Читаем без скачивания Бандит - Юлия Латынина

А через неделю, осмотревшись, спросил, не хочет ли Валерий стать его компаньоном по другому кафе, на Тверской. Вилде давно приглядел это место и уже договорился об аренде с соответствующим начальством, — место было приличное, подвальчик, занятый мастерской по ремонту обуви, и расположено хорошо. Многие купят здесь дома под квартиры или офисы, и ресторан рядом им совсем не помешает.

— Ты сам посуди, — сказал Вилде, — мороженое — это хорошо, но вот кончится лето, станет минус двадцать, и кто будет есть твое мороженое? А вот шницеля люди едят круглый год. А мужик ты пробивной, мороженого для тебя мало.

Возможность иметь собственное — ну, пусть не собственное, пусть с компаньоном — кафе поразила Валерия. Он уже знал, кого привлечь. Жорка-шашлычник готовил божественно, из мороженых туш делал такие шашлыки, что казалось, этот баран еще утром травку щипал. Жорка жаловался, что на шампурах не развернешься, и вправду кормил ребят дома такими обедами, что уже давно шутили: «У нас тут свой „Арагви“. Было еще два-три человека, из которых можно составить команду.

— Кафе — хорошее дело, — сказал Валерий, — но бабок на кафе у меня нет. Чего я тебе сдался?

— Деньги Иванцов даст, — сказал прибалт, — но хозяйский глаз нужен. Я вот там ремонт устроил, занесли кафель для кухни, а назавтра две его упаковки пропало!

На следующий день Валерий прямо с молочного завода, где он ругался по поводу жидких сливок, поехал смотреть, как идут дела в его будущем кабаке. Подвальчик был уже наполовину оборудован: коммуникации проведены, кухня сияла белым кафелем и крутыми ободками гигантских кастрюль, рабочие отделывали обеденный зал уютной вагонкой теплого телесного цвета.

Приехал грузовик с сантехникой и плиткой для туалета. Валера вышел подсчитать привезенное. Плиток оказалось на сто штук меньше. Рабочие сказали, что это ошибка, и Валерий с ними согласился, но дал понять, что за накладные с ошибками будут платить те, кто совершает ошибки, а не те, кто заказывал плитку.

Два дня Валерий провел перед будущей своей точкой, торгуя мороженым, шоколадками и жвачками. Он не столько торговал, сколько-наблюдал. Смотрел, сколько людей проходит мимо его лотка в обеденный перерыв и сколько — после работы. Как они одеты; сколько могут потратить денег на еду; какова вероятность того, что после открытия кафе они станут обедать и ужинать именно в нем.

Валерий прошел по соседним улицам. Большую часть квартир в ближайших домах составляли коммуналки, но во многих из них визжали пилы, у подъезда грузили на полуторки обшарпанные диваны и тумбочки. От каждого такого переезда у Валерия теплело на сердце. Коммуналки разменивались, в район вселялась новая публика, публика, которая сможет позволить себе ужинать в кооперативном кабаке — его кабаке!

В сущности, Валерий занимался тем, что на Западе называлось маркетингом, только слова этого он не знал.

Валерий прошел по улицам и сосчитал количество других кафе, количество вывесок государственных и новых коммерческих учреждений, зашел внутрь.

В трех государственных конторах столовых не было, люди в обеденный перерыв посещают гнусную общепитовскую точку напротив. Валерий потолкался-поговорил, и начальники учреждений согласились закупать обеды оптом у будущего кафе. А что, казенные деньги — не свои, инженер не пойдет в кооперативное кафе, а вот учреждение может отовариться оптом.

Ушлая дама, директриса некоего НИИ-ПРОМРАДТЕХа, вообще встретила Валерия с нескрываемой радостью. Она быстро согласилась заказывать обеды, но предложила, чтобы Валерий расписывался за каждый обед на десятку дороже, и в конце концов они порешили, что Валерий распишется не на десятку, а на одиннадцать рублей, из них два достанется ему, а остальные девять осядут кровельным железом на крыше новенькой дачи директрисы.

Чем дальше, тем больше кружилась голова — свой кабак!

Всего два месяца назад отсидевший срок парень с трепетом переступил порог «Соловья», ахнув от хрустального света над столиками и девицы на эстраде. А еще через месяц он сам откроет такое же кафе! Какое там — лучше! У вас советский кафель в уборной, а у меня югославский! У вас одна девка плясала, у меня будут три! Негритянка будет, во!

На третий день Валерий вместе с Шакуровым отправился к Иванцову, и они обговорили условия новой ссуды.

Потом посетили чиновника, который подписывал договор на аренду. Чиновник сослался на постановление Моссовета, которое запрещает изменение профиля учреждения. Согласно этому постановлению обувной мастерской надлежало оставаться обувной мастерской отныне и во веки веков, аминь.

Валерий и Вилде сводили чиновника в ресторан, и там Вилде передал ему триста «зеленых», после чего вопрос о постановлении рассосался сам собой.

Прошло три дня. Бабка Валерия, Анна Павловна, пошла в собес узнавать о прибавке к пенсии, вернулась и слегла с обширным инфарктом. Ее увезли на «скорой помощи». В это время внук на задворках магазина «Тысяча мелочей» ругался по поводу сорока рулонов обоев для кафе, из которых три рулона оказались другого цвета. Вернувшись домой, Валерий испугался за бабку и поехал в старую, обшарпанную больницу Министерства путей сообщения. Анна Павловна до пенсии трудилась проводницей.

В больнице делали ремонт, номера дверей на палатах были замазаны свежей краской, и изможденная медсестра, катившая на обследование больного, перепутав фамилии, удивилась было: «Федотова? Так она же вчера померла».

Доктор, узнав, что Валерий имеет кооператив, сказал, что бабке нужна операция, а больнице — краска для ремонта. «Но можем взять и наличными», — объяснил доктор.

Из больницы Валерий поехал в свое кафе — свое будущее кафе.

Мишка перед входом торговал мороженым.

Переулок был уже тих и пустынен. В стеклах верхних этажей плавало закатное солнце, да под пыльными кустами акаций в конце переулка были свалены в кучи отходы жизнедеятельности людей и их верных спутников — собак и автомобилей.

Валерий подошел к Мишке, и они вместе стали наблюдать за ходом московской жизни.

— Прошел покупатель, — сказал Мишка, — с восьми прошел. Сидит дома и телек смотрит.

— Ничего, тут какой-то НИИПРОМТЕХ в переулке, — сказал Валерий.

— Я договорился, они у нас обеды будут брать по двадцать рублей сорок четыре штуки или сорок одну, если штат сократят.

Мишка с восхищением поглядел на своего начальника. У него было такое впечатление, что уж его-то, Мишку, не пустили бы в НИИПРОМТЕХе дальше проходной.

— Хорошее дело, — повторил Валерий, — за свой счет эти инженера даже сардельку пожалеют купить, а за казенный — пожалуйста… Раздашь им завтра ящик мороженого. Бесплатно. В качестве рекламы. — Ты бы лучше для рекламы цыпу дал, — посоветовал Мишка.

— Цыпа — это само собой, — согласился Валерий, — цыпу дадим, когда откроемся.

— А Шакуров где? — спросил Мишка.

— На таможне, — ответил Валерий, — там большой шухер. Какой-то начальник утек за бугор с бабками.

— Большими? — Говорят, тридцать тысяч «зеленых». — А откуда известно, что тридцать тысяч?

— Это учтенные, — пояснил Валерий, — а сколько он с собой увез, этого никто не считал.

И вдруг замолчал, вглядываясь в конец переулка. Из скверика, усыпанного сигаретными окурками и прочим мусором, в переулок ступили двое ребят. На них были пестрые тайваньские костюмы и шлепанцы на босу ногу. Одному было за двадцать, а другой был совсем пацан — пэтэушник или десятиклассник. Ребята подошли к лотку.

— По порции, — сказали ребята.

Валерий наполнил стаканчик и остался со стаканчиком в руке, ожидая денег.

— Шесть рэ, — сказал он.

— Дорого, — сказал один парень.

— Это какие же ты деньги загребаешь? — поинтересовался десятиклассник.

— Какие надо, такие и загребаю. Идите ко мне работать — тоже будете загребать.

— Я что, долбаный, что ли, — работать? — спросил лениво парень.

А другой добавил: — Ловкий ты, дядя. Это ты кафе покупаешь?

Валерий оскалился.

— В общем, так: с тебя одна штука. «Зелеными». За этот и следующий месяцы. Вилде платил, и ты будешь.

— За что?

— За секьюрити.

— У меня своя секьюрити.

— Телефончик дашь?

Валерий повернулся к Мишке и сказал: — Покарауль, а я пока пойду, телефончик дам.

Мишка, чуть побледнев, кивнул.

Валерий, нагнув голову, нырнул в полуотстроенное помещение, откуда приятно тянуло прохладцей, пахло свежим деревом, олифой и пригорелой кашей.

Стены зала были обиты вагонкой только наполовину, и посреди него стоял большой верстак с электропилой. Тут же гипотенузой громоздилась целая куча досок, одним концом опираясь о верстак, другим — об пол. С потолка свисали несколько голых лампочек. Валерий неторопливо дошел до арки, ведущей в кухню, и вдруг остановился, словно влетевшая в дерево машина. Первый парень, тот, которого Нестеренко определил в пэтэушники, тут же споткнулся о Валерия, который схватил его за шиворот.