Читаем без скачивания Леди Джен, или Голубая цапля - Сесилия Джемисон

Затем Пепси доставала из ящика другую работу и непременно — колоду карт. Часто она принималась шить, и белошвейкой была замечательной. Когда Пепси уставала шить или работа была окончена, она обращалась к картам. Гран-пасьянс служил для больной девочки источником истинного наслаждения.

Так проходили дни: работа сменялась нехитрым развлечением, но всегда девочка выглядела счастливой, довольной! Хотя Пепси минуло уже двенадцать лет, мать относилась к ней, как к ребенку. Каждое утро перед уходом в лавочку на улице Бурбонов Маделон умывала, обувала и одевала Пепси, нежно и осторожно брала ее на руки и ловко усаживала в кресло-самокат.

Только ради того, чтобы ребенок ни в чем не нуждался и имел бы все в избытке, Маделон не щадила себя. Случалось, что дождь лил с утра до вечера, а она продолжала сидеть в своей палатке, торгуя сладостями. До полуночи ей приходилось возиться на кухне, приготовляя тесто для пирожков, варить обед и ужин; между делом она еще шила, принимала заказы. И все это Маделон делала для того, чтобы Пепси ни в чем не испытывала недостатка.

Как-то раз Пепси сказала матери, что очень бы хотела пожить в деревне. Имея представление о деревенской жизни только из книг и рассказов матери, Пепси, истомленная уличной пылью и духотой, закрыв глаза, видела зеленую долину с извивающейся рекой. С одной стороны синели высокие горы, доходившие почти до облаков; с другой — тянулись поля с золотистой рожью, леса, сады, а поближе, у самых ног, расстилался зеленый луг, покрытый густой травой и цветами. Это была самая большая и единственная мечта девочки, — но мать, к великому сожалению, не могла ее осуществить.

Глава 5

Новые соседи

По другую сторону улицы Добрых детей, почти напротив жилища Маделон, стоял одноэтажный, но довольно высокий дом, внешний вид которого отличался причудливостью. Входная дверь была гораздо выше и массивнее, чем в других строениях. Два больших окна по обе стороны двери украшали крошечные балкончики, где едва мог поместиться даже один человек. Карниз крыши поддерживался небольшими лепными фигурами. Пепси сожалела, что в доме этом давно никто не жил. Ей наскучило смотреть на запертые двери и окна этого строения, и она каждый день ждала появления новых постояльцев. Наконец, к великому удовольствию Пепси, августовским утром на улице, как раз под ее окном, появилась группа незнакомых людей: средних лет женщина, одетая в черное, прихрамывающая, с тростью в руке, молодой человек и прехорошенькая девочка. Долго и внимательно осматривали они пустой дом, затем поднялись на крыльцо, отперли дверь и вошли.

Приехавшая девочка сразу заинтересовала Пепси. Новенькая заметно отличалась от детей, живших рядом. Изящна была ее одежда: белое батистовое платьице, черный шелковый пояс и черная шляпа с широкими полями.

Впрочем, внимание Пепси было привлечено не столько красотой девочки и ее изящным костюмом, сколько необыкновенной бледностью грустного личика и поразительной худобой, как после тяжелой болезни. Женщина в черном вела девочку за руку; девочка шла медленно, будто спотыкаясь, и постоянно оглядывалась на странной формы корзину, которую нес следом широкоплечий, черноглазый, рыжеволосый молодой человек, франтовато одетый.

Пепси не могла оторвать глаз от дома, так ей хотелось снова увидеть девочку. Она была уверена, что, осмотрев дом, приехавшие выйдут оттуда на улицу. Однако молодой человек распахнул настежь все двери и окна с таким видом, будто он распоряжается здесь, как у себя дома. Женщина в черном сняла шляпу с вуалью, повесила ее вместе с широкополой детской шляпой на крюк, вбитый у самого окна. Девочка же, немного погодя, вышла на боковую галерею, держа что-то в руках. Как Пепси ни вытягивала шею, как ни приподымалась, ей не удалось рассмотреть, что в руках у малышки.

«Это котенок, — говорила про себя Пепси. — Нет! Собачка? Нет, и не собачка! Должно быть, птица: я вижу, как она бьет крыльями. Птица, птица — и большая! Престранной породы птица! Что это значит?»— продолжала рассуждать Пепси, краснея от волнения и неодолимого любопытства.

Незнакомая девочка села на ступеньки лестницы, не сходя с галереи, нежно прижимая диковинную птицу.

«Ну, значит, — думала Пепси, — дом за ними, иначе они не стали бы открывать окна и развешивать вещи. Ах, как я была бы рада, если бы они остались здесь!..»

Тотчас по мостовой загромыхали колеса, и к дверям дома напротив подкатил громадный фургон, доверху набитый сундуками, мебелью и дорожными мешками.

Пепси с напряженным вниманием следила за разгрузкой фургона. Вдруг в комнату влетела как вихрь Мышка. Короткие косички ее курчавых волос торчали в разные стороны. Широко улыбаясь, она обнажила зубки, глаза ее сверкали от восторга. Она сидела на улице, на скамейке перед домом, когда увидела новых соседей, и поспешила сообщить об этом своей маленькой приятельнице.

— Мисс Пип! Мисс Пип! — затараторила она. — Кто-то снял дом напротив нас и уже переезжает туда. Я видела женщину в черном, мужчину и маленькую девочку. У девочки желтые волосы и в руках длинноногий гусь. И как она с ним возится, — наверное, очень любит!..

— Замолчи, Мышка! Ступай дело делать! — прикрикнула Пепси, сама чересчур увлеченная происходящим на улице, чтобы слушать болтовню маленькой негритянки. — Точно я без тебя ничего не вижу. Поди лучше убери кухню: мама, того и гляди, вернется домой!

— Я убрала уже, все убрала, мисс Пип, и только что вышла отдохнуть на скамеечку перед домом, смотрю — она грязная-прегрязная. Позвольте мне ее теперь же вымыть, мисс Пип, я мигом все это устрою!

— Пожалуй, ступай, — сказала, снисходительно улыбаясь, Пепси, — но помни, чтобы на кухне было все в порядке к приходу мамы.

Такое событие, как появление новых жильцов, считалось настоящим происшествием для жителей улицы. Пепси очень хорошо поняла, что стремление Мышки именно теперь мыть лавку перед домом — это невинная хитрость: ей хотелось поглазеть на новых жильцов.

Наконец, мебель и другие вещи внесли в дом, остались два больших сундука, которые с трудом втащили в дверь.

Как только фургон разгрузили, входную дверь захлопнули и заперли изнутри. Любопытные прохожие разошлись, но Пепси со своего наблюдательного пункта продолжала следить за приезжими. Она видела, как Эдраст с корзинкой в руках вышел на улицу, и решила, что он отправился на базар. Дама в черном прикрепляла кружевные занавески на окно, и Пепси подумала, что в этой комнате будет гостиная. Одна штора оставалась поднятой до позднего вечера, а другую так и не поднимали.

Наступил вечер. Пепси забыла о своем занятии — изготовлении конфет, но мать оставила это незамеченным: Маделон было понятно невольное внимание дочери и Мышки к новым соседям. На следующее утро Пепси проснулась раньше обычного и так спешила усесться на свое место у окна, что мать едва успела одеть ее. Выглянув на улицу, она убедилась, что и двери, и ставни соседи еще не открывали.

Но вот штора поднялась, и на стекле появилось курьезное объявление. На куске белого картона, вставленного в рамку, было написано красными чернилами:

ТОНКОЕ МЫТЬЕ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТСЯ,

И ЗАКАЗЫ ВСЕХ СОРТОВ.

Пепси удалось рассмотреть, что в комнате стояли столы с кусками кружев и кисеи, картонками, здесь же лежали груды детских нарядных платьиц, фартучков, дамских воротничков, манжеток и носовых платков. К окну был придвинут длинный стол, где в порядке лежали катушки для швейной машины, пуговицы разных размеров, тесемки, ленты, мотки шерсти — это был мелкий товар, необходимый при шитье женского туалета.

Приводя в порядок разнообразный товар, дама в черной юбке и белоснежной блузке внимательно все осматривала, стараясь что-то передвинуть, переставить, переложить, чтобы придать комнате более нарядный вид. Наконец, осталось ждать появления заказчиков.

Только теперь, впервые после смерти молодой вдовы, остановившейся у нее в Гретне, мадам Жозен вздохнула свободно и почувствовала под собой почву. Все устроилось именно так, как предсказывал Эдраст: случайная гостья покоилась в склепе, а ее дочь была слишком мала, чтобы сообщить какие-либо сведения о своей семье; она даже не помнила ни имени, ни фамилии родителей, потому что после тифа память ей изменила и она ничего не могла вспомнить о своем прошлом. Леди Джен до того стала слаба и апатична, что ее ничто не интересовало, кроме голубой цапли, с которой она не расставалась. Сознавала ли она свою потерю, горевала ли о матери — Жозен не могла понять. В первые дни по выздоровлении девочка все время звала мать и плакала. Боясь, чтобы ребенок вторично не занемог, Жозен, лаская малютку, уверяла, что мама уехала ненадолго и, оставив ее с тетей Полиной, велела быть умницей, слушаться и любить тетю, пока сама не вернется.