Читаем без скачивания Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932 - Саша Черный

Один из них*

Двухпудовые ботфорты,За спиной мешок — горбом,Ноги до крови натерты.За рекой — орудий гром…    Наши серые когорты    Исчезают за холмом.

Я наборщик из Рязани,Беспокойный человек.Там, на рынке, против бани,Жил соперник пекарь-грек:    Обольстил модистку Таню,    Погубил меня навек…

Продал я пиджак и кольца,Все равно ложиться в гроб!Зазвенели колокольцы,У ворот мелькнул сугроб…    Записался в добровольцы    И попал ко вшам в окоп.

Исходил земные дали,Шинеленка, как тряпье…Покурить бы хоть с печали,Да в кисете… Эх, житье!    Пленным немцам на привале    Под Варшавой роздал все.

Подсади, земляк, в повозку,Истомился, не дойти.Застучал приклад о доску,Сердце замерло в груди —    Ветер гнет и рвет березку,    Пыль кружится на пути.

За оврагом перепалка:Пули елочки стригут…Целовала, как русалка,А теперь — терзайся — тут!    Хочешь водки? Пей, не жалко!    Завтра все равно убьют.

Привал*

У походной кухни лентой —Разбитная солдатня.Отогнув подол брезента,Кашевар поит коня…

В крышке гречневая каша,В котелке дымятся щи.Небо — синенькая чаша,Над лозой гудят хрущи.

Сдунешь к краю лист лавровый,Круглый перец сплюнешь вбок,Откроишь ломоть здоровый,Ешь и смотришь на восток.

Спать? Не клонит… Лучше к речке —Гимнастерку простирать.Солнце пышет, как из печки.За прудом темнеет гать.

Желтых тел густая каша,Копошась, гудит в воде…Ротный шут, ефрейтор Яша,Рака прячет в бороде.

А у рощицы тенистойСел четвертый взвод в кружок:Русской песней голосистойЗахлебнулся бережок.

Солнце выше, песня лише:«Таракан мой, таракан!»А басы ворчат все тише:«Заполз Дуне в сарафан…»

Пленные*

У «Червонного Бора» какие-то странные люди.С Марса, что ли, упали? На касках сереют чехлы,Шинелями, как панцирем, туго затянуты груди,А стальные глаза равнодушно-надменны и злы.

Вдоль шоссе подбегают пехотные наши михрютки:Интересно! Воюешь, — а с кем, никогда не видал.Тем — табак, тем — краюшку… Трещат и гудят прибаутки.Люди с Марса стоят неподвижнее скал.

«Ишь, как волки!» — «Боятся?» — «Что сдуру трепать языками…В плен попал, — так шабаш. Все равно что воскрес…»Отбегает пехота к обозу, гремя котелками.Мерно двинулись каски к вокзалу под темный навес.

Письмо от сына*

Хорунжий Львов принес листок,Измятый розовый клочок,И фыркнул: «Вот писака!»        Среди листка кружок-пунктир,        В кружке каракули: «Здесь мир»,        А по бокам: «Здесь драка».

В кружке царила тишина:Сияло солнце и луна,Средь роз гуляли пары,        А по бокам — толпа чертей,        Зигзаги огненных плетей        И желтые пожары.

Внизу в полоске голубой:«Ты не ходи туда, где бой.Целую в глазки. Мишка».        Вздохнул хорунжий, сплюнул вбок        И спрятал бережно листок:        «Шесть лет. Чудак, мальчишка…»

В операционной*

В коридоре длинный хвост носилок…Все глаза слились в тревожно-скорбный взгляд.Там за белой дверью красный ад:Нож визжит по кости, как напилок,—Острый, жалкий и звериный крикВ сердце вдруг вонзается, как штык…За окном играет майский день.Хорошо б пожить на белом свете!..Дома — поле, мать, жена и дети —Все темней на бледных лицах тень.

      А там, за дверью, костлявый хирург,      Забрызганный кровью, словно пятнистой вуалью,      Засучив рукава,      Взрезает острою сталью      Зловонное мясо…      Осколки костей      Дико и странно наружу торчат,      Словно кричат      От боли.      У сестры дрожит подбородок,      Чад хлороформа, как сладкая водка,—      На столе неподвижно желтеет      Несчастное тело.      Пскович-санитар отвернулся,      Голую ногу зажав неумело,      И смотрит, как пьяный, на шкаф…      На полу безобразно алеет      Свежим отрезом бедро.      Полное крови и гноя ведро…      За стеклами даль зеленеет —      Чета голубей      Воркует и ходит бочком вдоль карниза.      Варшавское небо — прозрачная риза      Все голубей…

      Усталый хирург      Подходит к окну, жадно дымит папироской,      Вспоминает родной Петербург      И хмуро трясет на лоб набежавшей прической:      Каторжный труд!      Как дрова, их сегодня несут,      Несут и несут без конца…

Легенда*

Это было на Пасху, на самом рассвете:Над окопами таял туман.Сквозь бойницы чернели колючие сети,И качался засохший бурьян.

Воробьи распевали вдоль насыпи лихо.Жирным смрадом курился откос…Между нами и ими печально и тихоПроходил одинокий Христос.

Но никто не узнал, не поверил виденью:С криком вскинулись стаи ворон,Злые пули дождем над святою мишеньюЗасвистали с обеих сторон…

И растаял — исчез он над гранью оврага,Там, где солнечный плавился склон.Говорили одни: «сумасшедший бродяга»,—А другие: «жидовский шпион»…

В штабе ночью*

В этом доме сумасшедшихНадо быть хитрей лисы:Чуть осмыслишь, чуть очнешься —И соскочишь с полосы…Мертвым светом залит столик.За стеной храпит солдат.Полевые телефоныПод сурдинку верещат.На столе копна пакетов —Бухгалтерия войны:«Спешно». «В собственные руки»…Клоп гуляет вдоль стены.Сердце падает и пухнет,Алый шмель гудит в висках.Смерть, смеясь, к стеклу прильнула…Эй, держи себя в руках!Хриплый хохот сводит губы:Оборвать бы провода…Шашку в дверь! Пакеты в печку! —И к собакам — навсегда.Отошло… Забудь, не надо:С каждым днем — короче счет…Перебой мотоциклетаЗакудахтал у ворот.

Чужая квартира*

Поручик Жмых, сорвав с дверей печать,Нас водворил в покинутой квартире:Железная, разрытая кровать,На синей печке кафельные лиры,На стенке, позабытый впопыхах,Портрет приготовишки в новой форме.Лишь час назад, на чьих-то сундуках,Мы под дождем дрожали на платформе.Чужой уют… Увы, не в первый разВлезаем мы в покинутые гнезда…Кто у окна, не осушая глаз,В последний час сквозь сад смотрел на звезды?Кто вырос здесь, в узорном городке,Под сенью лип и старого костела?..Фонарь дрожит в протянутой руке,Нырнула мышь у шкафа в щелку пола…«Где чайник, эй?» Раскрыт походный стол.Трещит свеча в замусленной бутылке,И вестовой, работая, как вол,У светлой печки сало жжет на вилке.Штабс-капитан, разрыв до дна чулан,Вернулся с книжкой и смеется: «Чехов!»Спирт — на столе. Кряхтит старик-диван.Закуска? Хлеб и горсти две орехов…А завтра вновь отхлынем мы назад,И, может быть, от этого уютаОстанется обугленный фасад,—И даже мышь не сыщет здесь приюта.Храпят носы из серых одеял…Не оторвать ресниц от милой книжки!А с койки кто-то сонно пробурчал:«Возьми с собой портрет приготовишки…»

Под лазаретом*