Читаем без скачивания В объятьях богини раздора - Елена Настова

Не зная, что происходит, и понимая, что её беспокойство, возможно, плод воображения, Наталья сидела и тихонько плакала от необъяснимого страха.

3

Иван действительно был в полиции. Его вызвали с утра, в начале десятого, по телефону, через секретаря, и – срочно. Негодуя и недоумевая (почему вызывают в разгар рабочего дня? по телефону? что за бардак!), Иван отпустил студентов и поехал в отделение. Следователь в звании майора, крепкий мужчина лет сорока, сообщил, что вчерашние зеваки, которыми были полны обочины на месте происшествия, выложили в Интернет фотографии трагедии с провокационными комментариями. Поднялся шум, поползли слухи и домыслы о том, что якобы из-за того, что сбитый был человеком без роду-племени, следователи работали спустя рукава… Бывает такое, развёл руками следователь, когда на пустом месте возникает бочка арестантов. Руководство полиции потребовало, чтобы начальник отделения выступил в вечерних новостях с опровержением, рассказал, как всё было на самом деле. До трёх часов нужно опросить как можно больше свидетелей.

Следователь извинялся. Иван вздохнул и взял ручку.

Через полчаса он вышел из кабинета. Как и почти всякому гражданскому, попавшему в военную организацию, в этом казённом, насквозь прокуренном здании ему было не по себе. Он спешил в учебный Центр, где у него ещё оставались дела.

Когда он уже открыл дверцу машины, сзади раздался крик:

– Ванька-а-а!

Это был даже не крик – призывный вопль. Он никак не мог быть адресован Ивану, поскольку Ванькой его называли, наверно, только в детском саду. Тем не менее Иван обернулся.

От здания полиции к нему летела женщина в длинном красном платье, босоножках на высоких каблуках и в ореоле развевающихся волос… Не дойдя до Ивана несколько метров, она натолкнулась на его недоумевающий взгляд и остановилась:

– Ты… не узнаёшь меня?

На него смотрели большие, темные, выразительные глаза. Смуглые пальцы смахнули с лица чёрные пряди. Полные, ярко накрашенные губы сложились в улыбку.

– Крис…тина?..

– Ванька! – Крис в один рывок повисла у него на шее. В его грудь толкнулась её тугая грудь, крепкое тело прижалось, обдав запахом пыли, травы, леса, каких-то цветов, – а может, это была иллюзия. Неожиданно для себя он почувствовал, как внутри что-то ёкнуло: он помнил её ребёнком, а сейчас?..

Но копна волос была та же, та самая копна – жёсткая, непослушная, густая.

– Крис! – Он растерялся. – Это ты? Крис! Откуда ты взялась?

И, отодвинув её от себя:

– Какая красавица стала!

– Да я же была там! – Крис говорила быстро, и её глаза постоянно двигались, сверкая белками. Они перебегали с лица Ивана на его плечи, руки, заглядывали в ворот его рубашки, гладили его открытые руки, обметали пыль с его туфель, возвращались к лицу. Её глаза ликовали. – Я была в той машине, я сидела рядом с Илюшкой и всё видела! И тебя видела! Она – твоя жена?

– Кто? – глупо спросил Иван, не успевающий за потоком её слов.

Крис досадливо топнула ногой под платьем. Верх его был облегающим, с глубоким вырезом, открывающим гораздо больше, чем нужно, а низ – длинная прямая юбка с захлёстом, при резком движении распахивающаяся до середины бедра. Всё это Иван ухватил одним растерянным взглядом и опять глубоко внутри себя удивился: неужели эта женщина – Крис?..

– Та женщина. Которая выбежала на дорогу. Она – жена тебе?

– Кристина… – Иван улыбнулся. Воспоминания проявлялись в его памяти постепенно, как далёкий пейзаж при сильном приближении. – Кристина, неужели это ты?.. Какая красавица выросла! А худющая какая! Да, жена. Как ты там оказалась? Что ты здесь делаешь?.. Я ни за что тебя не узнал бы!

Крис вдруг отодвинулась, быстро опустила глаза, слегка ссутулила плечи. И он, глядя на неё, наконец вспомнил ту маленькую Кристину – молчунью, от которой за весь год, что её маленькая ручка держалась за его широкую ладонь, услышал разве что несколько десятков слов.

Он рассмеялся:

– Кристина, ты научилась говорить!

Она всё стояла, глядя в землю и не двигаясь, а с крыльца отделения за ними наблюдали вышедшие покурить полицейские.

– Пошли, пошли скорее в машину!

Мгновенно – он не ожидал такой прыти – Крис перебежала на другую сторону машины и юркнула на сиденье. Иван усмехнулся. Сколько лет они не виделись? Лет десять… тринадцать?.. А Крис и изменилась, и не изменилась; по-прежнему похожа на диковинное животное. Ей сейчас… – он прикинул в уме – да, точно, между ними разница в девять лет, значит, ей двадцать пять.

В машине, глядя ему в глаза, Крис сказала:

– Я, как только приехала, сразу узнала, там ли ты ещё живёшь. И номер телефона. Я звонила, да только на тебя всё не попадала, и вдруг – ты, и прямо передо мной, на дороге. У вас только первые цифры поменялись, да?

– Подстанцию новую подключили, – сказал Иван. – Криска, давай рассказывай: где ты, как, чем занимаешься? Откуда ты взялась? Какая ты стала красивая!

Про себя он порадовался, что не чувствует стеснения. Словно эта молодая женщина по-прежнему была двенадцатилетней девчушкой, которой он вытирал слёзы, перед тем как она уехала в чужой далёкий город.

С Кристиной Агаповой Иван познакомился, когда ему было семнадцать, а Кристине – восемь. Занятый учёбой, спортом и конструированием, он, конечно, не заметил бы женщину и девочку, которые появились в их большом дворе, если бы не мать. Однажды за ужином мать сказала:

– Ты помнишь, я говорила, что мы ищем сотрудника в отдел главного конструктора? – Мать Ивана работала в большой проектной организации. – Так вот, три месяца назад мы такого сотрудника, вернее – сотрудницу, нашли. Испытательный срок она прошла, будет работать у нас.

– Угу, – кивнул Иван. Он совершенно не помнил разговора, на который ссылалась мать.

– Она купила квартиру в соседнем доме. У неё дочка… маленькая такая, чернявенькая… Восемь лет.

Мать посмотрела на Ивана. Иван помотал головой. Восемь лет? Да он с высоты своих семнадцати и пятнадцатилетних-то едва замечал!

– Ну так вот… – Мать вздохнула. – Светлана Владимировна дочку растит одна… Хорошая женщина. А девочка, Кристина, милая, но очень стеснительная. Аж до диковатости… Молчунья. Мать говорит, у неё не всё благополучно со здоровьем было, может, поэтому… Можешь ты в школу её отводить?

– Что-о-о? – Иван с изумлением посмотрел на мать. Ему – ему! – сделаться нянькой какой-то мелкопузой?!

– Ты ведь знаешь, как рано нам на работу, – просительным тоном сказала мать. – А матери надо в коллективе обживаться, ей опаздывать нельзя… Ну, что тебе стоит дойти с девочкой до школы? Только до раздевалки малышей её довести, и всё! Знаешь, как трудно одной растить ребёнка!

«С чего это ты взялась ей помогать?» – хотел спросить Иван. Как вдруг понял: мать жалеет эту незнакомую женщину, потому что сама когда-то была в её ситуации. Но что скажут ребята, когда он будет плестись с сопливой девчонкой! Он-то долетает до школы в десять минут, а с этой пигалицей надо будет выходить за полчаса!

– Ма, я пас, – решительно сказал Иван. – С какой стати я буду с ней нянчиться?

Мать вздохнула. Посмотрела на сына и стала собирать со стола посуду. Зная характер Ивана, на эту тему она больше не заговаривала.

Прошёл месяц или два от начала учебного года. Как-то завхоз попросил старшеклассников, среди которых был и Иван, помочь перенести в корпус начальных классов учительский стол. И вот, когда Иван втаскивал стол в дверь учительской, его внимание привлекла толпа детей, которые стояли полукругом, спиной к Ивану, в углу коридора и хором скандировали:

– Ста-ту-я! Ста-ту-я!

Водворив стол на место, Иван подошёл и заглянул через головы шумевших.

В углу стояла девочка. Небольшого роста, худенькая, чуть не до пояса завешенная чёрными волосами. Она не возмущалась, не плакала – стояла, закрыв под волосами лицо ладонями; неподвижная и немая, как изваяние.

Контраст между поведением детей и их жертвы был таким разительным, что неожиданно для себя Иван возмутился:

– Эт-то ещё что здесь такое?!

Голоса смолкли. Дети развернулись к Ивану. Секунда – и со всех сторон посыпалось:

– А она не играет с нами!

– Да, никогда!

– Молчит всё время!

– Слова не добьёшься!

– Чего молчит? Смотрит и молчит!

– И что с того? – навис над малышнёй Иван. – Кто молчит, у того мысли умнее, ясно вам? Он их понапрасну не разбазаривает! А если ей нельзя с вами разговаривать?

Дети притихли.

– Почему нельзя? – спросил кто-то.

– Директор не разрешает ей с вами разговаривать, – придумывал на ходу Иван. – И играть тоже. Потому что она скоро будет сниматься в фильме про немых детей. Вот ей и приказано молчать всё время и не дружить с теми, которые болтают. Чтобы лучше понимать, как играть немую девочку.

Десяток пар глаз испытующе впились в его лицо.

– А где снимать будут? Фильм? – спросил кто-то.