Читаем без скачивания Прибрежный пират. Эмансипированные и глубокомысленные (сборник) - Френсис Фицджеральд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот она взмыла в воздух, и Карлиль невольно задержал дыхание. До этого он не осознавал, что она прыгнула с сорока футов. Ему казалось, что до того мгновения, когда послышался короткий звук, означавший, что она вынырнула, прошла вечность.
Услышав ее негромкий смех где-то сбоку от утеса, он вздохнул с облегчением и осознал, что любит ее.
VI
Не преследовавшее никаких целей время сыпалось песком сквозь их пальцы на протяжении трех дней. Когда спустя час после рассвета солнце показывалось в иллюминаторе каюты Ардиты, она с радостью вставала, надевала купальный костюм и шла на палубу. Увидев ее, негры оставляли работу и толпились у борта, хихикая и тараторя, в то время как она плавала, подобно проворной рыбке, то исчезая, то возникая над поверхностью воды. Когда наступала вечерняя прохлада, она снова шла плавать и бездельничать вместе с Карлилем, покуривая на утесе, или же просто болтала с ним ни о чем, лежа на песке южного пляжа, а в основном занимаясь созерцанием того, как ярко и драматично день погружается в безграничную тишину тропического вечера.
Под действием долгих, заполненных солнцем часов Ардита перестала считать это происшествие нелепой случайностью, оно стало оазисом романтики в пустыне реальности. Она боялась, что скоро настанет момент, когда он отправится на юг; она стала страшиться всех непредвиденных обстоятельств, которые могли возникнуть на его пути; мысли были неожиданно беспокойными, а все решения представлялись ненавистными. Если бы среди варварских ритуалов, открытых ее душе, нашлось бы место молитве, она просила бы только о том, чтобы на некоторое время все оставалось неизменным. Она и сама не заметила, что привыкла принимать как данное готовый поток наивной философии Карлиля, рожденной его мальчишеским воображением и расположением к мономании, которое, казалось, проходило главной артерией сквозь весь его характер и окрашивало каждое его действие.
Но этот рассказ вовсе не о двоих на острове; любовь, порождаемая изоляцией, не главное. Главное – это две личности, и идиллическое место действия среди пальм на пути Гольфстрима – всего лишь случайное обстоятельство. Большинство из нас вполне довольны одной только возможностью существовать, плодиться, а также бороться за право это делать, но доминирующая идея, подспудное желание управлять чужими судьбами, выпадает на долю лишь счастливым – или не очень? – немногим. Для меня самое интересное в Ардите – это смелость в столкновении с ее красотой и молодостью.
– Возьми меня с собой! – сказала она в один из вечеров, когда они лениво сидели на траве под одной из даривших днем тень пальм.
Негры привезли на берег свои музыкальные инструменты, и звуки диковинного регтайма медленно плыли окрест, смешиваясь с теплым дыханием ночи.
– Мне хотелось бы появиться здесь снова, через десять лет, в образе сказочно богатой и знатной индианки, – продолжила она.
Карлиль бросил на нее быстрый взгляд:
– Ты же знаешь, что ты можешь сделать это.
Она рассмеялась:
– Это предложение руки и сердца? Экстра-класс! Ардита Фарнэм становится невестой пирата! Девушка из общества похищена музыкантом – потрошителем банков!
– Это был не банк.
– А что это было? Почему ты не хочешь мне рассказать?
– Я не хочу разрушать твоих иллюзий.
– Мой дорогой, у меня насчет тебя нет никаких иллюзий.
– Я имел в виду твои иллюзии насчет себя самой.
Она удивленно посмотрела на него:
– Насчет меня? Да что я вообще могу иметь общего с бог знает каким криминалом, которым занимался ты?
– Поживем – увидим!
Она встала и погладила его по руке.
– Дорогой мистер Картис Карлиль, – тихо сказала она, – вы что, в меня влюбились?
– Как будто это что-то значит.
– Но это действительно значит – потому что я думаю, что я тебя люблю.
Он иронично посмотрел на нее.
– Таким образом, ваш счет в январе составит ровно полдюжины, – предположил он. – Думаете, я приму ваш блеф и попрошу поехать со мной в Индию?
– Уверена! Он пожал плечами:
– Можно пожениться в Калао.
– Какую жизнь ты можешь мне предложить? Я не хочу тебя обидеть, я совершенно серьезно: что будет со мной, если те, кто очень хотят получить награду в двадцать тысяч, когда-нибудь достигнут своей цели?
– Я думал, что ты ничего не боишься.
– А я и не боюсь, просто не хочу потратить свою жизнь впустую ради того, чтобы это доказать.
– Как бы я хотел, чтобы ты была из бедных. Обычной бедной девочкой, мечтающей в тени забора где-нибудь в южной глубинке.
– Так было бы лучше?
– Я бы получал удовольствие от твоего изумления – просто наблюдая, как твои глаза широко раскрывались бы, глядя на вещи. Если бы они были тебе нужны! Понимаешь?
– Кажется. Как у девушек, рассматривающих витрины ювелирных магазинов?
– Да. Которым хочется иметь овальные часы из платины и чтобы по краям – изумруды. И как только ты решила бы, что они слишком дороги, и выбрала бы что-нибудь из белого золота за сотню долларов, я бы сказал: «Слишком дорогие? Ну нет!» И мы бы зашли в магазин, и очень скоро платина бы матово засияла на твоем запястье.
– Это звучит так мило и вульгарно – и смешно, не правда ли? – промурлыкала Ардита.
– Не правда ли? Да ты только представь себе, как мы путешествуем по миру, разбрасывая деньги направо и налево, боготворимые посыльными и официантами! О, блаженны простые богачи, ибо они наследуют землю!
– Я действительно хочу, чтобы так все и было.
– Я люблю тебя, Ардита, – нежно сказал он.
На мгновение детскость пропала с ее лица – оно стало необычно серьезным.
– Мне нравится быть с тобой, – сказала она, – больше, чем с любым другим мужчиной из всех, каких я только встречала. И мне нравятся твои глаза, и твои темные волосы, и как ты перескакиваешь через борт, когда мы сходим на берег. Фактически, Картис Карлиль, мне нравится в тебе все, когда ты ведешь себя естественно. Я думаю, что у тебя сильная воля, и ты знаешь, как я это ценю. Иногда рядом с тобой меня одолевает искушение неожиданно поцеловать тебя и сказать тебе, что ты – просто мальчишка, голова которого набита идеалами и всяким вздором о классовых различиях. Если бы я была немного старше и немного более устала от жизни, я бы, вероятно, пошла с тобой. Но сейчас я хочу вернуться домой и выйти замуж – за другого.
На той стороне посеребренного залива в лунном свете извивались и корчились фигуры негров, – они не могли не повторять свои трюки от переизбытка нерастраченной энергии, как акробаты, которым пришлось провести много времени в бездействии. Они все, как один, маршировали, описывая концентрические окружности, то забросив головы назад, то нависая над своими инструментами, как пасторальные фавны. Тромбон и саксофон вторили друг другу, рождая мелодию, то буйно-веселую, то назойливо-жалостную, как пляска смерти в сердце Конго.
– Давай потанцуем! – крикнула Ардита. – Я не могу спокойно слушать такой шикарный джаз!
Взяв ее за руку, он привел ее на широкий участок твердого песчаника, который ярко сверкал под луной. Они порхали, как прекрасные мотыльки в ярком сумрачном свете, и фантастическая гармония, плачущая и ликующая, дрожащая и отчаянная, заставила Ардиту потерять чувство реальности; она полностью отдалась исполненным грез ароматам тропических цветов и безграничным звездным пространствам над головой, чувствуя, что если она откроет глаза, то может оказаться, что она танцует с призраком на планете, созданной ее собственным воображением.
– Вот так я себе и представлял настоящий танец, – прошептал он.
– Я чувствую, что схожу с ума, и мне так здорово!
– Мы заколдованы. Тени бесчисленных поколений каннибалов наблюдают за нами с высоты того утеса.
– Бьюсь об заклад, каннибалки говорят, что мы танцуем слишком близко друг к другу и что я выгляжу совершенно непристойно без кольца в носу.
Они оба тихо рассмеялись – но смех утих, когда они услышали, что на той стороне озера звуки тромбонов замерли на полуноте, а саксофоны издали резкие стоны и тоже замолчали.
– Что случилось? – крикнул Карлиль.
Ответа не последовало, но через минуту они заметили человека, бежавшего по берегу серебрящегося в лунном свете озера. Когда он приблизился, они увидели, что это был необыкновенно возбужденный Бэйб. Он перешел на шаг и выпалил свои новости:
– В полумиле стоит корабль, сэр. Моуз, он на вахте, сказал, что они бросили якорь.
– Корабль… Что за корабль? – обеспокоенно спросил Карлиль.
В его голосе слышалось смятение, и сердце Ардиты забилось сильнее, когда она увидела, что лицо его осунулось.
– Он говорит, что не знает, сэр.
– Они спустили шлюпку?
– Нет, сэр.
– Поднимаемся наверх! – сказал Карлиль.
Они молча поднялись на холм, и рука Ардиты после танца все еще лежала в руке Карлиля. Она чувствовала, как нервно он сжимает ее время от времени, как будто не отдавая себе отчета, и, хотя ей было немного больно, она даже не пыталась освободиться. Казалось, прошел час, пока они взобрались на вершину, осторожно переползли освещенную площадку и оказались у края скалы. Бросив взгляд на море, Карлиль невольно вскрикнул. Это был пограничный катер с шестидюймовыми пушками на носу и на корме.