью заснули прямо за столами. Избрана поднялась к себе. Горничные девушки готовили постель, двигаясь с преувеличенным проворством и старательностью. Нянька что-то бормотала себе под нос, но Избрана не прислушивалась — вот уже двадцать лет как мнение няньки было ей безразлично.

Отослав всех прочь, Избрана немного посидела на лежанке, потом поднялась и достала из сундука зеркало, заботливо завернутое в кусок полотна. Ее мучило тревожное, недоверчивое любопытство. А вдруг Громан сказал правду — о том, что касается зеркала. Ведь и когда она сама смотрела в него, ей вспомнился Зимобор, о котором она в последние месяцы совсем не вспоминала. А в зеркале он был виден так ясно, как живой! Может быть, это блюдо и впрямь самовидное? И в нем можно увидеть... «Я тебе покажу, как он вернется...» Но уж это никак не может быть правдой! Вспомнив предсказания жреца, Избрана твердо решила ему не верить, но все же взяла блюдо и повернула таким образом, чтобы на него падал отблеск от светильника.

Увидеть дальние страны, Явь, Навь и Правь! Надо же, чего захотел. Избрана смутно видела собственное отражение, искаженное наклоном зеркала. Лицо в полированной поверхности выглядело озабоченным и растерянным, изнуренным, некрасивым, даже жалким. Избрана разозлилась, на память пришли все неприятности, доставшиеся ей в последнее время. И ее еще обвиняют в том, будто она погубила Зимобора. Погубила! Вот еще! Станет она его губить! Он-то ушел себе на четыре стороны, ему и горя мало!

Громан сказал, что он вернется, а значит, он жив. Никто его не губил, он просто сбежал от всех тогдашних трудностей. Раньше она радовалась его исчезновению, открывшему ей путь к престолу, но сейчас в ней вспыхнуло негодование, обида, словно своим уходом Зимобор принес ей не успех, а беду.

«Хорошо тебе! Сбежал, и горя мало! — враждебным взглядом сверля собственный отраженный взгляд, мысленно восклицала она. — А я, мало что со всей этой дрянью возись, так еще и тебя извела! Что, рад, братец любезный?».

«А ты не рада? — раздался в ее памяти голос Зимобора. Изображение в зеркале не изменилось, но Избрана была уверена, что слышит настоящий голос брата в ответ на свои упреки. Не в зеркале, но в воображении она видела его уверенное лицо и насмешливо прищуренные глаза. — Ты ведь этого хотела. Говорила, что ты не хуже мужчин, что умнее Буяра и знатнее меня тебе и править. Ну и правь. Я-то тебе, чем мешаю?».

«Хотела! — гневно ответила Избрана, и ей хотелось обернуться, найти взглядом брата, который был где-то совсем близко и только из вредности не показывался. — И не жалею! Это тебе стыдно, что сбежал! А я ничего не боюсь! Я вам всем еще покажу!».

«Ну, покажи, — невозмутимо согласился невидимый Зимобор. — Так и будешь всю жизнь всем доказывать и сама с собой воевать? Так и проживешь жизнь на войне. Это и есть твое счастье?».

Ответить на этот бессовестный вопрос Избрана не успела — опомнилась. В ужасе, как будто ее могли укусить, она отстранила зеркало и положила его гладкой стороной на стол.

Она видела Зимобора! Она видела брата и даже говорила с ним! Его голос, так хорошо знакомый, звучал у нее в ушах. Прав был этот старый пень! Блюдо — волшебное! Но это открытие не порадовало, а еще больше испугало Избрану. Брат, о котором она старалась не думать, вдруг оказался совсем рядом с ней. Она видела его — так, может быть, и он видел ее? И он теперь знает, как трудно ей приходится? Нет, нет! Избрана затрясла головой и даже зажала уши руками. Ей померещилось. Она слишком устала сегодня, и старик слишком расстроил ее своими глупыми предсказаниями. Белый конь Перуна обещал ей победу, и следует помнить только об этом, а все остальное выкинуть из головы.

Избрана торопливо завернула зеркало в полотно и спрятала на самое дно сундука. У нее было слишком много сложностей и кроме него.

Княгине Избране пришлось изрядно помучиться, принимая решение, идти или не идти самой с войском. Благоразумие говорило за то, чтобы остаться в Смоленске: если она пойдет в поход, то народ неизбежно заговорит о «мече в руке женщины» и о «Марене на ее коне». Но внутреннее чувство подталкивало Избрану к другому решению. Она не хотела признаться даже самой себе, что из дома ее гнал смутный страх. Она боялась и отпустить бояр с войском в поход без присмотра, и остаться в Смоленске без войска.

Смоленск не слишком-то обрадовался известию, что верховный жрец схвачен и по приказу княгини сброшен в поруб. Бояре промолчали — Громан был сам виноват, не вовремя взявшись пророчить поражение в походе. Даже Секач смекнул: если в неудаче понадобится виноватый, лучше пусть это будет жрец. Народ поворчал, покачал головами, почесал в бородах. Но удальцов, готовых возмутиться громко, не нашлось, и все примирились с произошедшим, видя спокойствие княжьего двора и обиженное молчание святилища.

Но недовольство лишь ушло в глубину. Варяги Хедина принесли с торга вести, которые окончательно испортили Избране настроение. Слухи о пророчествах Громана просочились в избы и теперь вовсю ходили среди простолюдинов.

— Люди говорят, что твой брат жив и скоро вернется, — рассказывал Хедин, однажды в полдень поднявшись к ней в горницу. — Гуннар и Вальбранд слышали сегодня утром такой разговор.