Читаем без скачивания Литературная Газета 6391 ( № 44 2012) - Литературка Литературная Газета

Кстати, судьба знаменитого докучаевского чернозёмного куба печальна. За него после выставки боролись многие французские университеты. По жребию он достался Сорбонне, где и был разрушен в1968 году во время студенческого бунта. Сейчас его жалкие высохшие остатки служат напоминанием об истинном богатстве России и пагубности волнений, спровоцированных некомпетентной властью.

Георгий ПОПОВ,

ВОЛГОГРАД

«Всяк сущий в ней язык»

«Всяк сущий в ней язык»

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

В моём маленьком домашнем кабинете висит на стене фотография выпускников Литературного института необозримо далёкого сейчас 1973 года. Я часто смотрю на неё то с ностальгической грустью и печалью, то с великой отрадой. С грустью потому, что многих моих сокурсников, увы, уже давно нет в живых. А с отрадой потому, что не один и не два из них стали известными, большими и выдающимися писателями и поэтами.

Прежде всего это касается представителей национальных республик бывшего Советского Cоюза, автономных республик и областей нынешней Российской Федерации.

Помимо двух основных семинаров - семинаром прозы руководил Сергей Залыгин, семинаром поэзии - Евгений Долматовский - у нас было ещё несколько групп перевод[?]чиков: мордовская, абхазская и грузинская. Но и в семинарах прозы и поэзии училось немало ребят (а иногда так и большинство) из национальных республик. К примеру, в нашем залыгинском семинаре чистокровно русских слушателей было, если мне не изменяет память, всего четверо: Георгий Баженов из Свердловска; Владимир Шириков (к сожалению, покойный) из Вологды; Николай Исаев из Ленинграда да москвич Ярослав Шипов. Святослав Рыбас, Светлана Даниленко и я, хотя и писали на русском языке и по менталитету своему были людьми сугубо русскими, но всё-таки с украинскими корнями, что не могло не сказываться на нашем творчестве. Все же остальные семинаристы - из национальных республик и дружественных тогда ещё нам стран социалистического лагеря: Никола Радев - болгарин (в двухтысячных он будет руководить Союзом писателей Болгарии); Гаштан Агнаев - осетин из ставшего после печально знаменитым города Беслана; Расим Гаджиев (Расим Хаджи), староста нашего семинара, - лезгин; Бангуолис Балашявичюс - литовец; Борис Рольник - наполовину украинец.

В семинаре у Долматовского было то же самое. Русских начинающих поэтов представляла едва ли не в единственном числе Надежда Кондакова, все же её товарищи по семинару опять-таки приехали учиться в Москву из национальных республик: украинцы, киргизы, осетины, якуты, кабардинцы, балкарцы и др.

Наиболее приметным студентом на поэтическом семинаре Долматовского, несомненно, был Таймураз Джусоев из Южной Осетии (мы его звали Тимуром), младший брат считавшегося уже и тогда патриархом осетинской литературы поэта, переводчика и учёного Нафи Джусойты.

Все ребята из национальных республик были в более выгодном положении по сравнению со студентами, пишущими на русском языке. Русский они (кто лучше, кто хуже) знали и могли читать наши литературные творения в оригинале. Знать и строго, бескомпромиссно высказывать о них своё мнение. Мы же судили об их прозе или стихах лишь по подстрочникам, часто несовершенным, составленными ими же самими.

После окончания института мы с Тимуром, к сожалению, ни разу не встретились. Ни разу не попалось мне имя Тимура и на страницах литературных изданий (почему - об этом чуть ниже). И вот в конце девяностых до меня стали доходить тревожные слухи о том, что Тимура давно уже нет в живых. Поверить в это я не мог и не желал. Трудно мне было представить, что такой физически крепкий, закалённый человек, горец, которые, по преданиям, живут до ста и больше лет, мог умереть в столь молодом возрасте. Разве что какой-нибудь несчастный случай[?]

Терзаемый всеми этими подозрениями и тревогами, я, заведя с большим опозданием компьютер, однажды открыл в Интернете страничку, посвящённую Тимуру: "Джусоев Таймураз Григорьевич, Хаджеты Таймураз, выдающийся осетинский поэт, "осетинский Есенин". Только теперь я и понял, почему имя Тимура никогда не попадалось мне в литературе. Оказывается, он ещё в молодости, чтобы не быть в тени более знаменитого брата Нафи, взял псевдоним Хаджеты - по имени своего деда. Потом шла не очень пространная характеристика творчества Тимура, перечислялись изданные им книги, были помещены несколько стихотворений, переведённых на русский язык Ю. Кузнецовым и Д. Ушаковым. А в самом конце стояло скорбное извещение о том, что Тимур умер ещё в 1996 году, едва успев отпраздновать своё пятидесятилетие. Теперь в Цхинвале собираются поставить ему памятник.

Горько мне было читать эти строки. В Осетии Тимур считается выдающимся национальным поэтом, а в России поэзия Таймураза Хаджеты практически неизвестна, ни одной критической статьи о его стихах, даже после переводов Ю. Кузнецова, не появилось. А ведь коль Таймураз Хаджеты - великий осетинский поэт ХХ века, то он должен быть великим и в России и по достоинству занять место рядом с Коста Хетагуровым.

Увы, не стал и не занял, в отличие от старших своих собратьев-поэтов из национальных республик времён Советского Союза: Расула Гамзатова, Кайсына Кулиева, Давида Кугультинова, Мустая Карима, Алима Кешокова, Ювана Шесталова и многих других из этого ряда. Всесоюзная да и всемирная известность пришла к ним через переводы на русский язык. Ведь не будь этих переводов, часто осуществлённых тоже выдающимися русскими поэтами, они остались бы великими лишь для своих малочисленных народов. Неизмеримы даже сами тиражи их книг на родных языках и на русском. На родных они в лучшем случае исчислялись тысячами, а на русском - сотнями тысяч.

В России ещё со времён Жуковского, Пушкина, Лермонтова был повышенный интерес ко всей мировой литературе. Своими блестящими переводами они познакомили с ней русского читателя, возбудили в нём любопытство к этой литературе. В ХХ веке традицию перевода продолжили Пастернак, Цветаева, Заболоцкий, Чуковский, Маршак, Тарковский, Симонов, Твардовский, не говоря уже о более молодых поэтах-шестидесятниках. Многие из них в трудные годы, когда их собственные книги по разным причинам не издавались, выживали лишь за счёт переводов.

Были в Советском Союзе переводческие школы М. Лозинского, И. Кашкина, в которых воспитывались поистине выдающиеся переводчики со всех языков мира. С распадом СССР всё это в считаные годы рухнуло и, похоже, вряд ли когда возродится. Переводы сейчас если и осуществляются, то лишь по личным контактам и дружбе писателей из национальных республик и русских перевод[?]чиков. Сколько-нибудь внятной государственной политики в этом деле нет. Самих же русских поэтов и прозаиков строго судить за отсутствие у них интереса к переводческой деятельности не приходится. Если книги на родном языке издаются крайне редко, мизерными тиражами и с мизерным гонораром (или вовсе без него), то что же тогда говорить о переводных книгах.

Открыл я в Интернете страничку, посвящённую другой моей однокурснице, киргизской поэтессе Сагын Акматбековой: "Выдающаяся киргизская поэтесса, автор многих поэтических сборников. Творчество поэтессы является одной из ярких страниц медитативной лирики в киргизской поэзии[?]" И чуть ниже сдержанные, но явно укоризненные слова: "В русскоязычном мире малоизвестна". И это действительно так. Лишь однажды я читал маленькую подборку стихов Сагын (если не ошибаюсь, в "Литературной газете", одном из немногих изданий, которое в последние годы уделяет внимание переводам). Как ни огорчаться такому положению дел?! Ведь через поэзию Сагын мы могли бы много узнать о Киргизии (как узнавали раньше, скажем, из прозы Чингиза Айтматова) и её народе, о внутреннем глубоком мире самой Сагын.

Почти так же сложилась судьба и нашего однокурсника из Якутии Анатолия Старостина (Сиэн Кыната). В Якутии Анатолий Гаврилович - известный большой поэт, едва ли не первый в якутской поэзии пишущий верлибры. В России он опять-таки малоизвестен, хотя несколько книжечек Анатолия на русском языке, кажется, и выходило.

Мало знаком русскому читателю и мой товарищ по залыгинскому семинару Расим Гаджиев (Расим Хаджи), а ведь должен бы быть известен и при жизни и тем более после тоже довольно ранней смерти. Имя Расима Хаджи не очень известно русскоязычному читателю, хотя, как гласит Интернет, все его произведения на русский язык переведены. И не только на русский, а ещё и на шесть иностранных языков. Но ведь просто перевести и опубликовать стихи, рассказы или повести того или иного национального писателя мало. Надо ещё, чтобы переведённые произведения были оценены и осмыслены критикой, чтобы она определила им достойное место в ряду других произведений многонациональной нашей литературы. К сожалению, в нынешние годы на это рассчитывать не приходится.