Читаем без скачивания Проклятие рода Радзивиллов - Елена Усачева

Разбросанный костер стал подбирать сухие веточки вокруг. Утоптанная земля пахла множеством человеческих запахов. Так хотелось бежать за ними, все сильнее и сильнее проникаясь грядущей охотой. От распирающего грудь желания Кэт задрала голову вверх, почувствовала, как уперлась в шерстяной загривок, и коротко завыла на этот желтый, волнующий ее блин.

Волчий вой заставил убегающих студентов поторопиться.

Кэт пришла в себя оттого, что ей стало холодно.

Сентябрьская ночь вяло перетекала в ранний рассвет. Погасший костер был подернут росяной дымкой. Испуганная пичуга чиркнула, помчалась прочь, задевая крыльями ветки деревьев.

Лежать было и удобно, и неудобно. Что-то жесткое давило в бок и сжимало руку. Девушка приподнялась. С плеча соскользнула куртка.

Ночные события ярко встали перед ней, и она в панике вскочила.

Волки. Боль. Луна…

Она была на поляне. Той самой, где вчера собирались студенты. У ее ног лежала знакомая светлая куртка. А плечо до локтя было обмотано тряпкой. Кэт в панике стала отряхивать себя, словно вчерашний ужас с обращением в волка можно было смахнуть ладонью. Лес настороженно смотрел на ее кружение по поляне. Под ногу попалась куртка, служившая ей этой ночью одеялом.

— Ай!

Деревья эхом вернули ей крик, и Кэт бросилась бежать. Пичуга юркнула в кусты и затаилась. Несколько минут лес был тих, а потом на поляну вышел Николай, босыми ногами он бесшумно ступал по опавшей листве. Проклятый из рода Радзивиллов поднял брошенную куртку и долго держал ее у лица, вдыхая быстро ускользающий запах человека, который провел под этой курткой ночь.

После всего пережитого в парке странно было видеть лица людей. Они толпились на остановке, ожидая автобуса, хмурые, сонные. Из-за спин взрослых вперед пробивались дети, носились около застывших фигур, взвизгивали. На вздрагивающую Кэт с перебинтованной рукой поглядывали с неудовольствием. В грязной рубашке, без куртки…

Кэт сжала губы и пошла пешком. Вильнюс — город небольшой, здесь куда угодно можно добраться своими ногами. Про забытую в парке сумку вспомнилось с ленивым безразличием. Ключи от квартиры лежали в кармане джинсов, остальное было неважно.

Дома она надолго застыла перед зеркалом в прихожей. Все, как прежде, — лицо, волосы, руки, ноги. Человек. Но отчего же ей кажется, что в какой-то момент она была волком? И неужели это может повториться вновь?

Ее качало из стороны в сторону, хотелось закрыть глаза и упасть. Но стоило ей смежить веки, как вспоминался лес, под мягкими лапами шуршала листва. По телу пробежали мурашки ночной боли.

Не может быть!

Кэт вбежала в ванную, захлопнула за собой дверь, закрыла замок. Зачем-то погладила его, словно накладывала дополнительное защитное заклинание. Но ведь в квартире она была одна!

Сорвала с руки повязку. Это была светлая тряпка. Секунду держала в кулаке, но вдруг, вскрикнув, бросила под раковину. На руке когда-то была рваная рана, словно провели несколькими когтями разом. Или зубами. Неровные края еще бугрились, но рана зажила, оставив после себя некрасивый след. Давно зажила.

Кэт провела пальцами по зарубцевавшейся коже. Опять вспомнилась боль, изнутри рвавшая ее тело…

Кинулась в комнату, стала перебирать книги, стопками лежавшие на журнальном столике, на подоконнике, на полу.

Как же там было?

«Мифологическая энциклопедия» оказалась тяжелой и неповоротливой, тонкие страницы соскальзывали с пальцев.

… Оборотни, они же ликантропы, принимающие волчий облик, они же волколаки (в славянской мифологии), они же вилктаки (в литовской мифологии), они же вервольфы (в немецкой и англосаксонской). Кицунэ, тануки, аниото, ругару…

Книга свалилась с колен.

…Бывают врожденными или обратимыми. Врожденные подвержены родовому проклятию, обратимые — ставшие оборотнями в силу обстоятельств, чаще всего после укуса оборотня…

Укуса оборотня! Рука запульсировала не существующей уже болью.

…Врожденные могут контролировать свои превращения в волков, обращенные становятся зверями и живут в таком обличии всю жизнь, пока…

Пока…

Пока укусивший их оборотень не умрет.

Кэт бросилась в спальню, стала срывать с вешалки рубашки и брюки. Пальцы почувствовали мягкий шелк единственного платья. Короткое, зато с длинным рукавом. Про сумку даже не вспомнила. Надела кеды и выскочила на улицу.

Старые дома противоположной стороны улицы Вокечю с усмешкой глянули на нее.

Неправда! Все будет по-другому!

Она пробежала вверх, повернула в сторону Замковой улицы. Камень тротуара болью отдавался в пятках, эхо гуляло в узких проулках. Купола Пятницкой церкви ослепили. Дальше Кэт бежала, не отрывая глаз от бросающейся под ноги дороги.

Университетская улица. Вход в запутанные лабиринты университетских дворов. Двор Аркад. Двор Даукантаса. Двор Мицкевича. А вот и их двор Даукши.

— Не торопись! — попытался кто-то перехватить ее за руку. — Занятий не будет!

По инерции она еще сделала вперед несколько шагов, оглянулась.

— Профессор заболел!

Она поискала глазами того, кто это сказал. В узком прямоугольнике двора, словно издеваясь над ней, все носилось:

«Заболел!» — от окон.

«Заболел!» — от дверей.

«Заболел!» — от камня мостовой.

— Мы в парке волка видели. С утра туда отправили егерей. Парк оцепили, никого не пускают.

— Профессор все время с нами был, все про ясень толковал. Киплинга зачем-то вспоминал. А потом… помнишь, он внезапно появился? На нем еще костюм как будто помят был. Стал кричать, чтобы мы не вздумали расходиться да не выпускали из рук палки. Чтобы в случае опасности… Вот вам и мифология…

— Конечно, оборотень! Кому еще здесь быть?

Кэт прошла сквозь топчущихся на крыльце первокурсников, узкой лестницей поднялась на второй этаж.

Надо все рассказать. Узнать, что с профессором. Но если… Если она стоит здесь, значит, яд от укуса уже не действует, значит, профессор… мертв.

Дышать стало тяжело. Кэт прислонилась к перилам, ладони неприятно вспотели.

«Ты способна полюбить? Меня?» — прозвучал в ушах знакомый голос.

«Как ты считаешь, за что можно отдать свою жизнь?» — «За любовь!»

«Только почему-то этот представитель своего проклятого рода решил, что его спасет любовь, — зазвучал в ее голове другой голос. — Как в свое время Барбара отвела проклятие от мужа, так и твоя любовь, глупая девушка Катя, должна была перевести проклятие на кого-нибудь другого».

Кэт оглянулась. Почему проклятие должно на кого-то падать? Четыреста лет! Его можно просто уничтожить. А если профессора больше нет, то и помешать этому никто не сможет. Но почему именно он? Почему именно она?