Читаем без скачивания Курс - Норд - Петр Северов

Он встал и медленно направился к двери.

Офицеры молчали.

Уже открывая дверь, решительно обернувшись, командир сказал:

- С Земли Франца-Иосифа желающие могут возвратиться на юг. Я никого не упрекаю... О нет! Я не хочу рисковать людьми. Все вы трудились самоотверженно и честно, и совесть ваша чиста. Корабль достигнет Архангельска, сжигая деревянные части, без которых можно обойтись. Я пойду к полюсу с двумя матросами. Три человека и три упряжки собак - этого будет вполне достаточно для похода.

- Но найдутся ли добровольцы? - осторожно заметил Кушаков.

Глядя ему в глаза, Седов насмешливо улыбнулся:

- Я еще ни разу не сомневался в наших матросах...

Предсказание Кушакова не сбылось. Несмотря на тяжелые льды, "Фока" достиг Земли Франца-Иосифа. Отсюда, с острова Гукера, уже через несколько часов отправятся в дальнюю дорогу три человека. Седова радовала преданность и верность делу, проявленная матросами. Григорий Линник, бывалый матрос, служивший и на Черном море, и на Дальнем Востоке, не ждал, пока его вызовет начальник. Он пришел к Седову и сказал:

- Я с вами, Георгий Яковлевич, хотя бы на край света! Возьмете на полюс? Я - крепкий, дойду!..

- А если не дойдешь? - спросил Седов испытующе. - Ты молод, и сколько еще не пройдено морей!..

Линник улыбнулся и тряхнул головой:

- Ради такого дела ни молодости, ни жизни жалеть не стоит...

Вторым к командиру пришел матрос Пустошный, - смелый, веселый, неутомимый в работе моряк.

- Когда мы выходим, Георгий Яковлевич? Я еще письма на всякий случай хотел бы написать...

- А кто вам сказал, что вы идете на полюс?

Пустошный удивился:

- Кому же еще идти-то?.. На корабле почти все больные: простуда, цинга, ревматизм. Но я совершенно здоров, значит, мое это счастье...

За одно это слово - "счастье" - начальник был готов расцеловать матроса. И важно, как он произнес его: тихо, в раздумье, немного смущенно. Кушаков говорил: "Безумие!", а простой русский матрос говорит: "Счастье!.."

- Можете писать письма, Пустошный, - ответил Седов. - Скоро в путь...

...Наверное в эти минуты и Пустошный, и Линник уже собрались. В последний раз Седов просматривает заготовленную почту. Вот отчеты об исследованиях и открытиях на Новой Земле, уточненные карты, дневники, письма жене и друзьям. Когда будут получены эти, быть может, последние его послания на далекой Большой земле?..

Он аккуратно складывает письма, в последний раз прикасается к неразлучным спутникам - книгам, поправляет фотографии на переборке каюты и закрывает дневник...

...В кают-компании собралась уже вся команда. Входит Седов. Все встают. В торжественной тишине географ Визе читает последние приказы начальника.

"...Итак, сегодняшний день мы выступаем к полюсу; это - событие и для нас, и для нашей родины. Об этом дне мечтали уже давно великие русские люди - Ломоносов, Менделеев и другие. На долю же нас, маленьких людей, выпала большая честь осуществить их мечту и сделать посильное научное и идейное завоевание в полярном исследовании на гордость и пользу нашего отечества..."

Голос Визе дрогнул и смолк. Все взоры обращены к Седову. Он заметно взволнован. Чуть приметно вздрагивает опущенная на стол тяжелая, натруженная рука. Впрочем, он сразу же овладевает собой. В глазах снова теплится знакомая мечтательная улыбка.

- Когда вы вернетесь в Россию, не нужно поднимать тревогу о нас... Не нужно посылать за нами корабля. Мы сможем дойти до материка и сами... Главное: будьте дружны и сплочены, перед вашими дружными усилиями расступятся льды... И еще раз прошу: не тревожьтесь о нас. Мы выполним долг перед родиной. Мы сделаем все, что будет возможно сделать, и даже больше того, что возможно... Нет, не прощайте, до свидания, дорогие друзья!..

И впервые за время зимовки и рейса на глазах Седова блеснули слезы...

2 февраля 1914 года. Глухо громыхает корабельная пушка. В заснеженных горах долго перекатывается звучное эхо...

В сопровождении всей команды Седов, Пустошный и Линник сходят на берег. Собаки лежат на снегу, отворачиваясь от пронзительного морозного ветра. Опытный погонщик Линник поднимает первую упряжку. Голос его звучит с радостной уверенностью:

- Пошли!

Нарты стремительно заносит на косогоре, огромные камни поминутно преграждают путь, и матросы переносят нарты на руках. В пяти километрах от шхуны Седов и его спутники прощаются с друзьями.

Первая ночевка за островом Гукера, на льду пролива. В палатке уютно, тихо, тепло. Но только приоткрыть створку - яростный северный ветер обжигает лицо. Мороз 35 градусов, а при таком шквальном ветре он кажется гораздо большим. Собак приходится брать в палатку. Лежат они смирно, почти недвижно, доверчиво глядя благодарными глазами.

Несколько часов отдыха, и снова в путь. Термометр показывает минус сорок; ветер попрежнему дует с севера. Нарты едва выбираются из сыпучих снежных наносов, за которыми, преграждая дорогу, поднимаются бесконечные гряды вздыбленного льда...

Но в этой мертвенной ледяной пустыне путников ждет и радость. Над дальними белыми увалами, над легкими очертаниями гор загорается желанная утренняя заря. Она возникает сначала едва уловимыми проблесками света, ширится, накаляется и уже горит костром, и весь этот безжизненный мир скованных проливов и черных обветренных скал сияет и светится радужными красками

- Солнце!.. - мечтательно говорит Седов. - Хотя бы скорее поднялось солнце...

В пути и на привалах матросы всячески оберегают своего командира. (Может ли он скрыть от них болезнь, если кашель душит его все сильнее и кровь выступает на губах!..)

Линник ни на минуту не спускает глаз с его нарт, - вовремя поддержит их на повороте, вовремя остановит собак перед ропаками - льдинами, вставшими ребром среди ровной поверхности замерзшего моря. Иногда ропаки тянутся сплошным барьером на несколько километров. С упряжками собак и с поклажей не так-то просто перебраться через такой барьер. Седову особенно трудно с больными, распухшими ногами всходить на эти вздыбленные глыбы льда. Но сколько уже раз примечал он счастливую "случайность" - Линник или Пустошный обязательно успевали его поддержать.

Сегодня у Пустошного тоже пошла горлом кровь. Однако он думает, что Седов этого не заметил.

- Что с тобою, Пустошный? Ты болен?

Будто оправдываясь, матрос отвечает смущенно:

- Это от ушиба. Пустяки. Пройдет...

Скромные, самоотверженные люди, русские моряки! Ни разу не слышал от них Седов ни жалобы ни упрека. А ведь оба отлично знают, что это, может быть, последний их путь. Нужно было проникнуться сознанием великого значения цели, чтобы так спокойно и решительно пойти на отчаянный риск...