Читаем без скачивания Рэмбо под Южным Крестом - Конрад Граф

Мастер развернул свой автокар с вагончиком и на прощание, не оборачиваясь, поднял руку в знак приветствия. Рэмбо и Гвари остались одни.

— Ну что, Пит, за работу? — спросил Рэмбо.

— А я бы с удовольствием выпил чашечку кофе, — улыбнулся Гвари. — И потом, лучше нам сперва разобраться с этим идиотским инструментом в палатке.

Они внесли теодолит и треногу в палатку, и пока Гвари готовил кофе, Рэмбо укреплял инструмент винтами. Вчера Бирс, работавший когда-то в изыскательских партиях, за час научил Рэмбо в своем кабинете, как установить и отрегулировать теодолит. Большего от него и не требовалось.

— Гвари будет ходить с рейкой по площадке, — объяснял он Рэмбо, — а вы смотреть на него вот в этот окуляр и делать вид, будто что-то записываете. Этого достаточно для того, чтобы вы не привлекали внимания. У вас же будет возможность наблюдать и за нашими горняками, и за участком Шаве. А когда осмотритесь и у вас родятся идеи, мы опять соберемся и решим, как действовать дальше.

Палатка стояла боком к проволочному ограждению, и, отбросив целлулоидное окно, Рэмбо с интересом оглядел открывшуюся ему панораму.

Огороженный алмазный участок Шаве отделяла от разработок синдиката ничейная полоса ярдов в сто шириной, вытоптанная в еще далекие времена устроителями проволочных ограждений так, что на ней, кроме бледно-зеленого мха, ничего уже не росло. Зато песчаный берег в этом месте манил идеальной чистотой, будто на него и не ступала нога человека. Это был даже не берег, а золотая сказка. Но и попасть на него было не так-то просто: с юга следовало бы обойти разработки синдиката, а с севера — дом Шаве и его алмазный участок. Рыбака, догадавшегося освоить этот берег, ждала бы большая удача. В пустой породе, которую промывальщики синдиката сбрасывали в реку выше, была масса термитов, муравьев, личинок, жучков, червячков, и вся эта живность, спускаясь вниз по течению, не могла не собрать здесь стаи жирующих рыб.

На участке Шаве не было шахт. Пять или шесть африканцев лениво носили корзины с породой к реке, а потом так же не торопясь промывали ее в решетах. Ни вышек с часовыми, ни надсмотрщиков, ни самого хозяина Рэмбо не увидел. И это лучше всяких слов убедило его в том, что охранять здесь действительно было нечего, и самим африканцам-горнякам, видимо, надоела уже эта бессмысленная роль людей, переливавших из пустого в порожнее.

Палатка наполнилась ароматным запахом кофе.

— Садись, Джон, — позвал Гвари, — и расскажи, что ты там увидел. Рэмбо сел на раскладной матерчатый стульчик и с удовольствием отхлебнул глоточек крупного кофе.

— Я убедился, — сказал он, — что и капитан Сандерс, и Бирс были правы: ни черта у него нет. И я понял, почему они не могут схватить бельгийца за руку. Даже если Сандерс явится к нему со своими молодцами с обыском и наложат арест на найденные алмазы, ничего он этим не докажет, и ему останется только извиниться перед Шаве.

— Я ничего не понимаю в этих камешках — поддержал его Гвари, — но думаю, Бирс хвастанул, когда сказал, что может отличить свои алмазы от любых других. Может, от южно-африканских он и отличит, но участок-то Шаве в ста ярдах отсюда, и вряд ли его алмазные пласты чем-нибудь отличаются от синдикатских.

— Конечно, Бирс прихвастнул, — согласился Рэмбо. — Если бы он сумел убедительно доказать, что алмазы, которые могли бы обнаружить у Шаве, это алмазы синдиката, нам бы здесь и делать было нечего. В том-то и дело, что он никогда не сможет этого доказать. Бирс — просто трепло и пустой болтовней прикрывает свою беспомощность.

Гвари рассмеялся.

— Джон, — спросил он, — ты видел аппаратуру в проходной?

— Человек хитрее всякой аппаратуры.

— Она просвечивает человека с головы до пят, до печенок и селезенок! А двойной ряд проволоки с часовыми? В самом деле, как можно вынести алмаз?

Рэмбо поставил пустую чашку на низенький столик и уставился на Гвари.

— Пит, — сказал он, — я не верю ни в колдунов, ни в экстрасенсов. И если воруют и выносят, значит, это возможно, и делают это обычные люди… у которых, правда, варит котелок. И если мы не найдем вора, нам не выйти на бельгийца. А без него, как я понял, ты не выйдешь на людей-крокодилов, а я буду искать в джунглях сэра Джеймса, как иголку в стоге сена. Пойдем работать — надо осмотреться.

Солнце уже набирало силу, и Рэмбо с Гвари, сняв с себя одежду, остались в одних плавках. Рэмбо выбрал небольшой пригорочек, укрепил на нем треногу и стал винтами устанавливать теодолит по горизонтальным уровням. Воздушный пузырек никак не хотел останавливаться на средней риске, и Гвари, не выдержав, плюнул.

— Послушай, Джон, — сказал он, — чего ты с ним возишься? Нужен он тебе? Ну его к дьяволу!

Нужен, Пит. А вдруг подойдет мастер да случайно глянет на наш прибор. Тогда дураком нужно быть, чтобы не понять, какие мы с тобой топографы.

Гвари смущенно переступил с ноги на ногу и должен был согласиться, что действительно, как сказал капитан Сандерс, расширять круг посвященных ни к чему.

— Куда мне с этой деревяшкой? — спросил он, держа рейку, будто винтовку, с которой собрался идти в штыковую атаку.

— Знаешь, Пит, я хотел бы поглядеть на рабочих Шаве. Бирс говорил, что у него, как и здесь, тоже работают панамоли. Он что, больше платит?

— Этого никто не знает, но тут есть, о чем подумать.

— О чем именно? — спросил Рэмбо, чтобы проверить свою догадку. Видишь ли, обычно весь крааль работает на одного хозяина.

Почему же несколько панамолей таскают корзины у Шаве? Тут рядом, как сказал Сандерс, живут и зулу, и малави, и рунди. Почему Шаве не взял рабочих оттуда?

— Вот именно! — Рэмбо установил, наконец, теодолит и осмотрелся. — Знаешь что, Пит, поднимись повыше, а потом будешь спускаться к часовой вышке и встанешь так, чтобы я мог полюбоваться на участок Шаве, не вызывая подозрений.

— О'кей, сэр, — блеснул зубами Гвари и пошел на свое место.

Отойдя шагов на двадцать, он поставил рейку на землю и повернул ее красными делениями к Рэмбо. Рэмбо посмотрел в трубу, увидел увеличенное перевернутое изображение Гвари и полюбовался его довольной физиономией. Когда ему показалось, что он уже довольно насмотрелся на нее, махнул рукой и нарисовал в тетради несколько нулей. В это время Гвари перешел на новое место. Работа пошла споро.

Вначале горняки, и взрослые и дети, наблюдали за ними исподтишка: чем это занимаются крепкие и здоровые мужчины, но ничего особенного так и не увидели и потеряли к ним всякий интерес. Это устраивало «топографов».

Гвари неторопливо передвигался к ограждению и, наконец, встал с рейкой так, что оказался в створе между теодолитом и участок Шаве. Теперь Рэмбо имел возможность видеть крупно каждого горняка в отдельности. Это были сильные мускулистые молодые люди, все панамоли, о чем можно было судить по племенным насечкам на лицах. И что сразу заметил Рэмбо, они не утруждали себя. Корзины, которые они таскали от карьера к реке, были почти пусты, и промывали они породу не только лениво, но и небрежно. Нерадивые работники или же люди, уверенные, что ничего в этой пустой породе они не найдут, хотя бы промоют всю землю еще на сотню ярдов в глубину?

Рэмбо махнул Гвари рукой и нарисовал в тетради кружочки. Гвари, чтобы не выходить из створа, прошел вперед несколько шагов и остановился. Рэмбо стал обшаривать, чуть поводя трубой, участок от карьера до реки и неожиданно увидел еще одного пана-моля с красной повязкой на лбу. Он сидел на корточках у края карьера и, многократно приближенный оптикой, смотрел прямо в окуляр теодолита. Рэмбо даже отшатнулся, хотя сразу же понял, что за двести с лишним ярдов панамоль не мог смотреть в объектив, — он просто смотрел в их сторону. Вряд ли он вообще видел на таком расстоянии, куда направлена труба. И все-таки не взгляд африканца заставил его отшатнуться: он узнал этого панамоля, он уже видел его и видел не раз. Рэмбо еще раз посмотрел в трубу. Да, это он, ошибки быть не могло. Но теперь панамоль отвернулся и равнодушно смотрел на реку. Рэмбо укрепил винтом трубу, оставил у треноги тетрадь с карандашом и пошел к Гвари. Он взял у него рейку и сказал:

— Не трогай трубу. Посмотри на панамоля и вспомни, где ты мог его видеть.

Гвари подошел к теодолиту и посмотрел в окуляр. Панамоль сидел на прежнем месте. Но сколько ни всматривался в него Гвари, вспомнить его так и не смог. Африканец был неприметный и совершенно ничем не отличался от остальных таких же неприметных панамолей. Гвари поднял карандаш с тетрадью, дописал в нее еще несколько кружков и махнул Рэмбо, подзывая его к себе.

— Я не знаю этого панамоля, — сказал он, когда Рэмбо подошел. — А откуда знаешь его ты?

— Когда мы вышли из гидроплана, он болтался неподалеку. А сегодня утром он сидел за клумбой против гостиницы.