Читаем без скачивания Цифровой журнал «Компьютерра» № 215 - Коллектив Авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом говорении и строится вся эстетика «американского неореализма». Дело вовсе не в том, что герои делают на экране, а в том, что они говорят! Великая американская эстетическая революция второго десятилетия XXI века — это all about talks! Это революция дискурса, а не активного действия.
Оно и понятно: кто же американскому человеку даст свободно действовать?! В смысле — «прессовать», «приставлять», «втыкать», а тем более «мочить» кого попало? Я вас умоляю! Американский человек сегодня посмотреть лишний раз в направление негра, ребёнка или женщины не имеет возможности: первый тут же засудит за расовую дискриминацию, второй — за педофилию, третья — за сексуальные домогательства!
Американский человек живёт в обществе тотальной социальной репрессивности. Что, в общем-то, не так уж и плохо, поскольку позволяет сдерживать омерзительные порывы и позывы души, которые копились два столетия в нации, предоставленной самой себе и пользовавшейся совершенно беспрецедентной в истории человечества мерой социальной свободы. В подобном беспределе американский человек переполнился мерзостными фантазиями и желаниями, которые ему куда-то нужно выплёскивать. На улице не дадут (а если попробует, то в лучшем случае разорят дотла или сгноят на нарах, а так — просто пристрелит полицейский, а то и вообще vigilante вроде Джорджа Циммермана), поэтому остаётся только один путь — сублимация!
 Как можно сублимировать? Традиционный способ: в приватности частного жилища! Так оно и было последние 100 лет: американский человек выходил на улицу, шёл на работу, выполнял свои общественные обязанности, подчиняясь строгим порядкам общежития (ближе метра к незнакомому человеку подойти не моги! слова грубого не скажи!), затем возвращался домой, и тут начиналось такое, что ни в сказке сказать, ни пером написать! Разгул фантазии за гранью реальности. Можно только догадываться, каким величайшим подспорьем оказалось открытие интернета, позволившее виртуализовать свои пороки ad infinitum.
Сакральный смысл «американского неореализма» в кинематографе заключён в дополнительных возможностях, которые даёт вербальная экстериоризация процессу сублимации пороков, накопившихся в обществе.
Звучит, понимаю, устрашающе, но смысл прозрачен. Поясню на примере. Фильм «Killing Them Softly» снят по роману «Ремесло Когана» (Cogan's Trade), написанному Джорджем Винсентом Хиггинсом аж в 1974 году. Хиггинс — очень тонкий писатель, даром что был юристом, преподавателем в колледже и вёл колонку в газете. Я не поленился, скачал и пролистал «Cogan's Trade». Так все и есть: книга написана брутальным матерным языком с сексуальной обсессией.
Есть лишь одна тонкость: таким же брутальным матерным языком написана половина американской литературы последних 50 лет! Не только, кстати, американской: и французской, и сербской (перечисляю только то, что знаю лично, хотя не сомневаюсь, что нормы многих современных письменных культур допускают точно такое же свободное обращение с языком). Тонкость же заключена в том, что одно дело — книга, а другое — кинофильм!
Книга всегда интимна. Мы читаем книгу, и никто не знает, что мы читаем. Текст находится внутри, между читателем и страницами, которые он листает. Кино — глубоко публично. Вы сидите в зале и слышите / видите то, что в ту же секунду видят и слышат сотни других людей (зрителей). Одновременно! Поэтому и переживание увиденного / услышанного происходит одновременно. Совместно. Это коммунальный акт.
Чтоб было понятно, о чем я говорю: возьмём чрезвычайно популярную для американской современной культуры мифологему — акт мастурбации. Теперь представьте его в двух вариантах: в интимной обстановке дома и на городской площади. Представили? Точно такая же разница существует между жёстким (мат, табуированная тематика и т.п. ) языком в книге и в кино! Интим страницы — публичность экрана!
Именно такую революцию и несёт в себе «американский неореализм» — приятие и привыкание к акту мастурбации на площади! Меня сегодня больше всего интересует реакция американских кинозалов на фильмы вроде «We're the Millers» или «Killing Them Softly»: мне одному хочется провалиться под землю от стыда и омерзения в процессе прослушивания каждого второго диалога на экране (а значит, сказывается моя личная «оторванность» от модных веяний цивилизации) — или всё-таки находится ещё пара–тройка старомодных идиотов, испытывающих такие же эмоции?
Анонс
Следующие несколько уик-эндов мы проведём в компании фильмов, номинированных на премию «Оскар» в 2014 году: «Далласский клуб покупателей» (Dallas Buyers Club), «Гравитация» (Gravity), «Небраска» (Nebraska), «Афера по-американски» (American Hustle), «Волк с Уолл-Стрит» (The Wolf of Wall Street), «Филомена» (Philomena) и «12 лет рабства» (12 Years a Slave). Остальных соискателей — «Жасмин», «Капитан Филлипс», «Она» и «Великий Гэтсби» — мы с вами уже пропесочили.
К оглавлению
OCZ: жизнь после того, как умерла последняя надежда, или Школа кидания по понятиям
Сергей Голубицкий
Опубликовано 07 марта 2014
29 ноября 2013 года мой коллега Андрей Васильков рассказал читателям о печальном положении, в котором оказалась компания OCZ Technology Group. Производитель чипов памяти и твердотельных дисков готовился к банкротству и, если повезёт, выкупу активов японской Toshiba.
OCZ повезло: Toshiba активы в декабре выкупила, но банкротства все равно избежать не удалось. За кадром, однако, остались маленькие инвестиционные трагедии, нагруженные мощным назидательным зарядом, о которых и собираюсь рассказать читателям.
Начнём с причин, по которым приказала долго жить некогда культовая калифорнийская компания. Они весьма поучительны сами по себе. Существует ошибочное мнение, что кончина OCZ — это-де отражение общего состояния дел на рынке компьютерной памяти и накопителей (без разницы, каких: что твердотельных, что традиционных — на шпинделе). OCZ — первая ласточка, за ней в обозримом будущем последуют и остальные. Думаю, это глубокое заблуждение, потому что рынок этот ничем не хуже (правда, и не лучше) всех остальных в сфере высоких технологий, а OCZ умерла по причине собственной дурости.
В январе 2011 году OCZ предприняла стратегический маневр, отказавшись от производства модулей оперативной памяти и сделав ставку на диски SSD. Отказ от диверсификации явился грубейшей ошибкой, и вот почему.
На рынке твердотельных накопителей есть только два пахана, которые будут в шоколаде при любом раскладе — Samsung и Micron. Почему? Потому что они производят львиную долю флеш-памяти NAND, которая, в свою очередь, составляет 95% себестоимости конечного продукта (дисков SSD). Всем остальным участникам рынка, которые в подавляющем большинстве являются fabless (то есть не имеют собственных производственных мощностей), приходится из кожи вон лезть, чтобы хоть как-то заработать на жалких остатках (то есть уложиться в те самые 5% затрат).
На чем можно сыграть в столь тяжких условиях? На трёх основных коньках: производительности дисков SSD, репутации бренда и надёжности. Возьмём, к примеру, главного конкурента OCZ из маленьких — Corsair Components из той же Калифорнии (Фремонта). «Флибустьеры» с первых дней застолбили нишу крутых геймеров, предлагая им твердотельные накопители рекордной производительности. Несколько лет рекордных бенчмарков — et voila! — бренд Corsair стал прочно ассоциироваться с best of the best: купленный мною Corsair Force GT уже третий год вызывает восхищение моих домочадцев (перешёл по наследству вместе с Macbook Pro к тёще).
Что сделала OCZ? OCZ занялась безумными вещами — включилась в ценовое противостояние с гигантами рынка (Samsung, SanDisk и т. п.) и, разумеется, слила. Во втором квартале 2013 года доходы компании обрушились с $88,6 до $33,5 млн, и чтобы хоть как-то свести концы с концами, руководство взяло краткосрочную ссуду у Hercules Technology Growth Capital на чудовищных условиях ($30 млн под 15% годовых), заложив все свои активы.
Первый же платёж OSZ по долговым обязательствам задержала, однако после мучительных переговоров с Hercules сумела-таки продлить агонию до июня 2014 года. 4 ноября после очередного жуткого квартального отчёта акции OSZ обвалились за день на 40%. Hercules потребовала проведения срочной финансовой ревизии, из которой выяснилось, что текущие показатели не соответствуют заявленным при заключении долгового соглашения, результатом чего стал арест банковских счетов OCZ (для предотвращения незаконного увода средств на сторону).