Читаем без скачивания Маленький грязный секрет - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты когда лапаешь, тоже дочкой меня предста…?
Представляешь. Я хотела сказать «представляешь». Он не дал. Заткнул мне широкой ладонью рот, а второй рукой рванул полы халата в стороны.
Глава 4
– Молчи, пожалуйста, молчи, Мария. Знаю, заслужил. Но молчи…
– Вы опять выпили?
Было все равно, говорю же, я буквально плавилась в его руках, но знать хотелось.
– Нет. А зря. Так бы хоть что-то оправдывало.
Он говорил так, будто это давалось ему через силу. Сипел, булькал, рвал слова. И руками большими мозолистыми скользил по моему телу. Мял соски, как корове вымя перед дойкой – он и это умел, я как-то видела. А мне нравилось. Наверное, я совсем пропащая, да?
– Иван…
– Молчи! Не могу…
Я проглотила, что хотела сказать. Наклонилась над столом ниже, выпятив задницу, потерлась о его стояк и все же со смешком заметила:
– Да вроде очень даже можете.
Дыхание свекра оборвалось со странным шипением. Я испугалась даже, что он уйдет. А еще секунду назад боялась ведь, что останется. Дурдом. Мои чувства так быстро сменяли друг друга… Ненормально. Неправильно. Но будто бы неизбежно.
– Как привороженный. Ненавижу себя за то, что делаю. А отказаться не могу.
– В этом месте я, наверное, должна озвучить какие-то свои оправдания? – сглотнула подступившие слезы.
– Не нужно. Я все и так знаю. Слишком долго без мужика. Истосковалась.
Мы так и разговаривали: я – едва удерживая себя над столом руками, он… шарящий шершавыми чуть подрагивающими ладонями по моей заднице.
– Окно не зашторено.
А тут ведь не до чужих глаз. Хотя, если кто и был в саду – уже все увидел, а остальное додумать было несложно. Но Покровский рванул к окну и дернул шторы с такой силой, что едва их не оборвал. Металлические кольца со страшным скрежетом проехались по штанге, крича о том, что связь со мной – его маленький грязный секрет, и ни на что большее мне определённо не стоит рассчитывать. Ну и черт с ним. Пока было достаточно и того, что он эту связь признал. Тут бы хоть разобраться, что с этим делать.
Ноги дрожали. От стыда или желания бросить ему вызов! В конце концов, пусть найдет в себе смелость и посмотрит в мои глаза. Я даже приподнялась, чтобы обернуться, но он, зайдя за спину, вернул меня в первоначальное положение. Очертил дрожащими пальцами выступающие дуги ребер, тронул губами позвонки. Перебрав по одному так нежно, так мучительно на контрасте нежно с тем, что он делал раньше и говорил, что я тихонько захныкала.
– Сейчас-сейчас, станет легче, – пообещал он. Зашуршала одежда, знакомо звякнула пряжка ремня. Иван дышал все более тяжело и шумно. Одной рукой огладил мою задницу, проник ребром ладони между полумесяцев ягодиц, ныряя глубже. А когда ощутил мою влагу, спросил с надрывом:
– Плохо было, да? Ты ж моя… Сейчас я… Пожалею. Иди ко мне, – толкнулся мощно, заставляя подчиниться отвыкшие от такого мышцы. – Сейчас-сейчас. – Обещания в такт толчкам, звону чашки, ударяющейся о блюдце, моему утробному стону. – Вот так. Ведьма. Что ж ты за ведьма…
Иван так впивался в мою кожу, задавая ритм движения, что синяки мне были обеспечены. Второй рукой он уже знакомым образом ласкал грудь, время от времени перемещая ладонь на шею и чуть придушивая. Трахал, а как будто наказывал нас обоих. Но ведь даже это ничуть не делало происходящее хуже. Скорее напротив – придавало ему незнакомых пикантных ноток.
Соски растирал грубый лен скатерти, а заряженный по максимуму член свекра раздирал меня изнутри… Я завела руку за спину и тоже выпустила ногти в его крепкую задницу. Иван фыркнул, как жеребец, тормознул, будто боль и его удовольствие обостряла. Мои внутренние мышцы рефлекторно дернулись, требуя проложить движение, и он опять, матерясь последними словами, сорвался. Толкаясь так мощно, что мои пятки отрывались от пола. А в животе закручивалась огненная спираль. Ох, как я вопила, когда она принялась со свистом раскручиваться. Стонала, плакала, размазывая по лицу слезы. Придавленная его тушей, и от того еще сильней задыхающаяся.
– Ох ты ж блядь… Ох ты ж… – шептал Покровский в такт раскаленным залпам выбрасываемой спермы. – Что делаешь со мной, а?
А как только отстрелялся, отшатнулся от меня, как от чумной. В ушах зашумело сильней. Дрожащей рукой нащупала салфетки, обтерлась и в полной уверенности, что мой гость сбежал, обернулась, как есть, расхристанная. И только тут поняла, что Ивану хватило духа остаться. Окатило запоздалой волной стыда. Я свела на груди полы халата и с силой затянула поясок. Нужно было что-то сказать, но что тут скажешь? Я всю жизнь тебя, Иван Сергеич, люблю? Точней, любила. Потом забыла, правда – заставила себя забыть, а теперь вот опять накатило что-то.
– Может быть, чая?
– Нет. Нам надо поговорить.
– Под чай и поговорим.
Я щёлкнула кнопкой, открыла шкафчик. Траурную заунывную тишину, повисшую в доме, оборвало уютное позвякивание посуды.
– Этого нельзя было допустить. Прости меня. Кажется… Ч-черт. Кажется, я до белой горячки допился.
А чего я ждала? Обещаний вечной любви?
Не поворачиваясь, кивнула, обдала заварник кипятком, вылила. Руки дрожали. Ну, вот какого черта, спрашивается? Какого черта я слушаю этот бред и так безропотно соглашаюсь? Потому что привыкла соглашаться со всем, что бы мне эта жизнь ни подкинула? Как будто надеялась, что за такую покладистость судьба меня когда-нибудь наградит, а оно все никак. Так какой смысл быть хорошей и до тошноты правильной девочкой? Какой смысл молчать, вжимаясь до боли пальцами в столешницу, когда орать от несправедливости хочется?
– Интересно…
– Что?
– Что к вам в горячке вместо белочки пришло желание потрахаться.
Покровский застыл, комично приоткрыв рот. Не привык он как-то, что я вот так приложить могу. Да, если честно, я и сама в шоке. Просто достало все.
– Прости.
– Да что вы заладили одно и то же? – резко отвернулась, достала вазочку с вареньем, которое сама закатывала, поставила на стол. – Вам самому легче от этих извинений?
– Нет.
– Вот и мне нет. Так что лучше не надо.
– Может, если исповедоваться… В храм сходить, отпустит, как думаешь?
– Вы серьезно?
Нет,
