Читаем без скачивания Меч Роланда - Тим Северин

В ту ночь было трудно уснуть. Как только я закрывал глаза, меня мучило неприятное зрелище сворачивающихся и разворачивающихся угрей, и я боялся, что меня ожидает кошмар. Любопытно, что когда я, наконец, заснул, мне вместо них приснился огромный металлический конь. Он сиял и искрился. Тяжелой поступью животное подошло ко мне, неся на спине бородатого всадника, тоже металлического. На мужчине был короткий плащ и военного покроя туника. Конь подходил все ближе, пока не навис надо мной. Я уже ощущал горячее дыхание из его ноздрей, таких широких, что там могла бы свить гнездо птичка. Штанов на всаднике не было, на огромных ногах были тяжелые сапоги, и ступни свисали вровень с моим лицом. Я опустился на колени в страхе, что сейчас буду раздавлен, но в последний момент конь остановился и замер, занеся надо мною гигантское копыто. Взглянув наверх, я содрогнулся от страха. Всадник смотрел на меня. Лицо его было незнакомо. Он сделал непонятный жест рукой, и из глаз его покатились капли крови.

Проснувшись, я понял, что проспал. Через окно в гостевой дом струилось солнце, а вместе с ним проникали звуки льющейся воды и странное хлопанье. Я поспешно встал и, подойдя к двери, выглянул во двор. Группа рабочих – судя по виду, рабов, – выстроившись в ряд, передавали друг другу ведра с водой из колодца. Последний в цепочке находился на повозке рядом с деревянным ящиком. Там же стоял другой раб. Каждый раз, когда прибывало ведро с водой, он на мгновение приподнимал тяжелую деревянную крышку, в ящик выливали воду, и крышка тут же захлопывалась.

У задней части повозки стоял Озрик, проведший ночь в спальне для слуг. На земле рядом лежал наш узел с вещами. Арнульф уже запрягал двух волов, они стояли неподвижно, и с морд свисала вязкая слюна. Я окликнул раба и сказал, что сейчас подойду. Возница недовольно посмотрел на меня, словно я его задерживал. Он держал в руке длинный легкий прут.

Водоносы закончили работу. Человек, управлявшийся с крышкой, захлопнул ее в последний раз, забил клин и спрыгнул на землю. Я смотрел, как Арнульф занял свое место лицом к двум огромным волам. Он щелкнул языком, и они двинулись вперед короткими, но грациозными шажками. Вслед за ними, как невесомая, покатилась массивная повозка на толстых цельнодеревянных колесах. Мужчина пятился назад лицом к волам и, вытянув свой длинный прут, очень нежно коснулся правого уха правого вола. Не меняя шага, волы нарушили равенство тяги и направились прямо в ворота аббатства. Позади оставался темный след от воды, капающей из чана с угрями.

Я потерял несколько минут на поиски Лотаря. Хотелось поблагодарить его и попрощаться, но священника нигде не было видно, как и аббата Вало. Забросив на плечо сумку, я ринулся через ворота догонять Озрика. Повозка едва отъехала на пятьдесят ярдов, и я осознал, что не имею представления, как далеко находится Ахен и как долго туда ехать таким степенным прогулочным шагом.

Глава 4

Эта неспешная поездка оказалась восхитительной. На материке лето наступает раньше, чем у меня на родине, погода стояла теплая, но не до такой степени, чтобы жар изнурил Арнульфовых волов. Иногда капавший дождик прибивал дорожную пыль, не превращая ее в грязь. Мы двигались не более шести часов в день, время от времени останавливаясь, чтобы животные отдохнули, поели и напились. По ночам разбивали лагерь у дороги или останавливались в гостевых домах при монастырях, коих встречалось изрядное количество. Мы ехали по монастырским делам, и потому для нас всегда находили комнату, кормили и задавали корм волам, чтобы на следующий день мы продолжили путь. Ландшафт очень напоминал тот, что я видел на родине. Гряды холмов покрывали дубовые и буковые рощи, а долины крестьяне расчистили, чтобы сеять ячмень, рожь и пшеницу. Они жили в небольших хуторках, окруженных огородами и садами, и было ясно, что их хозяйства процветают. Построенные из дерева, соломы и глины дома были крепки, и, чтобы проехать одно поле, требовалось минут двадцать.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы завоевать благосклонность Арнульфа. Он всегда шел пешком перед своими волами, закинув на плечо прут, как удочку. Сначала Озрик и я плелись за повозкой, не видя своих пожитков, и нам казалось бестактным взять их оттуда. Арнульф делал вид, что нас нет. Если он с кем и говорил во время коротких привалов, то только со скотиной. Мужчина ухаживал за своими волами, ласкал их, ходил вокруг повозки, тщательно осматривая колеса, оси и груз. Так продолжалось, пока не доехали до первого брода через реку, где мы с Озриком сумели завоевать неохотное признание нашего возницы. Арнульф остановил повозку посреди реки, чтобы волы постояли в воде и остудили копыта. Я кивнул рабу и взял ведро, прицепленное сзади к повозке. Вскоре мы наполнили чан с угрями речной водой. Арнульф не поблагодарил нас, но, по крайней мере, дождался, пока мы закончим работу, и только после этого цокнул языком, чтобы волы двинулись вперед. Позже в тот же день он срезал две ветки с листьями и сделал знак, чтобы мы шли рядом с волами. Ветками мы должны были отгонять от скотины мух и мошек, появлявшихся перед заходом солнца.

С каждой милей во мне возрастало ощущение благополучия. Я не спешил в Ахен и впервые в жизни в какой-то степени распоряжался собственной судьбой. Став уверенней в себе, я предпринял единственную предосторожность: сменил повязку на глазу. Для этого я нашел шорника в маленьком городке, через который мы проезжали, – там как раз проходила ярмарка. Он сделал кожаный наглазник с завязками, чтобы плотно стоял на нужном месте. Когда пришло время платить, возникла трудность: мужчина не хотел брать отчеканенные Оффой серебряные монеты, говоря, что здесь это не деньги, и направил меня к еврею-меняле. Тот за двадцать процентов комиссии предложил обменять все мое мерсийское серебро на монеты короля Карла. Не колеблясь ни мгновения, я высыпал содержимое кошелька. Пока еврей взвешивал и скреб каждую монету, проверяя чистоту серебра, до меня дошло, что, вероятно, я в последний раз вижу лицо короля Оффы. По крайней мере, я надеялся на это.

Наша поездка изменила Озрика. Физическая нагрузка и долгие дни, проведенные на солнце, начали благотворно сказываться на его здоровье и осанке. Он теперь держал голову немного прямее, его сломанная нога постепенно выпрямлялась, а хромота была не так заметна. Он раскрепостился и сделался общительнее. Раньше он произносил за раз лишь по несколько слов, а теперь стало возможным обмениваться с ним несколькими предложениями, хотя сам он редко начинал беседу.

– Ты бы предпочел остаться и служить моему дяде Кинерику? – спросил я его.

Это случилось на третий день после нашего отбытия из монастыря аббата Вало, и мы сидели на заросшей травой обочине дороги. Арнульф объявил остановку, чтобы переждать полуденный зной, и суетился возле волов в тени гигантского каштана.

Озрик потер рукой свою кривую ногу, массируя место перелома.

– Меня там ничто не удерживало.

– Король Оффа мог придумать что-нибудь другое, чтобы покончить со мной. Что бы ты тогда делал?

– Это решает судьба, – пожал плечами он. – Сейчас я предвкушаю, как мы приедем в Ахен и посмотрим, правду ли говорят о короле Карле.

– А что тебе говорили про него?

– Что у него странные привычки. Он не придерживается обычного распорядка – дремлет днем, бродит без охраны по своему дворцу, носит обычную повседневную одежду, ничем не выделяющую его как короля, иногда даже созывает свой королевский совет глубокой ночью.

– Звучит так, словно ты говорил с его слугами.

– Аббат Вало несколько лет служил в дворцовой администрации. Когда его назначили аббатом в монастырь, он взял с собой своего дворецкого и повара. Слугам нравилось рассказывать о временах, когда они были на королевской службе.

– Это только слухи, или они лично видели Карла?

– Дворецкий утверждает, что однажды видел короля в коридоре поздно ночью. Карл остановил его и задал кучу вопросов о дворцовой челяди, кто чем занимается и откуда они родом. Очевидно, он любит знать обо всем, что происходит. Челядь его боготворит.

Я задумался над ответом Озрика. Моего отца народ уважал издалека. Подданные короля Оффы боялись своего господина. А король Карл, по рассказам, был не похож ни на кого из монархов, о которых я слышал.

– А королевское семейство? Что оно собой представляет?

– У Карла есть незаконнорожденный сын. Он, как все верят, унаследует трон.

Опять странность. Обычно короли не признают бастардов.

– Разве у него нет никого ближе?

– Он сластолюбив, и у него была пара наложниц, родивших ему нескольких детей, в основном девочек.

Что-то в тоне, каким Озрик произнес последнее замечание, заставило меня посмотреть на раба вопрошающе.

Он улыбнулся.

– Мне говорили, что он любит держать девушек при себе. Но это только слух.