Читаем без скачивания Аэроторпеды возвращаются назад - Владко Владимир

Дику казалось странным, как могла остаться неизвестной, скрытой от глаз противника такая концентрация сил. Ведь Браештов, небольшой город недалеко от советской границы, был превращен в огромный комплекс складов и распределительный пункт, откуда все расходилось на север и юг, образуя вдоль границы мощную опорную линию нападения. Агентурные сводки утверждали, что большевики не знали о базе в Браештове. Пограничная концентрация их войск была здесь не выше, чем по всей линии. Все предпосылки успеха были налицо, и нападение должно было стать блистательным.

Седоусый генерал Древор, едва заметно улыбаясь, ознакомил Дика с общим состоянием базы и добавил:

— Не забывайте, лейтенант, одного: войны нет. Никто ее не объявлял, идут только дипломатические переговоры. Большевики, я думаю, убеждены, что и на этот раз дело не зайдет дальше резких нот и дипломатических выступлений, как было до сих пор. Ну, посмотрим. Главное — неожиданность и решительность нападения. Что ж, генерал Ренуар крепко держит все в руках. И завтра на рассвете…

Он не договорил фразу, однако завершил ее решительным жестом. Этот жест имел лишь одно значение и выражал непреодолимую уверенность генерала, за спиной которого были десятки лет военного опыта, а под командованием — непобедимая, технически совершенная армия, готовая по первому его слову двинуться вперед и вперед, сокрушая все на своем пути.

Дики! — тихо сказал Джонни Уолтерс, выйдя из кабинета Древора. — А ты знаешь, он прав.

Что ты хочешь сказать?

То, что старик Древор не ошибается, утверждая, что СССР не ожидает нападения.

Посмотрим. Я отвечу тебе завтра, когда обдумаю все как следует.

Завтра… — проговорил Джонни и присвистнул. — Завтра будет другой ответ. Как сказал старик Клаузевиц, этот генерал немецких генералов: «Война есть продолжение политики другими средствами». Неплохо сказано, а, Дики?. Вот только не нравятся мне эти две мелкие телеграммки, — и он показал на нижнюю полосу газетного листа, который держал в руках.

Дик прочитал:

«Лондон, 25. По сообщению из Брекенгама, здесь проходит забастовка железнодорожников, отказавшихся перевозить грузы специального назначения. Бастующие заменены членами брекенгамского и лондонского филиалов международной Лиги защиты морали, приступившими к работе на железной дороге под защитой военных отрядов».

«Лютеция, 25. Состоялась большая демонстрация рабочих под лозунгом: “Против провоцирования войны с Советским Союзом! Все на защиту отечества международного пролетариата!” Как передают очевидцы, демонстранты остановились на улице, где находится министерство иностранных дел, и требовали от работников министерства немедленного ответа на вопрос о политике министерства в отношении Советского Союза».

Подождав, пока Дик прочтет телеграммы, Джонни Уолтерс добавил:

Везде сейчас такое — забастовки и демонстрации. Ты представляешь себе, Дики, что будет через несколько дней, когда все выяснится?.

Дик неохотно ответил:

Так, как ты и сказал: все выяснится. В конце концов, откуда мне знать? Что я тебе, министр, что ли?.

Такой невежливый ответ был настолько необычен для всегда корректного Ричарда Гордона, что Джонни Уолтерс даже не нашелся, что сказать. Он недоуменно посмотрел на Дика и отошел. Дик чувствовал и сам, что в нем что-то изменилось, но не знал, что именно. Было какое-то неприятное чувство неуверенности, зависимости от гигантских событий, которые разворачивались сами по себе и против воли Дика вовлекали его в свой водоворот. Если бы у Дика было время хорошенько подумать, он, вероятно, сформулировал бы свое настроение так:

«Неприятно чувствовать себя крошечной щепкой в бурной реке…»

Но эта мысль пришла ему в голову лишь через несколько дней…

За тысячу километров от Дика Гордона генерал Морис Ренуар читал те же две телеграммы. Но выводы из них он сделал иные. Прочитав первую, он сказал Райволе:

Видите? А вы сомневались.

И, обращаясь к Гагарину:

Очень рад. Вы хорошо выполнили поручение.

Прочитав вторую, Морис Ренуар небрежно махнул рукой:

Пусть митингуют! Серьезному делу это не повредит.

Сказав так, генерал Ренуар будто совсем забыл о телеграммах. Он продолжал давать инструкции Райволе и Гагарину:

Всей операцией, как я и говорил, непосредственно руковожу я сам. Вам, Райвола, поручается командование эскадрильей бомбовозов. Вы, Гагарин, берете на себя эскадрилью истребителей. Прошу проверить еще раз состав ваших сил. Более сегодня вас не задерживаю. Хотя нет: вы, Райвола, поможете мне сделать некоторые подсчеты. Всего хорошего, Гагарин!

Перед генералом лежали большие рисунки и карты. Карта еще больших размеров висела на стене — карта европейской части Советского Союза, точнее, западной половины этой части страны. Оранжевые лучи солнца, медленно приближаясь к горизонту, яркими пятнами падали на громадную карту, образуя на ней удивительные кресты, созданные тенями оконной рамы. Генерал Ренуар мимоходом посмотрел на карту — и, улыбаясь, обратился к лейтенанту:

Это само провидение, сама судьба! Посмотрите, Райвола, на что указывает яркое солнечное пятно.

Райвола подошел к карте. Да, генерал Ренуар был прав. Центральное широкое оранжевое пятно лежало на северовосточной части страны, пересекая Финский залив. Внутри его, как мишень, черной точкой с двумя концентрическими кругами — был обозначен Ленинград, город большевистской революции, первая столица Советского Союза. Синяя вода Финского залива подходила, казалось, вплотную к черной точке, внешний ее круг проходил в своей западной части по воде залива. Финский залив соединял Ленинград с миром, служил ему широкой дорогой на Запад, к центрально-европейским государствам, к морям и океанам…

Видите? — переспросил генерал Ренуар. — Само солнце указывает нам путь. Оно ведет нас, оно высвечивает первую важную цель. Ленинград, Петроград, Санкт — Петербург… Интересная череда названий, череда слов, что вскрывают наслоения истории в этом прославленном городе… Но у нас нет времени для исторических экскурсов, а тем более для мистических размышлений по поводу расположения солнечных пятен на карте. Оставим это старым фельдмаршалам, занятым своими мемуарами. А мы еще раз подсчитаем расстояния. Вот масштабы, Райвола.

Это была странная на первый взгляд схема. Бледными голубыми контурами на ней была изображена карта восточной части Финского залива, намечены важнейшие советские города северо-западной области. Прозрачные красные линии шли от одного из пунктов на побережье залива: этим пунктом и были Кустамяки, где сейчас сидели за столом генерал Ренуар и лейтенант Райвола. Красные линии, начинаясь здесь, устремлялись к восточной стороне побережья, в направлении Ленинграда. Они пересекали и сушу, и воду — и поэтому опытный наблюдатель сразу пришел бы к выводу, что линии обозначали не сухопутный или водный пути: это были направления воздушных путей, путей самолетов, которые могли пересечь в воздухе и сушу, и море.

Несколько параллельных красных линий, начинаясь в Кустамяки, доходили до Ленинграда, после поворачивали на юг и продолжались вдоль Октябрьской железной дороги до самой Москвы, где заканчивались в таком же красном кольце, окружавшем город. Похожими кругами завершался путь некоторых линий в Ленинграде. Направления воздушных путей, путей неожиданного нападения — заканчивались на карте алыми кругами, знаками взрывов и разрушений.

С циркулем в руках, с логарифмической линейкой и карандашом — Райвола старательно проверял расчеты. Еще несколько минут — и он поднял голову:

— Все правильно, генерал. Я не нашел ошибок.

Он встал и остался стоять у стола, неподвижный и спокойный. Генерал Ренуар также поднял голову от рисунков, вновь закурил потухшую сигарету и невольно посмотрел в окно, на запад.

Словно гигантские красные корабли плыли по небу, притянутые багровым огненным кругом солнца. Облака двигались на запад, шли одно за другим, выстраиваясь, как солдаты; они приближались к своему командиру — солнцу, коротко докладывали — и спешили прочь, освобождая путь следующим, исчезая за горизонтом.

Генерал Ренуар с полминуты смотрел на этот небесный парад. Затем он медленно перевел взгляд на лейтенанта Райволу, который стоял перед столом, словно замершее подобие человека. Фигура лейтенанта оставалась неподвижна, спокойные черты его бледного строгого лица казались вырезанными из камня. Лейтенант Райвола ждал распоряжений.

Да… говорите, ошибок нет? Хорошо, — наконец произнес генерал Ренуар, — значит, выступаем в четыре часа утра, лейтенант. Кстати, у вас все готово? Никаких осложнений?

Лейтенант Райвола приподнял левую бровь ровно настолько, насколько нужно было, чтобы показать вежливое удивление — в той мере, в какой можно было проделать это движение в рамках железной дисциплины, царившей здесь, на базе, на военном аэродроме, как раньше в стенах института профессора Ренуара. Однако лейтенант Райвола сразу же стер с лица все признаки удивления и четко, коротко ответил: