Читаем без скачивания Проводник отсюда (Сборник) - Сергей Лукьяненко

– Тим его не любит. Отдал мне на сохранение.

– Ну я дурак… – отчетливо прошептал Игорь. – Дурак.

Он поднес знак к глазам, словно не веря. Потом быстро вышел из комнаты.

– Если бы их было больше… – как-то безнадежно произнес мистер Эванс. Ухода Игоря он, похоже, не заметил. – Тим ведь понимает: если он не поможет человеку, тот умрет. Вот и делает по три операции в день…

«А в редкие выходные развлекает своими способностями любопытствующих роддеров», – подумал я.

– Это ведь оказалось не очень и сложно – телекинез. Синтезировали какое-то вещество, оно позволяет любому стать психокинетиком. Но выпуск его наладить не могут, приборы не позволяют добиться чистоты раствора. Кажется, оно называется псикиноверрином…

– Псикиноферрином, – автоматически поправил я. – Там молекула гема в цепи. ПКФ встраивается в эритроциты.

…Боль. Дикая, запредельная, невыносимая боль. Выворачивающие все тело судороги. Фиолетовый туман, в котором плавают раскаленные добела шарики. Вот такой он – запах ПКФ для моего «суперобоняния». Длинный коридор. Белые стены. Режущий глаза свет. Я ползу по гладкому холодному полу. Навстречу уже бегут – проклятые, ненавистные белые халаты, такие же холодные и чужие, как эти стены. Меня тошнит, вместе с блевотиной выплевываются сгустки темной крови, прямо на чистые халаты, в сочувственные, встревоженные лица. И я кричу, выгибаясь в поднимающих меня руках: «Забирайте свое дерьмо! Забирайте! Я доварил вашу похлебку, пробуйте! И это, это жрите! Жрите…» В Веллесбергском Центре Совершенствования я работал полгода. Уходя, сказал, что не хочу делать других такими же несчастными, как сам. Соврал… Меня погнала в роддеры боль.

…Дверь распахнулась, едва мистер Эванс собрался начать расспросы. Откуда это роддеру известно точное название препарата? Но в кабинет ввалились Дэйв с Тимми, и мистер Эванс мгновенно переменился.

– Пап, пошли купаться, – выпалил Тимми. – Покажешь нам, как плавать на спине.

Оба они – и Дэйв, и Тимми – были мокрые, взъерошенные и абсолютно счастливые. Похоже, мистер Эванс это понял. Он быстро встал:

– Пошли. В тридцать третий раз буду тебя учить.

Тут Тимми заметил меня. Неуверенно кивнул, видимо, раздумывая, интересно ли настоящему роддеру бултыхаться в десятиметровом пруду. Я усмехнулся и с беззаботным видом поднялся с кресла. Пообещал:

– Сейчас я найду Игоря, и мы покажем вам настоящий класс.

После устроенной днем беготни я спал как убитый. И проснулся, лишь когда моя кровать начала ездить по полу… Возле дверей я оказался, наверное, в один прыжок. Мне доводилось видеть разрушенные землетрясением дома… Но вокруг все было спокойно. Лишь дергалась, как в конвульсиях, кровать. Потом лежавшая на столе книга поднялась в воздух и зашуршала перелистываемыми страницами. Я еще ничего не понимал. И только когда Тим глухо застонал во сне, до меня дошло…

В полутьме не было видно его лица. Я присел на кровать, взял Тимми за руку. Ладонь была горячей и напружиненной, словно он держался за что-то мне невидимое.

– А ну кончай, – тихо сказал я. – Все хорошо. Заканчивай.

Затрещала разрываемая книжная обложка. Я легонько похлопал Тима по щеке.

– Тимми, все хорошо… Просыпайся. Или смотри другой сон. Тимми, успокойся…

Я уговаривал его минут пять. Наверное, надо было просто разбудить пацана. Но мне не хотелось этого делать…

Когда книжка тяжело осела на стол, а Тимми задышал ровнее, я тихо, не включая света, нашел свою одежду. Быстро оделся. Посмотрел еще раз на Тимми – теперь он спал вполне безмятежно. И вышел.

В кабинете горел свет. Я чуть поколебался и сказал вполголоса:

– Мистер Эванс, до свидания.

Я был почти уверен, что он меня не услышит – за дверью слабо жужжало печатающее устройство компьютера. Но звук исчез, а еще через мгновение мистер Эванс недоуменно смотрел на меня:

– Вы уходите?

Я кивнул.

– Жаль… – Он беспомощно улыбнулся. – Честно говоря… Тимми вчера так здорово развеселился, когда играл с Дэйвом.

– Пусть и дальше играют.

Он понял. И кивнул – не соглашаясь, а скорее с благодарностью. Потом вдруг шагнул ко мне и взял за руку.

– Скажи, если, конечно, тебя не задевает мое любопытство. Ты тот самый мальчишка, который однажды довел до конца синтез ПКФ?

– Я принимаю ваше обращение применительно к биовозрасту. – Я попытался улыбнуться. – Да, тот самый.

Он кивнул, ничего больше не спрашивая.

– Это очень трудно, – тихо сказал я. – Понимаете, человеческий мозг не рассчитан на то, что со мной сделали. Ему не хватает каналов восприятия. Ну он и выкручивается как может, превращает запахи в свет, звук… Иногда в боль. Очень больно, честное слово. А если просто лишить меня обоняния – я ослепну и оглохну. Все слишком тесно связано…

– Я верю.

Он ни о чем не просил. И от этого было еще тяжелей.

– Я вернусь в Веллесбергский Центр, – торопливо сказал я. Мне показалось, что он уже готов уйти. – Я тогда был младше, чем Тимми. А сейчас, наверное, выдержу… Ведь все равно, что бы я ни делал, моя дорога туда. И с нее не свернуть, я понимаю.

– Тебе очень трудно?

Я молча кивнул и спросил сам:

– Тимми выдержит год?

– Да. А почему год?

– Не знаю. Просто думаю, что за год успею. Игорь не сможет, никогда не сможет работать так, как вы, – в миллионную долю. Только не обижайтесь…

– Я не обижаюсь.

– У него характер такой. Ему надо быть или первым, или хотя бы в первом ряду. Если он не найдет своей дороги, то так всю жизнь и останется роддером. Лучшим роддером в мире. И многим задурит головы, не со зла, а так… Но это не нужно, роддеры ведь не форма протеста и не поиск нового пути. Мы – боль. Форма боли в середине двадцать первого века. Такие, как я, у которых боль внутри, и такие, как Игорь. Середина, не желающая ею оставаться. А я все верю, что помогу ему найти свое место.

Мистер Эванс посмотрел мне в глаза:

– Теперь я знаю, что ты вернешься в Центр.

Я улыбнулся и сделал шаг к спальне. Попросил:

– Потушите на пять минут свет. Пусть Игорь думает, что мы уходим как настоящие роддеры – не прощаясь, тайком.

Мистер Эванс улыбнулся. У него была красивая улыбка, сильная и добрая. Знаю, что про улыбки так не говорят, но мне она виделась именно такой.

– Ветра в лицо, роддер, – сказал он.

Я кивнул. И подумал, что иногда не нужно даже логем, чтобы понять друг друга.

…Мы шли на восток, и солнце медленно выкатывалось нам навстречу. Игорь насвистывал какую-то мелодию. Сумка с продуктами и всякой полезной мелочью болталась у него на плече.

– Не обижаешься, что я решил оставить Рыжика? – спросил он меня, когда дом скрылся из глаз.