Читаем без скачивания Всегда только ты (ЛП) - Лиезе Хлоя

Дверь в процедурный кабинет распахивается, и далее раздаётся знакомое:

— Рен Зензеро.

Я поднимаю голову с массажного стола. Понятия не имею, почему Фрэнки так меня называет. Я знаю, что это звучит по-итальянски, и я десятки раз готов был погуглить, но как бы побаиваюсь, что это означает. Я знаю лишь то, что когда она использует это слово, оно скатывается с её языка в такой манере, от которой напрягается всё моё тело, волоски на шее и руках встают дыбом. Это звучит непринуждённо и ласково — ещё одно лишнее подтверждение, что Фрэнки очень даже итальянка, даже если бы имя не выдавало её с потрохами.

Франческа Зеферино. Хотя если назвать её как-либо, помимо Фрэнк или Фрэнки, она будет выкручивать тебе соски, пока ты не разрыдаешься. Её волосы представляют собой полотно шёлка кофейного цвета, спадающее до середины её спины. У неё извечно золотистая кожа, сияющая так, будто она светится изнутри, большие ореховые глаза, густые тёмные ресницы, розовые губы и абсурдно глубокая ямочка на левой щеке.

Фрэнки останавливается сбоку от массажного стола, поднимает свою трость и шлёпает меня по заднице.

— Ой! — ору я.

Джон, один из наших тренеров, привык к авторитарной манере, в которой Фрэнки обращается с игроками. Он поднимает руки и пятится.

— Просто крикни, когда она закончит тебя избивать.

Я таращусь на Фрэнки.

— Это за что, блин?

Она хмурится.

— Твой читательский клуб по Шекспиру массово собирается завтра. Я этого не знала.

Моё сердце ухает в пятки. Это не должно было всплыть. Свирепый румянец заливает меня от горла до щёк. Это один из минусов быть рыжим. Папа и Зигги, как коллеги-рыжие в семье, прекрасно понимают. Ты не можешь скрыть свои эмоции, даже если от этого зависит твоя жизнь — всё видно по твоей коже.

Я нервно сглатываю и медленно сажусь.

— Кто тебе сказал?

— Это неважно, — Фрэнки опирается на свою трость и награждает меня суровым взглядом. — Это едва не упущенная огромная возможность. О чём ты думал, скрывая такое от меня? Ты знаешь, сколько у меня идей? За те пять минут, что я знаю, я уже…

— Фрэнки, — я подаюсь вперёд, опираясь локтями на колени. С её ростом, и потому что она стоит возле стола, мы оказываемся лицом к лицу, и наши носы почти соприкасаются.

Буквально на секунду её глаза встречаются с моими, пятнышки бронзового и изумрудного исчезают, когда её зрачки расширяются. Она моргает, делает шаг назад и прочищает горло.

— Что?

— Фрэнки, эта часть моего мира… это личное.

— Почему? — она склоняет голову набок, будто я искренне сбиваю её с толку. Будто она не понимает несоответствие между тем, кто я — бывший Новичок Года, помощник капитана, Викинг на льду — и той частью меня, что всё ещё увлекается Шекспиром и поэтическими чтениями.

— Я не стыжусь их или своих интересов, но некоторым парням не хочется появляться перед камерой, в центре внимания. Они просто ботаники вроде меня, которым любое нежелательное внимание напоминает о том внимании, которое они получали в прошлом.

Фрэнки делает шаг ближе.

— Зензеро, ты говоришь мне, что в школе ты был ботаником? И у тебя были друзья-зануды?

— Да.

Она одаривает меня редкой улыбкой, и та ямочка проступает. Помоги мне, Боже, только не ямочка, только не сейчас.

— Хочешь сказать… — её глаза всматриваются в мои. — Ты серьёзно? Ты? Тебя дразнили в школе? Ты был…

— Белой вороной. Да. И не все участники моего Шекспировского Клуба выбрались из данной категории. Я не хочу, чтобы им было некомфортно, ладно?

Фрэнки прикрывает рот ладошкой.

— Ладно, — это звучит приглушённо.

— Ты смеёшься надо мной?

Она качает головой.

— Я умираю от задротского очарования, — по крайней мере, мне кажется, что она бормочет именно это.

Не знаю, то ли мне обижаться, то ли веселиться.

— Фрэнки, как давно ты меня знаешь? Разве у меня на лбу не написано «Чудаковатый тип»?

Она хрюкает в ладошку и снова качает головой.

— Вау. Твоя работа требует социальной проницательности, но ты упустила довольно большие признаки.

От этого она перестаёт смеяться. её ладонь опускается.

— Иногда… — она сглатывает и теребит пальцами ожерелье, которое носит почти всегда. Там металлические фигурки и подвески, которые она легко перебирает пальцами, крутит, вертит и вращает. Она часто делает так, будто это её успокаивает. — Иногда я неправильно читаю людей, — тихо говорит она. — Прости. Я не смеялась над тобой. Это был приятный сюрприз. Я думала, любовь к Шекспиру была… эксцентричной чертой. А если ты говоришь, что это имеет более глубокие корни, то я уважаю, что это нечто личное.

Она избегает моего взгляда, сосредотачивается на соринке на своём рукаве и смахивает её.

Между её словами и внешностью в данный момент есть несоответствие. Она говорит так, будто всё в порядке, но выглядит так, будто я выдернул почву из-под её ног. Я испытываю чувство вины и в то же время любопытство. Что она скрывает?

Я начинаю вставать, но Фрэнки кладёт ладонь на мою грудь и усаживает меня обратно с удивительной силой.

— Возвращаемся к Шекспировскому Клубу, — говорит она. — К эпохе ботаника. Мне нужны детали. Мне нужно очень много деталей…

— Фрэнк-Ворчун, — Мэтт заходит в процедурный кабинет и подходит к ней, нагло перебивая нас и игнорируя меня. Он протягивает руку. — Я пришёл лизать задницу и говорить, что я сожалею.

По мне проносится ярость. За то, каким мудаком он был с ней в «Луи», я до сих пор хочу душить его, пока его жуткие карие глаза не выскочат из башки.

— Это в прошлом, — говорит ему Фрэнки, принимает его ладонь и вздрагивает, когда он сжимает слишком крепко.

Заходят Энди и Крис, тем самым развеивая напряжение момента. Мэтт отпускает её руку как раз в тот момент, когда Крис тянет за резинку шортов Мэтта, а потом отпускает её со щелчком.

— Придурок! — гаркает Мэтт.

Крис игнорирует это и предлагает Фрэнки мягко стукнуться кулачками, что она принимает.

— Привет, Фрэнки.

— Фрааанк Таааанк, — распевает Энди.

Фрэнки улыбаются, пока эти двое несутся к одному и тому же столу, ибо они извечно соревнующиеся болваны. Крис ставит Энди подножку, но Энди валит его за собой. Они оба падают на маты для растяжки и приземляются со стонами.

Подняв телефон, Фрэнки делает фото, затем улыбается и вздыхает.

— Вы, парни, реально упрощаете мне работу.

— Фрэнки, — дверь в комнату снова распахивается, и появляется Милли, одна из администраторов, которая работает часть времени в корпоративном офисе, а часть времени здесь, в приёмной. Она — бодрая 75-летняя старушка, заядлая читательница, и в прошлом году она официально вступила в Шекспировский клуб. — Тебе надо передвинуть машину, лапочка. Там кладут асфальт.

— Что? — Фрэнки стонет. И этот звук… устремляется прямиком в мой пах.

Я прочищаю комнату и, чтобы удержать своё тело от реакции, вспоминаю особо травмирующий случай, в котором задействованы Вигго, Оливер и огромная банка майонеза.

— Давай я перегоню её за тебя, Фрэнки.

— Да не, — она уже на полпути к двери, но поворачивается и показывает на меня своей тростью. — Я с тобой не закончила, Бергман. Я хочу получить ответы.

Я одариваю её невинной улыбкой.

— Конечно.

Ворча, она уходит, минуя Милли, которая придерживает дверь и манит меня пальчиком. Я иду следом за Фрэнки и останавливаюсь, когда Фрэнки уходит за угол, а Милли оказывается достаточно близко, чтобы прошептать:

— Собрание клуба всё ещё в силе на следующей неделе?

— Нет, ещё через неделю. То есть, через две недели от сегодняшнего дня.

Она улыбается и поправляет очки.

— О, ладно. Хорошо, что я спросила. Надо признаться, я впервые читаю «Как вам это понравится», и я немного сбита с толку. Все влюблены, никто не вместе, и все что-то скрывают.

— Это в представлении Шекспира романтическая комедия. В конце всё прояснится.

Её смех тихий и лёгкий.

— Справедливо. Но… — она вытаскивает несколько страниц и разворачивает их. — Можешь помочь мне с этим диалогом? Я беспокоюсь, что неверно прочитаю…