Читаем без скачивания Горец. Оружейный барон - Дмитрий Старицкий

Поймал извозчика и приказал отвезти меня в ближайший галантерейный магазин. Портфель купить. Не ходить же мне с канцелярской папкой под мышкой.

В назначенное время в кабинете у Моласа неожиданно оказался еще и Аршфорт. К нему я и повернулся как к старшему по чину. Устав надо чтить, особенно в моем опальном положении, когда нет уже у меня чрезвычайных полномочий комиссара ЧК.

— Ваше превосходительство, лейтенант воздушного флота Кобчик. Разрешите обратиться к генералу Моласу, — оттарабанил я по уставу, а представился так потому как был в парадной флотской форме, которую надел для аудиенции..

Аршфорт повернулся ко второму квартирмейстеру фронта и удивленно спросил.

— Что это с ним?

— Его сегодня император за штат вывел в воздушном флоте, — удовлетворил любопытство командарма Молас.

— А — а–а… — протянул многозначительно генерал пехоты. — Так не надо было дирижабли ломать. Ты бы видел, Саем, какие танцы вокруг этих обломков господин Гурвинек выделывал, а уж какие песни пел… боцман стоял с открытым ртом и чуть ли не записывал, — И повернувшись ко мне, принял вид фрунтового служаки. — Извольте обратиться, как положено, молодой человек.

Я крякнул, но, тем не менее, подчинился.

— Лейтенант воздушного флота в резерве Савва Кобчик. Ваше превосходительство, разрешите обратиться к господину генерал — майору.

— Обращайтесь, — разрешил командарм.

— Господин генерал — майор, лейтенант воздушного флота в резерве Савва Кобчик прибыл по вашему приглашению.

— Снимай шинель, вешай там, у двери, — ласковым голосом пророкотал Молас. — Надолго тебя в резерв законопатили?

— Пока на полгода, экселенц, а там как медкомиссия решит допускать меня к полетам или нет, — ответил я вешая шинель с шапкой на трехрогую вешалку.

Когда я повернулся, у Аршфорта слегка отвисла челюсть.

— Ты когда успел столько орденов заработать? Тут понимаешь, армией командуешь… — оборвал генерал пехоты фразу на полуслове.

Да… иконостас у меня солидный, что и говорить. К тому же редко когда я ношу его полностью, обычно только те ордена, которые по уставу снимать с мундира не положено.

— С начала этой войны, ваше превосходительство, — ответил я честно.

— Силен. Хотя… два ордена ты только при мне от императора получил этой осенью. Присаживайся к столу, имперский рыцарь, думу будем думать. Саем мне тут рассказал со смехом как ты в присутствии короля драконил полковника из генштаба. Да так, что от него только перья летели. Было такое?

— Было, ваше превосходительство, — не стал я запираться, присаживаясь на табурет у стола. — Я тогда еще в фельдфебелях гвардейской артиллерии состоял.

— Допустим, ты и сейчас лейтенант гвардейской артиллерии, — усмехнулся Молас. — А по какому случаю парад?

— Аудиенция у Бисера прошла с полдень, на которой я подал в отставку с поста королевского комиссара. И она была принята. С нее прямо к вам. Вот потому я в полной парадной форме. Протокол требовал.

— Надеюсь, его величество не обиделся на то, что ты предпочел форму воздушного флота униформе его гвардии? — задумчиво спросил Молас.

В ответ я только пожал плечами. Мне казалось, что подавать представления о награждении матросов и офицеров дирижабля уместнее всего в форме воздушного флота.

— На вид взрослый, а не умеет еще нюансы учитывать… — высказался Аршфорт. — А еще барон.

— Ваше превосходительство, я барон без году неделя, а по жизни я — простой деревенский кузнец, которого с детства разным политесам не учили, — ответил я, стараясь не злиться.

— Учиться никогда не поздно, — назидательно сказал Молас. — Было бы желание.

— Я с первого дня в армии только и делаю, что учусь, — огрызнулся я, стараясь, чтобы это не выглядело агрессивно. — Несмотря на что я доброволец направили меня в стройбат кайлом махать, потому что я тогда даже рецкой письменной грамоты не знал. Горец я, ваши превосходительства.

— Вот так вот, ваше превосходительство, — усмехнулся Молас. — Это нам почетный доктор Политеха говорит. Изобретатель автоматического пулемета. А вы все про какого‑то индюка — полковника из генштаба, которого здесь на место поставили фельдфебелем.

— Меня сейчас больше именно этот эпизод с полковником беспокоит. Это точно что именно после выступления Кобчика поменяли весь план наступления восточного фронта?

— Я тому свидетель, ваше превосходительство, — констатировал Молас.

— Тогда возьми с него подписку о неразглашении, — попросил квартирмейстера Аршфорт.

Что и было сделано. Я охотно подписал документ сулящий страшными карами за… Одним больше, одним меньше.

Когда Молас убрал подписанную мной бумагу в стол, Аршфорт расселил на столе карту.

— Император требует от меня как можно быстрее покончить с осадой Щетинпорта, — пояснил командарм свои действия.

— Тем более что царцы готовят зимнее наступление по льду Ныси, который в эту зиму намерз так что по нему даже тяжелую артиллерию перетащить можно, — добавил Молас.

— А от меня что требуется? — не понял я. — От контуженного субалтерна, находящегося на излечении от нервической горячки и постконтузиозного синдрома.

— Ты понял, ваше превосходительство, какой изощренный ум у этого офицера? Он тебе сейчас насоветует, а ответственности нести не будет, так как советовал почти в нервическом бреду, — засмеялся второй квартирмейстер фронта. — Я сам разберусь, что бред, а что нет, — возразил ему Аршфорт. — Армией командую я а не советники, так что и ответственность вся полностью только моя. Введи нас, разведка, в курс дела по расположению врага от моря до Узловой станции. Дальше уже зона ответственности южной армии.

Молас вызвал в кабинет кирасирского ротмистра, который быстро и четко поднял на пустой карте места дислокаций царских войск на правом берегу Ныси и войск островитян в Щеттинпорте. Отдельно нарисовал, где какая артиллерия у них стоит и даже сектора обстрелов кругами начертил тонким карандашом. Отдельно выдал промеры толщины льда на реке в разных местах. И все это наизусть. Силён. Я просто в восхищении.

— А лед‑то как мерили? — удивился я.

— Ночами проверяли лунки, которые ранее долбили царские пластуны, — удовлетворил мое любопытство ротмистр.

— Где они их долбили, показать на карте можете? — одолело меня любопытство.

— Легко, — ответил ротмистр и нарисовал несколько точек на русле реки. — А вот здесь, здесь и здесь мы сами лунки долбили.

— А где лед выдержит тяжелую артиллерию? — продолжал я задавать вопросы.

— Вот тут и тут, — показал ротмистр. — Инженеры клянутся, что если армировать лед хотя бы ветками, то переправа выдержит рутьер с двухсотпудовым орудием на прицепе. Если не останавливаться на льду.

— Значит ли это, что предварительно требуется захватить достаточно обширный плацдарм, чтобы обеспечить безопасность такой переправе?

— Так точно. Если только вы в этих места лед с воздуха не разбомбите, — бросил он беглый взгляд на мою форму, — то при захвате плацдарма такую переправу навести дело двух дней. Настелить фашины и залить их водой и подождать пока промерзнут. Но полевую артиллерию можно переправить по льду везде на всем протяжении русла реки. Толщина льда позволяет. К тому же в этих двух местах железная дорога отстоит на наибольшем расстоянии от реки. Мы поднимали на ближайшей станции аэростат — реки не видно. Корректировка орудий особого могущества невозможна. Мы в отделе считаем…

— Стоп, — приказал Аршфорт. — Мы потом обязательно выслушаем коллективное мнение вашего отдела. Но сейчас достаточно. Примите мое удовольствие прекрасно сделанной работой.

— Служу императору и отечеству, — ротмистр щелкнул каблуками.

— Один вопрос позволите, ваше превосходительство, — обратился я к командарму.

— Только если это конкретика какая, а не тактика, — разрешил Аршфорт.

— Господин ротмистр, каков максимальный калибр полевой артиллерии можно переправить без инженерного оборудования ледяной переправы?

— Четыре дюйма, — тут же ответил ротмистр. — Но если гаубицы, то пять дюймов. Они у царцев легче пушек.

— Где пластуны долбили лунки светлым днем? Если такое было в действительности.

— Такого не было, господин лейтенант, но вот в сумерках они за этим занятием были замечены именно в тех местах, где возможна переправа тяжелых орудий.

— Благодарю вас, ротмистр, — рассыпался я в любезностях. — Как воздушный разведчик я в восхищении от проделанной работы вашим отделом.

Когда ротмистр покину кабинет, Молас ехидно спросил.

— Так ты еще и разведчик?

— Так точно, экселенц. Последняя моя должность по штатному расписанию в воздухоплавательном отряде старший летчик — наблюдатель. А квалификацию я сдал еще летом, когда прорабатывали хронометраж и варианты прорыва бронепоездов с дирижабля.