Читаем без скачивания Что я без тебя... - Джудит Макнот

— Все, что мне нужно, дорогая, — усмехаясь говорил отец, — это длинная полоса везения за правильно выбранным игорным столом. Было время, когда я выигрывал по-крупному, и оно снова придет. Нутром чую.

И Шеридан верила, потому что отец ни разу ей не солгал. Так они переезжали с места на место, беседуя то о самых тривиальных вещах, обсуждая тетушек с их привычками, то о сотворении мира и других серьезных проблемах. Их бродячий образ жизни многим казался странным.

Шерри он поначалу не нравился, даже пугал ее, но скоро она привыкла и полюбила его.

Раньше она и представить себе не могла, что за их фермой и лугом есть какой-то другой мир. Теперь же за каждым поворотом открывалось что-то новое. А какие интересные люди встречались по пути! Одни направлялись в такие экзотические места, как Миссисипи или Огайо, и даже в Мексику! Другие возвращались оттуда.

От них Шеридан узнала об удивительных странах с удивительными обычаями и столь же удивительным образом жизни. А поскольку и Шеридан, и ее папа были добры и приветливы, многие путешественники, не желая с ними расставаться, двигались с той же скоростью, что и фургон Бромлеев. И Шеридан затаив дыхание слушала рассказы негритянской четы Изикьела и Мэри об Африке. Там, кстати, их звали совсем по-другому. Имена изменить нетрудно, чего не скажешь о крутых завитках черных волос и черной коже, блестящей и гладкой. Они научили девочку своим песням, непохожим на те, что пела она, несколько монотонным, но в то же время поднимающим настроение.

Через год после того, как они расстались с неграми, одним пасмурным зимним днем им встретился старый индеец с глубокими морщинами на дубленом лице. Под ним был конь в яблоках, резвый и молодой, полная противоположность всаднику.

После долгих уговоров он привязал коня к заднему борту фургона, забрался внутрь и, когда Шеридан спросила, как его зовут, сказал, что Спящая Собака. В ту ночь, сидя у костра, он по просьбе девочки спел индейскую песню, казалось, состоящую из одних гортанных звуков, и при этом, как бы аккомпанируя себе, хлопал ладонями по коленям. Шеридан с трудом сдержала улыбку, чтобы не обидеть его, однако индеец это заметил, сразу умолк, и глаза его сузились.

— А сейчас, — сказал он повелительным тоном, — ты спой. Шеридан теперь было так же привычно петь песни с путешественниками у костра, как и беседовать с ними. И она, не раздумывая, запела ирландскую песню, которой ее выучил папа, — о страданиях юноши, потерявшего возлюбленную. И вдруг, в самом трагическом месте. Спящая Собака издал какой-то странный, похожий на смешок звук. От быстрого взгляда Шеридан не ускользнуло появившееся на лице индейца изумление. Она поняла, что на этот раз он с трудом сдерживает смех, и оборвала пение.

— Слезы, — изрек индеец тоном превосходства, ткнув в нее пальцем, — удел женщин.

— О, — с досадой возразила Шеридан, — ирландцы, наверное, так не считают, потому что в их песнях мужчины плачут. Этой песне меня научил папа, а он ирландец. — И она взглянула на отца, ища поддержки. — Ведь мужчины у нас на родине плачут, правда, пап?

В глазах отца заплясали смешинки, он выплеснул остатки кофейной гущи в костер и ответил:

— Ну видишь ли, дорогая, если согласиться с тобой, мистер Спящая Собака будет всю жизнь думать, что Ирландия — страна печали, что все мужчины там плаксы и рукава у них насквозь промокли от слез. Ничего хорошего, верно? Если же не согласиться, ты сочтешь своего папу лгуном, а песню, которой я тебя выучил, лживой. Тоже не годится.

И, заговорщически подмигнув ей, он сказал.

— А что, если ты перепутала слова и в песне поется об итальянцах, а не об ирландцах?

Дело в том, что, путешествуя уже целых три года, они играли в игру» А что, если…», которую сами придумали, и сейчас она была как нельзя кстати. Иногда вопросы бывали довольно серьезные:» А что, если конь захромает» или же: «А что, если явится фея и предложит загадать желание», но независимо от вопроса выигрывал тот, кто быстрее всех давал исчерпывающий ответ.

Шеридан это почти всегда удавалось. И отец не без гордости заявлял, что ему за ней не угнаться.

На какой-то момент девочка, сдвинув брови, задумалась, а затем с веселым смешком объявила о своем решении.

— Самое лучшее — притвориться, будто у тебя срочное дело, и таким образом уйти от ответа. Что бы ты ни сказал, попадешь в неловкое положение.

— Ты права, — рассмеялся отец и вежливо пожелал Спящей Собаке доброй ночи. Веселая словесная перепалка не вызвала и тени улыбки у стоического индейца, зато сквозь пламя костра он бросил на Шеридан долгий, внимательный взгляд, поднялся и, не проронив ни слова, отправился ночевать в лес.

На следующее утро Спящая Собака предложил Шеридан прокатиться на его коне, и она сразу заподозрила, что удостоилась такой чести лишь потому, что индеец предпочел ехать с комфортом в фургоне, вместо того чтобы трястись на лошади, однако признаться в этом ему было неловко.

Шеридан, никогда не ездившая верхом, если не считать катания на дряхлой кляче, тащившей их фургон, не без трепета оглядела прекрасного резвого коня и уже хотела отказаться, когда встретила насмешливый взгляд индейца. С притворным сожалением девочка сообщила, что у них нет седла, на что Спящая Собака, теперь уже с презрением, заявил, что индейские девушки, как и мужчины, не пользуются седлами.

Он продолжал смотреть на нее с вызовом, видимо, догадываясь, что она трусит. Этого Шеридан не могла стерпеть. Уж лучше она рискнет жизнью, чем позволит какому-то старику презирать ее, а заодно и всех ирландских детей.

И Шеридан с решительным видом подошла к индейцу и взяла у него повод. Он и не собирался подсадить ее. Тогда она, подведя животное к фургону, залезла внутрь и, подтянувшись, села на коня.

Боже, и зачем только она это сделала! Земля показалась ей слишком далекой и очень-очень жесткой. Она пять раз падала, чувствуя, что индеец и его норовистый конь смеются над ней. А на шестой так разозлилась и от своих неудач, и потому, что ныло все тело, что уцепилась за повод, подскочила, изо всех сил дернула коня за уши, обозвав его дьяволом по-немецки, поскольку слышала это слово от немецкой четы, ехавшей в Пенсильванию, и уселась наконец верхом. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять, что индейским коням по душе больше грубость, чем робость: животное перестало брыкаться и вставать на дыбы и пошло мягкой, спокойной рысью.

В тот вечер у костра, наблюдая, как готовит ужин отец, Шеридан, мучаясь от боли в спине, изменила позу, невольно встретившись взглядом со Спящей Собакой, впервые с того момента, как днем ранее привязала коня к фургону.

Вместо того чтобы прямо сказать, что ей недостает ловкости индейских девушек. Спящая Собака пристально смотрел на нее в свете колеблющегося пламени костра и вдруг ни с того, ни с сего спросил: