Читаем без скачивания Укразия - Николай Борисов

Тысячи рук потянулись к подписному листу и покрывали его своими подписями.

Семья Джона, живущая в подвале одного из небоскребов, поджидала его к ужину.

Отец Джона, старый моряк, в матросской рубашке, весь покрытый татуировкой, курил громадную трубку, подслеповато щурясь то на жену, сидевшую в кресле на колесиках (ногу она потеряла на одной из текстильных фабрик мистера Пинча-старшего), то на младшего сына, работающего в слесарной мастерской и вытачивающего какую-то ось по чертежу в книге, в которую он то и дело заглядывал. Дочь вертелась около матери, передвигая ее по комнате. Отец пускал дым, ворчал на мать, на сына, на дочь.

В комнату влетел Джон. Неистово поздоровавшись со всеми, он закричал:

— Завтра еду в Россию… Забежал проститься… Там я узнаю правду о революции.

Брат Джона пришел в восторг, бросил станок и, вытирая руки фартуком, бросился к Джону. Сестра захлопала в ладоши, и отец одобрительно выпустил такой столб дыма, что даже Джон отшатнулся и бросился к заплакавшей матери и, обняв ее, стал шептать ей слова о том, что борьба на Востоке также и их борьба, и от победы революции в России зависит и их жизнь и их будущее. И постепенно глаза матери прояснились, и она, улыбаясь, с грустью обняла своего Джона.

Глава X

Клуб «голубых фраков»

Около двери в клуб два лакея неодобрительно косятся на свои розетки, прикрепленные к левому лацкану фрака. Розетки изображают в миниатюре шелковые, маленькие модные дамские панталоны.

— Что это значит? — спросил один.

— Верх цивилизации! — засмеялся другой.

Но сейчас же их лица приняли суровое выражение, и они, согнувшись, распахнули двери перед членами клуба, на черных смокингах которых сидели элегантные розетки клуба.

В кабинете клуба уже собралась компания скучающих английских аристократов.

Гладкие, идеально ровные приборы, черные смокинги, с розеткой клуба в петлице, стояли, сидели, группируясь то у буфета, то около столиков.

Ряды чинных бутылок виски, сифоны с сельтерской, фужеры, фрукты в высоких вазах на тонких ножках, всюду цветы и на всех лампах красные абажуры, спускающиеся кружевной пеной, как сборки дамских панталон. Мягкие диваны, кресла, уютный камин с красным светом внутри, создававшим иллюзию горящего камина.

Выпито уже было много, когда в клуб вошли Дройд и сэр Барлетт.

Клубмены пришли в движение, и скоро центром всего клуба сделался Дройд.

За его появление снова в культурной стране, за его бегство из страны варваров — было выпито много.

— Расскажи о стране этих большевиков, — подошел к нему редактор «Таймса». Острый пронизывающий взгляд нащупал Дройда, желая оценить его стоимость для газеты… и, мысленно прикидывая тираж газеты, редактор мучился мыслью: прибавить ему гонорар или еще воздержаться…

— С удовольствием… — чокнулся с ним Дройд.

Столики уставили таким образом, что они образовали полуовал около столика Дройда, редактора и Барлетта. Барлетт заметно отличался своей выдержанностью, он был холоднее всех, тверже всех и, севши в кресло, с удовольствием откинувшись, заложив ногу за ногу, приготовился слушать с совершенно бесстрастным лицом.

— Я, как сейчас, помню все… Летим… ветер, свист в ушах… И Дройд развертывал перед слушателями увлекательно грандиозную картину гражданской войны. Он яркими красками описывал русских санкюлотов, бессознательно рисуя в противовес их героизму подлость и трусость белых.

— Поставили к стенке… А я не привык еще к расстрелам, джентльмены. Удовольствие не из приятных, и, кроме того, без всякого подобия суда.

И слушатели то мчались с Дройдом в автомобиле по шоссе, то мчались с возами свадьбы, то восхищались партизаном Галайдой.

Дройд устал от пережитых им заново приключений. Мистер Барлетт встал, налил два бокала вина и один из них предложил Дройду.

Чокнулись…

Странно-четко в тишине прозвенело стекло.

Джон вздрогнул, опомнился и, стряхнув с себя впечатления рассказа, отошел к двери, вытянулся и стал бесстрастно ждать.

Мистер Барлетт выпил бокал.

— Я повторяю свое предложение… Дройд, вы поедете со мной в эту Укразию. Я получил туда назначение.

И Барлетт протянул Дройду свой мандат.

Заявление Барлетта поразило членов клуба. Дройд не успел ответить, как к нему подбежал редактор «Таймса» с раскрытой чековой книжкой в руках.

— Каждое слово шиллинг… Поезжайте… Даю аванс в размере пяти тысяч фунтов, сейчас же.

— Ваши аргументы очень убедительны, сэр… — сказал Дройд, принимая чек и выпивая бокал.

Часть первая

7 + 2

Глава XI

Рады стараться

Красные перестали отступать. Группа войск под командою Якира билась в тылу белых. Шли бои.

Отряд Галайды метался по белому фронту.

Лихие набеги, рубка… Тачанки поспевали всюду, были неуловимыми. Тачанки несли с собой ужас и смерть штабам белых.

В последние дни счастье изменило Галайде, и он сам с партизанами, после сильной схватки, был захвачен в плен. Часть отряда ушла, пробив дорогу.

Пленных партизан, под конвоем волчьей сотни князя Ахвледиани, отправили в Одессу, где улицы пестрили разодетой элегантной публикой и офицерами.

Мыльный пузырь белых армий был уже прорван, но на углу Дерибасовской и Преображенской, в магазине «Нового Времени» трехцветный шнур продолжал создавать победу добровольческой армии.

Красная армия заняла уже Харьков и продвигалась мощным ударом вперед, тесня сбитого врага к морю.

В штабе генерала Биллинга текла штабная интенсивная жизнь. Офицеры кокетничали с женщинами, брали взятки, крали обмундирование, а сам командующий Новороссийской областью, генерал Биллинг, упивался любовью.

Генералу однако мешали эти беспокойные рабочие: вечно митинги, вечно забастовки, и он дрожал при мысли о неуловимой пятерке ревкома.

Под громадной картой с остановившимся трехцветным шнуром, за громадным письменным столом, генерал Биллинг, морщась, читал сухие отчеты и сводки побед «добрармии».

Сегодня его все раздражало. Нервно стуча пальцами по столу, Биллинг думал о своих подчиненных, перешедших на сторону красных банд. Он вспоминал Сушкова, комбрига 42, генерала с наглым смехом.

— Поймите, генерал, я добровольно вступил в красную армию, а не мобилизован, и я не нуждаюсь в вашем снисхождении.

Генерал хрустнул пальцами.

— Молодец Энгер, он его собственноручно расстрелял. Это — ротмистр с железными нервами и стальной волей.