Читаем без скачивания Когда порвется нить - Эрлик Никки

Нина сглотнула.

— Они настоящие.

Мора вскочила с дивана и помчалась в ванную, где вдруг рухнула на холодный кафель. Когда ее вырвало в унитаз, Мора почувствовала, что Нина стоит рядом, собрав на затылке темные кудри подруги. И еще она остро ощутила, что Нина сдерживает слезы.

— Все будет хорошо, — повторяла Нина, нежно гладя Мору по спине. — Мы справимся.

Однако впервые за два года их совместной жизни слова Нины не принесли Море утешения.

На следующий вечер они сидели перед телевизором, крепко держась за руки, и слушали речь президента, который призывал граждан сохранять спокойствие. Потом выступил секретарь Министерства здравоохранения и социальных служб, подробно изложивший выводы исследователей, а директор Всемирной организации здравоохранения и Генеральный секретарь ООН призвали ко всеобщей солидарности и состраданию в дни нового кризиса.

Даже папа римский вышел на балкон в Ватикане, чтобы обратиться к миллионам испуганных душ, которые, без сомнения, ждали его наставлений.

— Я хотел бы напомнить всем слова, которые мы повторяем на каждой церковной службе: таинство веры. Мы знаем, что вера, истинная вера, призывает нас принять неотвратимое, что некоторые тайны всегда будут лежать за пределами нашего понимания, пока мы обитаем здесь, на земле, — объявил папа, и его слова перевели на все языки мира. — Наше знание о Создателе всегда будет несовершенным. Как сказано в Послании к римлянам 11:33: «О бездна богатства премудрости и познания Божия! Как непостижимы суды Его, и неисповедимы пути Его!» Сегодня мы сталкиваемся с непостижимым, неисповедимым. Нам предлагают поверить, что в этих коробках таится знание, прежде ведомое лишь Богу. Но нас не впервые призывают поверить в невероятное. Даже апостолы сначала не верили, что Иисус Христос восстал из могилы, но мы знаем, что это правда. И так же, как я не сомневаюсь в воскресении, я не сомневаюсь и в том, что эти коробки — дар Бога Его детям, потому что нет никого более могущественного, более знающего и более щедро дающего, чем Господь Бог наш.

И все же Море ее коробка не показалась даром небес.

Каждый день, когда сотни тысяч людей праздновали свои двадцать вторые дни рождения, поступала новая волна коробок, и ситуация в обществе становилась все более острой. Невозможно было просто гадать о том, что предвещали каждому полученные нити.

Группа аналитиков, состоявшая из представителей США и Японии, первой предложила решение: создать при поддержке правительства веб-сайт, который позволил бы каждому самостоятельно определить длину своей нити.

Исследователи измерили тысячи нитей, включив в список даже фрагменты длиной в миллиметр. На основе предварительных расчетов они пришли к выводу, что длина нити на самом деле не равна времени, которое осталось человеку прожить, как предполагали некоторые вначале. Наоборот, она отражала всю жизнь человека. От начала и до конца.

Предположив, что самая длинная из возможных нитей соответствует редкой продолжительности жизни примерно в сто десять лет, исследователи постепенно проделали обратный путь, чтобы установить примерную длину нити и соответствующую ей продолжительность жизни. Точного количества лет они вывести все же не смогли; наука не была настолько точной. Однако все желающие могли зайти на сайт, ввести длину своей нити и, ответив на три вопроса, убедившись, что действительно готовы увидеть результат и согласны не подавать в суд, если данные им не понравятся, наконец узнать ответ, напечатанный невыносимо четким черным шрифтом Times New Roman. Время, которое им оставалось прожить на свете, сообщалось с погрешностью в плюс-минус два года.

И если поначалу они лишь смутно осознавали, что нить Моры не такая длинная, как у Нины, это ощущение вскоре выкристаллизовалось в нечто сокрушительно конкретное.

Нить Моры сообщала, что ей отведено около тридцати лет.

Ей оставалось меньше десяти лет.

В начале апреля Нина хотела поговорить с Морой о том, что происходит, и они часто беседовали, но Нина тревожилась, что не в состоянии оказать поддержку, которую могли бы дать Море собратья, получившие такие же короткие нити.

— Ты знаешь, что я всегда буду рядом с тобой, — сказала Нина, — но, возможно, кто-то может поддержать тебя иначе? Сестра говорит, что в ее школе начали организовывать группы поддержки.

— Я очень ценю твои попытки помочь, — ответила Мора, — но не уверена, что хочу оказаться среди несчастных, со слезами вещающих о том, сколько всего они не успели в жизни.

— Говорят, создаются разные группы, в зависимости от длины нити, то есть те, кому осталось меньше года, встречаются отдельно, а те, у кого впереди еще, может быть, двадцать лет, — отдельно, ну и другие, кто рассчитывает прожить, например… — Нина замолчала, сомневаясь, стоит ли продолжать.

— Как я, — закончила за нее Мора.

— Конечно, поступай так, как считаешь нужным, я все равно буду на твоей стороне, несмотря ни на что.

Мора посмотрела на Нину, чья маленькая фигурка казалась еще более хрупкой в тусклом свете на лестнице, по которой они поднимались к себе на третий этаж, и согласилась посетить группу поддержки хотя бы для того, чтобы осушить слезы — прозрачную смесь вины и горя, которая блестела в глазах Нины.

Менее чем через неделю Мора отправилась в школу, где проходили сеансы групповой терапии.

На улице царила ставшая привычной картина: по крайней мере, одна контора в квартале, по которому шла Мора, была закрыта, двери и окна уже заколочены. На запертых дверях и металлических воротах закрытых магазинов и ресторанов часто встречались таблички с надписями вроде: «Ушел жить своей жизнью», «Провожу больше времени с семьей» или «Отправился за воспоминаниями». На двери бывшего ювелирного магазина Мора обнаружила листок бумаги, на котором было написано: «Закрыто. Ставим точку».

Однако более тревожными, чем эти надписи, были другие встречи — более редкие, но все же случавшиеся, — порой Мора натыкалась на чужую открытую коробку, лукаво выглядывающую над краем мусорного бака или из-под кучи мусора, пылящуюся в куче сломанной мебели на обочине.

В дни и недели, последовавшие за новой информацией о нитях, люди, оправившись от шока, находили разные способы обращения с нежеланными сундучками, вторгшимися в их жизнь. Некоторые, выбрав сознательно невежественный подход в надежде достичь обещанного блаженства, выбрасывали свои шкатулки, чтобы избежать искушения и никогда их не открывать. Склонные к драматическому взгляду на жизнь бросали ящички в реки и озера или запирали в дальнем углу, на чердаке. Бесцеремонные же просто выбрасывали коробки в мусорное ведро.

Некоторые пытались уничтожить коробки в приступах ярости, однако те оказались прочными, как черные ящики в самолетах: их нельзя было ни сжечь, ни разбить, ни растоптать.

Пешеходы, набредшие на открытую коробку, оставленную на обочине дороги или, возможно, выброшенную из соседнего окна, обычно отводили глаза и ускоряли шаг, будто проходя мимо незнакомца, с которым избегали встречаться взглядом.

К счастью, в тот вечер, направляясь в школу, Мора не увидела ни одной выброшенной коробки. Она подумала, что тихие улочки Верхнего Ист-Сайда, на которых рядами выстроились дома из коричневого камня, были либо слишком благородными, либо слишком строгими для такого открытого проявления эмоций.

Здание школы было старым и необычным на вид, будто архитектурный брат-близнец пожилого филантропа, нарядившегося для благотворительного вечера. Море бросился в глаза замысловато украшенный довоенный фасад, на которые так любят обращать внимание продавцы недвижимости, украшенный крошечными гаргульями-грифонами.

Поднимаясь по широкой внутренней лестнице, мимо мраморных досок с цитатами из Платона и Эйнштейна, Мора скользила пальцами по лицу, касаясь маленького бирюзового кольца в ноздре, которое она носила с колледжа и которое, несомненно, нарушало дресс-код, принятый в школах. Младшая сестра Нины, Эми, преподавала здесь уже несколько лет, но до сегодняшнего вечера Мора ни разу не переступала порога этого здания.