Читаем без скачивания Зюльт - Станислав Белковский

Вот почему Сахаров, Андрей Дмитрич, и есть самый настоящий враг.

Ты, конечно, скажешь, что он только придумывал, а на самом деле ничего-то и не взрывали. И 15 миллионов, и музей – все на месте. И внука Андрюшку можно скоро туда спровадить, как в комсомол вступит.

А я, я, который первое августа, – я разве чего придумывал? Вообще? Только Никиту убить. Но и то отказался. Пожалел я Никиту. А Сахаров ни от чего не отказывался. Просто приказа не получил.

Вот за это они и дают самую главную премию мира. Бесы, натуральные бесы.

Кажись, заканчивают.

– Скажите, Андрей Дмитриевич, если бы Вы на улицах Москвы встретили Бога, о чем бы Вы его попросили?

Он разве верит в Бога?

– Я сказал бы ему. Уважаемый Господь Бог, пожалуйста, объясните Леониду Ильичу Брежневу…

– Ну, снова-здорово.

Так Познер попытался зафамильярничать, чтобы его Лапин потом не совсем уж в жопу затрахал. Это я молча, про себя, даже Суслов не слышит.

– Что бы я Вас ни спросил, Вы все на Леонида Ильича…

– Простите, Владимир Владимирович, можно, я договорю. Я сказал бы. Уважаемый Господь Бог, объясните Леониду Ильичу, пожалуйста, что нельзя совмещать прямо все руководящие должности. Что если генеральный секретарь ЦК КПСС – понятно нам. Но зачем еще председателем президиума Верховного Совета СССР? Не надо так много должностей. Непродуктивно. Особенно в пенсионном возрасте.

Познер лукаво забродил залысинами.

– Вот Вы же, Андрей Дмитриевич, физик, как Вы сказали, действительный член Академии наук. И Вас не смущает перспектива встретить на улицах Москвы Бога? Вы разве можете считать, что Бог есть?

– Я не могу исключать никаких возможностей ради демократизации моей страны.

Заканчивается. Вырубаем.

– Что, Михал Андрейч, может, надо было в Торжке баллотироваться. Торжокские товарищи бы не подвели.

Или торжковые товарищи? Как правильно: торжокские или торжковые?

Это я типа так пошутил. Проклятая Москва. Вот где цунами устроить. Воды только в реке не хватит. Даже со всеми бомбами академика Сахарова. Хотя, с другой стороны, Москва же – порт пяти морей. Это Иосиф Виссарионыч придумал. Когда выйду из бассейна, спрошу его, что он имел в виду.

– У нас есть план победы, Леонид Ильич. Точнее сказать, это Устинова и Андропова план.

А почему он Устинова первым называет? Не верит, что Андропов – преемник? Хитрые люди эти русские чеченского происхождения.

Андропов-то почему преемник. Я сейчас расскажу. Самому себе, пока никто не слышит. Как-то раз нажрались мы вусмерть с Киссинджером. В каком-то отеле в Вашингтоне, на букву дубль вэ. Хоть убей не помню, у меня ведь короткая память. Номер карабина своего – помню, а на дубль вэ – ни черта. Хотя в этом дубль вэ люди впервые научились взятки брать. Такая легенда есть. Никсон рассказывал. А я Никсону рассказывал, что у нас в СССР взяток вообще не берут. Хоть через дубль вэ, хоть через дупло совиное. Смеялся он. Не поверил.

Было это кромешной осенью, кажется, в ноябре. Семьдесят третьего года. О! 1973-го. Хотя это только у нас осень кромешная. А у них в Вашингтоне – мягкая такая, как бабье лето. Вся осень как бабье лето, даже ноябрь. Или сентябрь как просто лето, а ноябрь – как бабье. Я точно знаю, я там 11 раз побывал. Или восемь. 11 – это в ФРГ, а в Штатах – восемь. Нам же академик Сахаров подсказал. А нажрались потому, что виски жрали. Когда водку – я свою норму знаю. До двухсот – нормально, потом до пол-литра – мелкими, а с пол-литра уже на воду. А этот виски – ни черта не поймешь. Да еще льда в стакане полно, не поймешь, то ли пойло это вазелиновое, то ли лед живой. Вот и ухандокался ваш Генеральный секретарь, товарищи, ЦК КПСС.

Тут-то Киссинджер момент поймал и говорит мне.

– Ты, Леонид, – говорит, а они, он и Никсон, со мной всегда на «ты», и я с ними был на «ты», хотя переводчик Суходрев объяснял, что в английском языке слова «ты» нет, не положено, – когда начнешь задумываться о преемнике, выбирай лучше еврея. Еврей, во-первых, не подведет. А во-вторых, ему легче будет с нами договориться.

С вами это с кем – с евреями или с американцами? Пьяный-пьяный, а дело свое волоку нормально.

– А разве ж в Политбюро есть евреи?! – удивляюсь.

Я-то думал, он скажет, а почему обязательно преемник из Политбюро и так далее. А он так твердо слишком – для после полбутылки виски литровой – посмотрел мне в глаза и сказал очень серьезно:

– В Политбюро есть евреи.

И замолчал минуты на полторы.

Меня так и подмывало рассказать про Викторию Пинхасовну Гольдшмидт. Но по пьяной части решил не делать. До утра подождать. А следующим вашингтонским утром того кромешного ноября, всего похожего на бабье лето, – расхотелось.

Кстати, сын мой Юрка – еврей. Раз по матери – значит, еврей. Мне так объясняли. Очень знающие люди. Раввины из синагоги, что на задах Московского обкома. Вот я Юрку мог бы тогда в ЦК ввести, а лет через пять, – в Политбюро, ну и…

Нет, так нельзя. Так даже Иосиссарионыч не делал. И мне товарищи скажут: Иосиф Виссарионыч не сделал, а ты-то, Ленька, куда же…

Нет, они так не скажут. Они промолвят. Иосиф Виссарионович не захотел, а Вы, Леонид Ильич…

Нет ли здесь кумовства, семейственности, а? Вы бы как прокомментировали?

То-то же.

Но когда я вернулся в Москву, пролетев 12 часов в одном самолете, да еще с заправкой в Полуирландии, в этом дурацком Гандере-Шмандере, я сообразил, в чем речь.

Еврей в Политбюро – это Андропов. Его мать – Евгения Карловна Файнштейн. Я сам в личном деле видел. Своими глазами.

Значит, они хотят Андропова? А почему? А почему мне самому не хотеть бы Андропова. Чувак надежный. Лады, пусть будет, как Андрюшка говорит. КГБ мне отстроил. В просьбах отказа никогда нет. Очки. На интеллигентного похож. И с писателем этим все правильно сделал. А не как Суслов, который предлагал в Дубай-Шали на исправительные работы отправить. Типа «ссылка на Кавказ». Чечены, чечены…

И молодой. Тогда, в 73-м, когда мы с Киссинджером лаптем виски хлебали, Юре еще и 60-ти не было. А было – как Сахарову сейчас или около.

Я думал год. А потом передал Андропову: будешь хорошо себя вести, надейся. Я тебя поддержу.

И поддержу. В самом деле.

Хотя Черненко против, и Колька Тихонов против, и Колька Щелоков. Ну да что они понимают?

А Суслов?

– Есть план Андропова и Устинова. Юрия Владимирыча и Дмитрий Федорыча.

Надо же, сообразил. Переставил.

– А эти-то здесь при чем? Они что, в штаб входят?

– Штаба, Леонид Ильич, как я Вам докладывал, у нас нет. Это у той стороны – штаб во главе с Боннэр.

С усатым мутантом, значится.

– А у нас – ОПГ. Организационно-подготовительная группа. Совместная. Московского горкома и обкома КПСС.

– Бог с ним.

Не только академик-физик может встретить на улицах Москвы Господа моего.

– И в чем план у них?

– К советскому руководству официально обратился братский народ Афганистана. Демократической республики Афганистан. Просит ввести ограниченный контингент советских войск для наведения порядка и предотвращения капиталистического реванша.

– А где обращение?

– В письме. На имя Ваше, Андропова, Устинова и еще Громыко. Зарегистрировано в секретариате. Секретное.

Хорошо, хоть не на Суслова. А почему на четверых письмо? Я и генсек, и Председатель Президиума. Пока Сахаров меня вперед тапочками не вынес. Надо было на одного меня писать. Растяпы. А теперь хоть секретное, все Политбюро уже знает.

– И что же? Они просят войска вводить?

– Именно так. Вводить.

– А выборы здесь при чем? Ты меня нынче окончательно путаешь, Михал Андрейч.

– Выборы при том. Все продумано, Леонид Ильич. Как только ограниченный контингент прибудет в Кабул – столица этого Афганистана, что ли? Никто их там не разберет!

– Андрей Сахаров сделает жесткие заявления против советской власти. Прямо порочащие советский строй. Жена Боннэр ему напишет, а он озвучит. Мы его арестуем по 198-й. И снимем с выборов через суд. Вот такой план.

Леонид Ильич откровенно зевнул.

– Я, пожалуй, с Любкой, сестрой, посоветуюсь. У нее хорошая чуйка на всякий там ввод войск. Днями решим.