Читаем без скачивания Записки жандарма - Спиридович И.

По простой военной терминологии, все эти господа назывались у нас общим именем – «внутренними врагами государства». В ротах у нас учили, что «солдат есть слуга царя и отечества и защитник их от врагов внешних и внутренних». На вопрос же о том: кто такой враг внутренний, отвечали так: «Это – воры, мошенники, убийцы, шпионы, социалисты и вообще все, кто идут против государя и внутреннего порядка в стране».

Мы знали, что главную борьбу с ними ведут жандармы, и это не могло нам не нравиться, так как это была та же защита нашей родины, та же война, но лишь внутренняя.

Но вся служба жандармерии была окутана для нас какой-то тайной. Сами жандармские офицеры своею сдержанностью и какой-то особой корректностью усиливали это впечатление и заставляли смотреть на них с некоторой осторожностью. В них не было офицерской простоты, они не были нараспашку и даже внушали к себе какой-то непонятный страх. Почему и отчего – это было неясно.

В полку у нас на корпус смотрели очень хорошо. Несколько наших офицеров уже служили там, занимали хорошие должности и были предметом нашей зависти. В Вильне жандармерия была представлена блестяще. Генералы фoн-Экce и Черкасов пользовались уважением русского общества, первый же был принят и в польских кругах и принадлежал к местной аристократии.

Я лично в жандармах ничего нехорошего не видел. Еще с детства я помню, что жандармы были хорошо приняты, бывали они и у нас в доме. Даже женихом одной из моих сестер был жандармский ротмистр…

Уже в полку, читая много по истории, прочел я как-то в одном из исторических журналов «Записки голубого жандарма» из эпохи 60-х годов. Они произвели на меня большое впечатление тем, сколь много добра сделал тот жандармский штаб-офицер, состоя в Вильне при графе Муравьеве во время усмирения польского бунта…

Матушка моя не раз говорила мне затем, что она хотела бы видеть меня или артиллеристом или жандармом, сестры же уже прямо убеждали меня идти в жандармерию. Воспитанные в архангельской провинциальной глуши, далекие от всякой политики, они были чужды обычных интеллигентских предрассудков против синего мундира и смотрели на жандармского офицера просто: офицер, служба серьезная, очень важная, жалованье хорошее и форма красивая, чего же еще нужно для брата? А что ругают – так за глаза и царя ругают. Все это в общей сложности создало у меня желание поступить в корпус жандармов, и я, почитывая для военно-юридической академии, в то же время не упускал из виду, как бы найти протекцию для перевода в корпус.

Но многие в обществе не любили жандармов, службу их бранили и говорили о них, что они все доносчики. Это неприязненное отношение к жандармам я встретил тогда же в семье почтенного присяжного поверенного, на дочери которого я хотел жениться. Русский человек, сын генерала, севастопольского героя, мой будущий тесть не хотел и слышать, чтобы его зять был жандармом. Он предлагал нам с дочерью материальную помощь, а также устроить меня куда-либо на гражданскую службу, которая обеспечивала бы меня лучше, чем полк, лишь бы я не шел в жандармы. Я упорствовал, доказывая ему, что служба корпуса жандармов идейная и полезная для государства. Не имея ничего мне возразить по существу, он все-таки был против нее. Мы долго спорили, и каждый остался при своем мнении. Я не покидал намерения поступить в корпус, но не отказывался от мысли жениться на его дочери.

Но перевестись в корпус жандармов было очень трудно. Для поступления в корпус от офицеров требовались прежде всего следующие условия: потомственное дворянство; окончание военного или юнкерского училища по первому разряду; не быть католиком; не иметь долгов и пробыть в строю не менее шести лет. Удовлетворявший этим требованиям должен был выдержать предварительные испытания при штабе корпуса жандармов для занесения в кандидатский список и затем, когда подойдет очередь, прослушать четырехмесячные курсы в Петербурге и выдержать выпускной экзамен. Офицер, выдержавший этот второй экзамен, переводился высочайшим приказом в корпус жандармов.

Всем формальным условиям я удовлетворял, но у меня не было протекции; отбор же офицеров был настолько строг, желающих было так много, что без протекции попасть на жандармские курсы было невозможно.

Скоро, однако, случай помог мне.

Через несколько месяцев меня вызвали в Петербург, я подал докладную записку о желании «продолжать службу его императорскому величеству в отдельном корпусе жандармов» и получил приглашение на предварительные испытания.

На испытание явилось около 40 офицеров всех родов оружия. Не без трепета входил я в комнаты штаба корпуса жандармов, помещавшегося в знаменитом доме «У Цепного моста» против церкви святого Пантелеймона. Все казалось там страшно таинственным и важным. Единственно доступный и любезный человек это – швейцар. Все остальное заморожено холодом. Видимо, то же испытывали и другие офицеры.

В ожидании экзаменаторов мы перешептывались о них. Оказалось, что экзаменационная комиссия состояла из старших адъютантов штаба корпуса при участии представителя департамента полиции, тайного советника Янкулио. Этот худощавый старик, напоминавший наружностью Победоносцева [18], внушал нам особый страх, но почему, мы сами не знали.

В первый день держали устный экзамен. Меня спросили, читал ли я фельетон «Нового Времени» [19] о брошюре Льва Тихомирова: «Конституционалисты в эпоху 1881 года» [20] и что я могу сказать по этому поводу. Вещь была мне известна, и мой ответ удовлетворил комиссию. Предложив затем мне перечислить реформы Александра II [21] и предложив еще несколько вопросов по истории и администрации и выслушав ответы, председатель комиссии объявил, что устный экзамен мною выдержан и что мне надлежит явиться на следующий день держать письменный…

На письменном экзамене мне попалась тема: «Влияние реформы всесословной воинской повинности на развитие грамотности в народе…»

Экзамены я выдержал. Меня внесли в кандидатский список, и я должен был ждать вызова для слушания лекций…

Выдержав испытание, я вернулся в Вильну и стал ждать вызова, а в это время виленская жандармерия собирала обо мне наиподробнейшие сведения. Политическая благонадежность и денежное состояние подверглись наибольшей проверке. Первое объяснять не приходится, второе же преследовало цель, чтобы в корпус не проникали офицеры, запутавшиеся денежно, зависящие от кого-либо в материальном отношении. Жандарм должен был быть независим…

Вызов меня на курсы затянулся. Прошло почти два года.