Читаем без скачивания Тимка-новосёл - Василий Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты — Юлька! Юлька! Я тебя буду звать Юлькой! Да! — Мальчик в упор посмотрел на девочку.
— Вот и нехорошо! Я не зову тебя Тимкой? Не зову?
— Меня папа всегда зовёт Тимкой. Я люблю, когда он меня так зовёт.
Юля улыбнулась. Было видно, что упрямство мальчишки ей понравилось.
— Я маму спрошу, — сказала девочка. — Если она разрешит называть меня Юлькой, то зови.
Тимке надоел разговор об именах, и он нетерпеливо спросил:
— Пойдёшь на реку?
Но Юлия и на этот раз отказалась уйти от вагончика. Ну и пусть! Тимка знал, что все девчонки трусихи. Будет лучше, если на реку он пойдёт один. Может, спросить разрешения у бабушки? Нет, одного она не отпустит…
Тимка шёл и шёл в ту сторону, где вчера солнце опустилось в землю. Путь преградили кусты — высокие и колючие; через них трудно было пробраться. Пришлось обходить.
Шагая, Тимка уже видел себя купающимся в реке. Не плохо было бы наловить мальков, только нести их не в чем, а без воды они быстро задохнутся и даже могут высохнуть, а мёртвые мальки неинтересны.
Ноги путались в высокой траве. Острые стебли больно царапали кожу. Тимка остановился, поплевал на ладонь, принялся растирать царапины. Хотелось вернуться домой. Юльке можно сказать, что он раздумал идти на реку. Глянув в ту сторону, где должны быть вагончики, Тимка не увидел их. Куда же они могли подеваться? Кругом степь и степь, местами ровная, местами горбатая, с небольшими горками, которые отец называет сопками. Тимка опустился на траву. Надо было подумать, идти ли на реку или начать искать вагончики.
Сосредоточиться не удалось: из норы выскочил серый зверёк. Встав столбиком, он не мигая смотрел на Тимку.
«Суслик!» — узнал зверька Тимка. Суслик сидел смирно. Казалось, протяни к нему руку и он позволит погладить себя. Но стоило Тимке пошевелиться, зверёк юркнул в своё убежище. Сняв панаму, Тимка присел у норы и приготовился накрыть суслика, если тот снова появится.
Время шло, а зверёк не появлялся. Ждать надоело. Неприкрытую голову припекало солнце. Тимка выдрал с корнями пук травы и, сунув его в нору, огляделся кругом.
Под ногами застрекотал кузнечик. Что ж, на худой конец можно поймать кузнечика и принести его бабушке; она почему-то любит кузнечиков. Поймав зелёного прыгуна, Тимка сорвал широкий лист подорожника и, завернув в него добычу, спрятал её в карман.
А вот и ящерица! Серая, с длинным хвостом, она грелась на солнце. Если её поймать, то можно посадить в бабушкину корзину. Схватить ящерицу не удалось: она шмыгнула под камень. Камень большой, и у Тимки не хватило силы сдвинуть его с места.
Но куда же девались вагончики? Сколько Тимка ни всматривался в степь, он не увидел их. Если бы росло дерево, можно было бы залезть на него и оглядеться. Отец рассказывал, как он заблудился на охоте и, чтобы найти дорогу, лазил на дерево, В степи дерева нет, но за кустами виднеется горка; надо подняться на неё, тогда, может быть, удастся увидеть вагончики.
Нет, кусты не обойдёшь! Они тянутся без конца и края. Налетел ветер и заколебал травы. Кажется, где-то совсем близко, сверкая на солнце, блестит река. Тимка с жадностью всматривается вдаль. Нестерпимо хочется пить. Хотя бы молока! Бабушка говорила, что где-то текут молочные реки с кисельными берегами. Но где?
Тимка делает шаг, другой, спотыкается и падает. Большая тяжёлая птица, оглушительно хлопая крыльями, поднимается из травы. Она летит низко и вдруг камнем падает вниз. С птицами Тимке не везёт. Не повезло с беркутёнком, не повезло и с этой, которая вырвалась почти из-под носа. Надо её поискать! Но разве найдёшь птицу в такой высокой и густой траве!
Прекратив поиски, Тимка задумывается над тем, куда ему идти. «Надо всё прямо и прямо», вспоминает он слова отца и, облизнув сухие губы, принимается шагать.
Обрывается зелёное разнотравье. Путь преграждает чёрное поле. Оно тянется до того места, где земля и небо сходятся вместе. Чёрное поле пугает Тимку: уж очень оно чёрное и большое. Тимка долго не решается ступить на него. Но надо идти. Шагать по чёрному полю трудно: высокие гребни борозд осыпаются под ногами — того гляди упадёшь. Тимка поворачивается кругом и выбегает на траву.
— Уй-юю! — кричит кто-то в степи.
Тимка вздрагивает и застывает на мосте. По степи верхом на лошади скачет всадник. Он быстро приближается. Но почему всадник весь какой-то лохматый? Осадив коня, всадник соскочил на землю. С ним надо поздороваться: старшие всегда ждут, чтобы маленькие здоровались с ними первыми. Тимка подходит к всаднику и произносит:
— Здравствуй, Лохматый Дядя! — Всадник молчит. Тимке страшно, но он храбрится и повторяет: — Здравствуй, Лохматый Дядя! Ты Лохматый Дядя?
— Карош мальчишка, — улыбается всадник. — Куда шёл?
Ободрённый улыбкой, Тимка торопиться сказать, что он идёт на реку.
— Река?! Здесь нет река… Совсем не туда шёл…
— Пить хочу… — вырывается у Тимки. — Пить!
— Поедем. Пить будем… Много пить! Кароший мальчишка!
Предложение звучит заманчиво, и Тимка смело спрашивает:
— Ты меня, дядя, на лошадь посадишь?
Всадник прищёлкнул языком и вскочил в седло. Потом он низко склонился, и не успел Тимка вскрикнуть, как тоже очутился в седле.
Ехать верхом лучше, чем идти пешком, и Тимка не прочь ехать долго-долго.
— Смотри, хорошо смотри. — Вытянув руку, всадник показывает в степь. — Отара! Барашек гуляет. Мы — чабан, пасём барашек.
На зелёном ковре степных трав движется пёстрое стадо; в нем белые, чёрные и серые точки. Точки перекатываются с места на место. Их много. Но сколько?
— Барашков очень много? — интересуется Тимка.
— Одна тысяча, две тысячи! Породистый барашек!
Что значит породистый, Тимка не знает, но по выражению лица Лохматого Дяди он понимает, что это хорошо, и одобрительно кивает головой.
Тимку томит любопытство: почему дядя носит такую большую лохматую шапку и штаны, вывернутые мехом наружу, но расспросить об этом он не успевает, — чабан, остановив коня, спустил Тимку на землю и спешился сам.
— Пойдём юрта, — приглашает чабан. — Отдыхать будем. В тени сидеть.
На поляне стоит шалаш. Нет, это совсем не такой шалаш, какой Тимка видел в деревне на лугах, когда они с бабушкой укрывались от дождя. Тот шалаш был покрыт ветками и травой, а этот — круглый и стенки у него из лохматой материи.
Тимка задержался у входа о юрту.
— Ходи, ходи! Гостем будешь! — зазывает чабан.
Тимка вошёл и огляделся. Земля в шалаше устлана шкурами. Их много.
— Они волчьи? Да? — с опаской посматривая на серые шкуры, спрашивает Тимка.
Чабан молчит, он занят: сняв с треугольной подставки кувшин, наливает из него в деревянную чашку молоко. Кувшин обёрнут в тряпку, и почему-то конец её опущен в таз с водой.
Наполнив чашку до краев, чабан протянул ее Тимке:
— Пей айран! Много пей!
Удивительно кислое молоко оказалось таким холодным, что заломило зубы, но Тимка не может оторваться от чашки, а чабан уже подал кусок сыра.
Тимка никогда ещё не ел такого вкусного сыра. Можно было бы съесть его много, но дяди не предложил больше, а просить нехорошо.
Молоко и сыр восстановили силы. Тимка готов хоть сейчас пойти на поиски реки, но интересно побыть и в юрте.
— Ты, дядя, здесь живёшь всегда? — спрашивает Тимка.
— Отдыхаем… Спим мал-мала… — прихлёбывая из чашки молоко, отвечает чабан.
Тимка решил, что спать на шкурах, наверно, очень приятно. Но зачем кувшин ставят на треногу, укутывают его в тряпку, а конец её опускают в воду?
— Дядя, — заглядывая чабану в глаза, говорит Тимка, — кувшин тоже воду пьет?
— Степной холодильник! Молоко студим, — прищёлкнул языком хозяин юрты.
Холодильник? Тимка в городском «Гастрономе» видел холодильник, но тот был весь белый как снег и похож на шкаф.
— Тряпка совсем мокрый, быстро сохнет, холод делает, — поясняет чабан. — Кувшин холодный, айран холодный… Хорошо!
Тимка ощупывает стенки кувшина. Что за чудо? В юрте жарко, а кувшин холодный как лёд! Да, взрослые умеют делать так, что не сразу всё поймёшь!
Чабан, кончив пить молоко, взял белое лохматое одеяло и вышел из юрты. Тимка последовал за ним.
Хорошо в солнечный день лежать на спине, смотреть в небо и думать, где оно начинается и где кончается.
Чабан сидит неподвижно и не сводит глаз с барашков. Тимка рассказывает, как он утром пошёл на реку и шёл всё прямо и прямо. Чабан, узнав, что его гость о своем уходе не сказал бабушке, покачал головой и проговорил:
— Совсем плохой мальчишка! Тихонько бежал!
Тимка теперь и сам понял, что он поступил плохо.
— Домой будем ехать, — говорит чабан. Долго будем ехать!
Ну что ж, Тимка согласен ехать хоть сейчас. Но чабан сказал, что надо ждать, когда стемнеет и на небе покажутся звёзды.