Читаем без скачивания Плавающий город - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мой друг Арчибальд Корсикэн, — сообщил мне Фабиан, — как и я, капитан двадцать второго полка Индийской армии.
После представления мы с капитаном Корсикэном взаимно приветствовали друг друга.
— Как только мы с вами встретились здесь, дорогой Фабиан, — обратился я к капитану Мак-Элвину, пожимая ему руку, — так сразу оказались в самой гуще событий. Я очень рад, что мы не случайно сошлись на борту «Грейт-Истерна». Признаюсь, мне лестно, что из-за меня вы приняли решение…
— Само собой, дорогой друг, — ответил Фабиан. — Мы с капитаном Корсикэном прибыли в Ливерпуль, намереваясь плыть на борту «Китая» линии «Кунард», но когда я узнал, что между Англией и Америкой вновь курсирует «Грейт-Истерн» и что среди пассажиров будете вы, то, решил, что предстоящее путешествие станет для меня удовольствием. Мы ведь не виделись целых три года — с того времени, как прекрасно съездили в скандинавские страны. Я не колебался, и вот почему вчера тендер доставил нас на борт.
— Дорогой Фабиан, — заметил я, — полагаю, что ни капитан Корсикэн, ни вы не пожалеете о принятом решении. Переход через Атлантический океан на таком огромном судне не может не быть интересным, особенно для вас, каким бы неопытным моряком вы ни были. Здесь все надо видеть собственными глазами. Но поговорим о вас. На вашем последнем письме, а оно датировано шестью неделями назад, стоял бомбейский штемпель. Осмелюсь предположить, что тогда вы еще находились в полку.
— Да, мы его покинули всего три недели назад, — пояснил Фабиан. — Там мы, как могли, исполняли долг, вели лагерную жизнь офицера Индийской армии, когда больше охотишься, чем воюешь. Стоящий перед вами капитан Арчибальд не кто иной, как великий истребитель тигров. Это человек, который наводит ужас на обитателей джунглей. К тому же, поскольку мы холостяки, нас одолела зависть, и вот мы решили на время вставить в покое бедных хищников полуострова Индостан и отправиться подышать молекулами европейского воздуха. Мы получили годичный отпуск и тотчас же, проплыв Красным морем через Суэц во Францию, со скоростью экспресса прибыли в нашу старую добрую Англию.
— В нашу старую добрую Англию! — повторил капитан Корсикэн. — Фабиан, ее больше не существует. Мы плывем на английском корабле, но его фрахтует французская компания, а везет он нас в Америку. Над нашими головами полощутся три различных флага, и под ногами у нас, таким образом, франко-англо-американская почва.
— Не все ли равно? — заметил Фабиан, но на лице его на миг появилось выражение тоски. — Какая важность, где пройдет наш отпуск! Нам нужна перемена мест. Такова жизнь. Так прекрасно забыть прошедшее и познать настоящее в смене обстановки! Через несколько дней я окажусь в Нью-Йорке и обниму сестру и ее детей, которых не видел столько лет. А потом мы поедем на Великие озера[69], спустимся по Миссисипи до Нового Орлеана. Устроим охоту с загонщиками на Амазонке. Из Америки отправ?мся в Африку, где львы и слоны устроят нам встречу у мыса Доброй Надежды, чтобы отпраздновать прибытие капитана Корсикэна. И уже оттуда мы поедем навязывать сипаям[70] волю метрополии.
Фабиан сыпал нервной скороговоркой, и грудь его вздымалась. Ясно, что в его жизни произошло несчастье, мне неведомое и старательно скрываемое в письмах. Мне показалось, что Арчибальд Корсикэн посвящен в его обстоятельства. Будучи на несколько лет старше, он выглядел как старший брат Мак-Элвина, этот огромный английский капитан.
Тут наша беседа прервалась. Зазвучал горн. Это стюард, надув щеки, за четверть часа предупреждал о ленче, который должен был начаться в половине первого. К вящему удовольствию пассажиров, этот сиплый звук раздавался четыре раза в день приглашая в полдевятого на завтрак, в полпервого — на ленч, в четыре часа — на обед и в половине восьмого — на чай. Длинные прогулочные палубы мгновенно опустели, и тут же обитатели корабля оказались в просторных салонах. Там же, за одним столом устроились и мы с Фабианом и капитаном Корсикэном.
В каждом из ресторанных залов стояло четыре ряда столиков. На каждом из них стаканы и бутылки устанавливались в металлических держателях, благодаря чему во время качки они сохраняли неподвижность и вертикальное положение. На пароходе никоим образом не ощущалось волнение моря. Путешественники — мужчины, женщины и дети — могли без опаски садиться за стол. Суетились многочисленные стюарды, изысканные кушанья сменяли друг друга. По просьбе публики за отдельную плату подавались вина, ликеры и эль[71]. Среди прочих особым пристрастием к шампанскому отличались калифорнийцы. Среди них была путешествовавшая вместе с мужем, пожилым таможенником, разбогатевшая владелица прачечных в Сан-Франциско, пившая «Клико»[72] по три доллара за бутылку. Две или три юных мисс, хрупкие и бледные, расправлялись с кровавым бифштексом. Долговязые миссис с лицами цвета слоновой кости поглощали из изящных стаканчиков яйца всмятку. Остальные уплетали поданные на десерт пироги с ревенем и сельдереем. Все ели с увлечением. Всем казалось, что они находятся в ресторане на свежем воздухе на бульваре в Париже, а не в открытом океане.
По окончании ленча люди вновь набились в палубные надстройки. Знакомые приветствовали друг друга, встречаясь, как на прогулке в Гайд-парке[73]. Дети веселились, бегали, пускали воздушные шары, играли в серсо, как будто копошились в песочницах Тюильри[74]. Гувернантки и няни следили за детьми. Большинство прогуливавшихся курили. Дамы садились на складные стульчики и занимались рукоделием, читали или собирались случайными группами. Крупные, пузатые американцы устраивались в креслах-качалках. Появлялись и пропадали из вида судовые офицеры: одни шли нести вахту на мостике и наблюдать за компасом, другие отвечали на вопросы пассажиров, даже смешные. На фоне порывов ветра доносились звуки органа из кормового салона и аккорды двух или трех фортепьяно фирмы «Плейель», тщетно пытавшихся состязаться друг с другом в нижних салонах.
В три часа раздались громкие крики «Ура!». Пассажиры бросились на нос. «Грейт-Истерн» находился в двух кабельтовых от пакетбота, нагоняя его метр за метром. Им оказалась «Пропонтида», выполнявшая рейс в Нью-Йорк, — она салютовала проходящему мимо морскому гиганту, который ответил на ее приветствие.
В половине пятого вновь показалась земля: мы проходили в трех милях от нее правым бортом. Мы увидели ее сквозь сетку мелких брызг, внезапно окружившую нас. Вдруг вспыхнул свет. Это был маяк Фастенет, возвышавшийся на одинокой скале. Ночь не замедлила наступить, и в это время наше судно огибало мыс Клир, последнюю точку на побережье Ирландии.