Читаем без скачивания Комментарии к Обществу спектакля - Ги Дебор

В подобном примере специалист может в принципе определить, сколько же войск всё-таки участвовало в сражении. Зато, как и требовалось, ход военных действий остался тайной.

В июне 1987 года Пьер Баше, заместитель директора по техническому оснащению государственного предприятия Electricite de France, рассказал о новейшей доктрине по безопасности атомных электростанций. По его мнению, установка специальных клапанов и фильтров поможет легко избежать крупных катастроф, таких как растрескивание или взрыв реактора, которые в любом случае затронут весь «регион». Такие катастрофы, якобы, происходят по причине чрезмерного сдерживания реакции. Когда возникает опасность того, что электростанция может взорваться, он предлагает плавно уменьшать давление в реакторе, покрывая при этом радиоактивными осадками лишь ограниченную область диаметром несколько километров, напрочь забывая о том, что эта область может быть самым рискованным образом расширена в любую сторону по одной лишь воле ветра. Он снимает завесу тайны над «благоразумными» экспериментами, которые проводились в течение двух последних лет в Кадараше и Дроме, и которые "дали понять, что выбросы заражённого газа при этом бесконечно малы, — в самом худшем случае они несут с собой один процент от радиоактивности самого реактора". Однако правда ли, что этот один процент "в среднем" не так уж страшен? Надо сказать, раньше мы старались сделать так, чтобы риска вообще не было, за исключением совсем уж невероятных ситуаций. Однако опыт последних лет вынудил изменить данное суждение: так как чрезвычайные ситуации могут произойти всегда, следует избегать лишь порога, когда они перерастают в настоящие катастрофы, а сделать это, как выясняется, довольно просто. Достаточно заражать территорию потихонечку, помаленечку, "в среднем". И вправду, кто не согласится с тем, что ограничивать себя традиционными ста граммами водки в день и выдерживать такой режим в течение нескольких лет полезнее для здоровья, нежели напиваться до потери пульса, как это делают поляки?

Нам вдвойне не повезло, что мы столкнулись со всеми этими тревожными проблемами в то время, когда уже физически невозможно услышать хотя бы единственное возражение к диктату спектакля, а также когда сама власть начала верить, что думать ей не нужно. В самом деле — она уже не в состоянии думать, ведь спектакль ограждает её от какой-либо ответственности за свои несогласованные и бредовые решения и суждения. Вы же все такие убеждённые демократы — так почему вы не хотите выбрать себе более осмотрительных и трезвомыслящих хозяев?

На международной конференции экспертов, которая проходила в Женеве в 1986 году, рассматривался один очень простой, но важный вопрос: о всемирном запрете на производство фреона. Этот газ в последнее время начал быстро разрушать и без того тонкий озоновый слой атмосферы, который защищает нашу планету от пагубного воздействия солнечных ультрафиолетовых лучей. Даниэль Вериль, представлявший одну дочернюю компанию Elf-Aquitaine и в этом качестве присутствовавший как член французской делегации, твёрдо встал на защиту фреона и сделал одно рациональное замечание: "потребуется целых три года, чтобы разработать заменитель для фреона, и стоить он будет в четыре раза дороже". Но мы знаем, что хрупкий озоновый слой никому не принадлежит, хотя бы из своей недосягаемости, а потому он не может иметь рыночной стоимости. Этот индустриальный стратег продемонстрировал оппонентам своё нескрываемо наплевательское отношение к экономике, сказав буквально следующее: "Очень опасно основывать индустриальную стратегию на императивах окружающей среды".

Тот, кто давным-давно начал критику политэкономии с того, что обозначил её как "окончательное отрицание гуманизма" не ошибся. Мы ещё увидим, как она, в конце концов, нас всех сожрёт.

XIV

Иногда говорят, что современная наука проникнута раболепием перед запросами прибыли, однако никакого открытия в этом нет. Что нового в том, что экономика в открытую объявила войну всему человечеству, посягнув не только на наши жизненные возможности, но и на саму нашу надежду на выживание. Вот поэтому-то наука и решила встать на службу господствующему порядку спектакля, отказавшись при этом от своей былой оппозиции к любому рабству, несмотря на то, что она провела в этой оппозиции значительную часть своей истории. А ведь, заметьте, до этого наука была относительно самостоятельной. Ну что же, она старательно изучила подвластную ей долю реальности и решила сделать свой незаменимый вклад к всёвозрастающим экономическим ресурсам. Чуть только всевластие экономики стало бессмысленным (а именно этим и характеризуется зрелищное время), она поспешила уничтожить последние следы былой независимости науки, одновременно и в методологии, и в практических рабочих условиях для её «исследователей». Раньше задачей науки было познание мира, улучшение жизненных условий. Сейчас от науки требуется немедленное и безусловное оправдание всего, что в этом мире происходит. Общество спектакля срубило раскидистое дерево научного познания для того, чтобы сделать из него полицейскую дубинку — причём так нагло и безапелляционно оно поступило далеко не только с наукой. Чтобы вслепую подчинятся социальному заказу и неизменно оправдывать окружающее бытие, мыслить, собственно, и не нужно, достаточно просто быть натренированным до такой степени, чтобы откликаться на первый зов спектакля. О, презренные времена! Наука с невиданным рвением и абсолютно добровольно подалась в проститутки!

Вполне естественно, что с первыми симптомами наступившего декаданса буржуазного общества возникли науки-апологеты. С ужасающей быстротой разнеслись по свету все эти многочисленные «человеческие» лженауки. Даже современная медицина, за которой прежде числилось огромное множество разных заслуг, таких как победа над оспой или проказой, позорно капитулировала перед лицом радиационного и химического заражения. Очевидно, что сегодня медицина уже не имеет права защищать здоровье людей от вредного воздействия окружающей среды — для фармацевтических компаний и, более того, для всего государства это стало бы настоящим вызовом. Причём не просто потому, что современной науке стыдно показывать свою запущенность, а скорее по той причине, что кроме пустых разговоров она уже ни на что не способна.

В ноябре 1985 два профессора, Эвен и Эндрю из Лэнекского госпиталя, поспешили уведомить общественность о том, что они нашли эффективное лекарство от СПИДа, о чём, якобы, свидетельствовали опыты над четырьмя пациентами, которые длились одну неделю. Спустя два дня после сделанного заявления эти пациенты всё-таки умерли, и несколько других докторов, возможно, из зависти, что их исследования не зашли так далеко, а возможно, и просто из жалости к умершим, обвинили профессоров в их излишнем стремлении праздновать победу. Особенно их возмутило то, что их претенциозное заявление было сделано всего за несколько часов до того, как состояние пациентов резко ухудшилось. Но Эвен и Эндрю в своё оправдание бесстрастно заявили: "в конце концов, пускай уж будет ложная надежда, чем никакая". Впрочем, этим невеждам не дано понять, что такими аргументами они отвергают сам научный дух. Ещё задолго до того, как таких людей стали брать на работу в больницы, подобными доводами ограждали себя от нападок и гнева толпы всякого рода шарлатаны и целители.

Официальная наука зашла в тупик. В лучших традициях общества спектакля она, потрясая своей новизной и материальной оснащённостью, притягивает к себе откровенных фигляров: фокусников, балаганных зазывал и клакеров. Неудивительно, что похожим образом вылезает на свет со свалки истории и возвращает себе былую славу всякая нечисть: провидцы и секты, навроде дзен-буддистов или мормонов. Невежество масс всегда служило хорошей опорой для власти, к примеру, только под его прикрытиём можно искусно пользоваться пробелами в законодательстве. Стоит ли удивляться поэтому, что власти стало выгодно распространение безграмотности и суеверий? Особенно поражает лицемерие ЮНЕСКО: когда речь шла о неграмотности в отсталых странах, — всё было нормально, но чуть только похожее явление вдруг начало проявляться и в так называемых развитых странах, пожалуйста: вместо «неграмотности» возникло новое определение: "языковые трудности". Доигрались: ждали Груши, а дождались Блюхера. Теперь эта национальная гвардия экспертов живо и лихо заменит определение «неграмотность» на "языковую трудность". Ну что же, и «лжепатриот» иногда может послужить на благо нации. Чуть только этот дикий неологизм прижился в преподавательской среде, с данным определением, как и следовало ожидать, опять произошла метаморфоза: если раньше неграмотными считались те, кто никогда не учился читать, то людьми с "языковыми трудностями" сегодня считаются те, кто уже учились и учились хорошо (раньше ведь в школах преподавали лучше и следили за успеваемостью строже), но чуть только представилась такая возможность — быстренько читать разучились. Такое объяснение никого не должно успокаивать — оно, наоборот, должно обескураживать! Ведь это не научно — выявить явление и даже не задуматься над его причинами и тем, как с ним бороться. Никогда такого не было, чтобы прогресс порождал тупоумие, и чтобы аналитический и практический застой шли рука об руку.