Читаем без скачивания Восемь дней Мюллера - Вадим Проскурин

— Давай ты будешь моей мамой! — повторил он.

Но Ассоль помотала головой из стороны в сторону и сказала:

— Мамой я быть не могу, даже сестрой не могу. Я же обеты приняла.

— Это не проблема, — рассудительно произнес Мюллер, неосознанно подражая интонациям матушки Ксю. — Я с Птаагом поговорю, он что-нибудь придумает. А почему у нас в монастыре воины? Степняки набегут? Всех убьют? Монастырь сожгут?

Ассоль снова зарыдала, и Мюллер понял, что угадал все три раза. Он начал беспокоиться. Птааг, конечно, обещал, что все будет хорошо, но при таких вводных…

— А ты меня не бросишь? — требовательно спросил он. — Я хочу быть с тобой! Обещаешь, что не бросишь?

— Обещаю, — кивнула Ассоль, вытерла слезы и высморкалась в край монашеской робы. Выпрямилась и сказала: — Пойдем в трапезную.

— Так не время, — удивился Мюллер.

— Все дети теперь там, — объяснила Ассоль. — В спальнях и классах солдаты. Потом обещали нормально распределить…

Некоторое время они шли молча, затем Мюллер спросил:

— А правду говорят, что если монахиню трахнуть, ее обеты больше не считаются?

— Не говори плохие слова! — возмутилась Ассоль.

— Так это без плохих слов не сказать, — возразил Мюллер. — Так правда или нет?

— Тебе рано думать о таких вещах, — заявила Ассоль.

— Я не о себе думаю, — сказал Мюллер. — Я-то ребенок… Вот смотри, если какой-нибудь солдат тебя трахнет, ты потом меня сможешь усыновить?

Ассоль резко остановилась, будто ударилась лбом в стену, медленно обернулась, наклонилась и посмотрела на Мюллера так изумленно, будто у него во лбу открылся третий глаз, как у волшебного зверя Тулерпетона.

— Ты на что намекаешь? — настороженно спросила она. — Ты что задумал?

— Я ничего не задумывал, — стал оправдываться Мюллер. — Я-то что, я ребенок… Я подумал, попрошу Птаага…

— Светлых богов о таких вещах не просят, — заявила Ассоль.

— Значит, попрошу Рьяка, — поправился Мюллер.

Ассоль неожиданно разгневалась.

— А ну замолчи! — взвизгнула она. — Глупый мальчишка! Не смей поминать Темного Владыку! Призвать захотел?

— А чего его призывать? — пожал плечами Мюллер. — Степняки служат темным силам, верно? Они к нам идут, верно? А Рьяк — главный предводитель темных сил. Значит, Выходит, он и так уже призвался, чего еще призывать? А в трапезной есть шкафчик у дальней стенки, там Лалена из пятой группы вино прячет, может, тебе тоже попить…

Ассоль глупо хихикнула и почему-то мгновенно перестала гневаться. Взяла Мюллера за руку и повела дальше. Мюллер вспомнил, что когда Лалена из пятой группы так хихикала, Ассоль называла ее истеричкой и пьяницей, хотя Пьяница — это извозчик Жуль, а Лалена на него совсем не похожа. Наверное, Ассоль тоже стала истеричкой, это наверное, заразно, как если в носу ковырять.

4

Бартоломей Ромулсон с детства мечтал о военной карьере. Еще будучи голожопым мальчуганом, он предпочитал все прочим игрушкам деревянный меч, а когда ходил в приходскую школу, редко выдавалась неделя, чтобы его жопа не встречалась с розгой. Ибо воин должен быть силен, задирист и безропотно терпеть боль. Так говорил папа Ромул после второго кубка, именно в таком состоянии Барт больше всего любил отца, потому что трезвый он был уныл и во всем слушался маму. Сколько раз бывало: нажалуется учитель маме, она пилит Барта, пилит, а отец поддакивает, а она пилит, а он поддакивает, и если не знать, что это только до второго кубка, никаких сил не будет терпеть. А так совсем нетрудно терпеть, легче, чем когда прутом по голой жопе. После второго кубка отец становится совсем другой, уже не забитый муж-подкаблучник, а сказочный воин, сильный, наглый и решительный. Настоящий мужчина. Жалко, что мама ему запрещает пить второй кубок. Редко-редко пап становится настоящим, раз в месяц примерно, редко чаще. Но это ничего, Барт все равно помнит, что такое настоящий мужчина.

Вступительные экзамены в военное училище Барт сдал легко. Не играючи, как рассчитывал, он-то думал, что сыну капитана сделают скидку, а ее не сделали. Но он в ней, как выяснилось, и не нуждался. Пробежал, проскакал, проплыл, поразил три мишени тремя стрелами, потом был бой на деревянных мечах, его Барт провел не слишком хорошо, притомился, не рассчитал сил, когда переплывал водную преграду, но все равно продержался, хоть и пропустил удар по носу в самом конце. Мама потом вопила и убивалась, папу изругала всего, дескать, не проследил, хотя как он мог проследить? Да пустяки это все, не стоит разговоров, для воина сломанный нос — ерунда, у ветеранов такой у каждого второго. Если без забрала ошеломили, нос целым не сохранить, годом раньше, годом позже… Жалко, что женщины таких простых вещей не разумеют. И еще мама плохо сделала, что уговорила отца взять Барта к себе в эскадрон. Там Барту нелегко пришлось — не напейся, не пошали лишний раз, чуть что — сразу выволочка, не смей, дескать, позорить родного отца. Поначалу Барт хотел дождаться ежегодного парада, когда император собирает прошения, выйти из строя, пасть на колени и умолять о переводе, но Дарт Сномен, с которым Барт поделился бедой, сказал, что так поступать стыдно для родовой чести. Барт обиделся, а потом понял, что Дарт прав, помирился с ним и решил, что все перетерпит назло всем. И перетерпел, как ни странно. Потом, впервые примерял когда лейтенантский панцирь, никак не мог поверить, что перетерпел.

С этого момента Барт стал мечтать о войне. Ветераны любят шутить, что война — ерунда, главное в военной жизни — маневры, но все понимают, что это шутка. Будь ты хоть самым наипервейшим фехтовальщиком, наездником и стрелком одновременно, все равно пока первого врага не замочишь, всерьез тебя не примут. А мочить некого, со степью вечный мир, пираты не набегают, смерды не бунтуют, где развернуться юному герою? Негде. Вот и пошел герой в храм, и помолился Тору Громовержцу, дескать, устрой, Тор, настоящую войну, пропадает герой без войны. Зря молился, дурак.

Поначалу война Барту понравилась, да что там говорить, он был в полном восторге! Война только на первый взгляд похожа на маневры, все вроде то же самое, те же дозоры и караулы, та же унылая мура, но на самом деле все по-другому! Как на них девки пялились из-за плетней! А как станешь на постой в деревне, едва ли не каждая стремится причаститься офицерской ласки. И это не простой блуд, это что-то как бы мистическое, они тебя как бы благословляют, и с каждым следующим благословением чувствуешь себя все большим героем. Отец этого не одобрял, подтрунивал над Бартом, но беззлобно, потому что у кого на панцире лейтенантский узор, тот делом доказал право на мелкие глупости.