Читаем без скачивания Золотые коронки - Ефим Гринин

В этот термин он вкладывал, во-первых, знание духа войск противника в целом и особенностей биографии и характера тех конкретных лиц, которые становились ближайшими объектами его деятельности; во-вторых, тщательное изучение собственных резидентов и агентов, в подборе которых полковник был щепетилен в разумных пределах. Третий принцип полковник благоразумно держал про себя, хотя пристрастие к психологии отнюдь не мешало его истинному патриотизму. Он был преданным сыном фатерланда и из своих пятидесяти двух лет тридцать пять отдал служению германской разведке.

Было лишь одно обстоятельство, которое омрачало жизнь полковника. В его возрасте, с его заслугами перед фатерландом фон Крейцу давно полагался генеральский чин и соответствующий пост. Быть начальником абвера войсковой группы где-то на юге России — это унизительное положение.

Полковник не мог простить себе минутной неосторожности. В апреле сорок первого года его ждало высокое назначение. Как одного из ведущих специалистов по русским войскам, его вызвали в ставку фюрера. И тут он забылся. Он слишком хорошо изучил эту проклятую страну, он был обязан предупредить о смертельной опасности преждевременного вторжения на Восток. Да, в ту злосчастную минуту он нарушил третий принцип: сообразовывать свое поведение с политической конъюнктурой.

На следующий день после аудиенции один из адъютантов обронил по его адресу словцо «Кассандра». Фон Крейц дрогнул, вспомнив уроки древнегреческой мифологии. Вещую дочь троянского царя Приама звали Кассандрой, и ее Аполлон обрек на печальную участь: никто не верил ее пророчествам, хотя все, что она предвещала, сбывалось.

Фон Крейц не получил обещанного назначения. Ему предоставили возможность лично действовать на Восточном фронте, дабы его предсказание не сбылось.

Разумеется, всему виной эти люди в Берлине. Там меньше всего ценят заслуги; связи — вот что главное. Будь у него надежный покровитель, все могло бы уладиться. Конечно, он никому и ничем не выдавал своей обиды, делая все, что было в его силах, для победы германской армии. И не его вина, что положение на Восточном фронте становится угрожающим.

Полковник сидел за массивным письменным столом с несколькими телефонами. Он включил поблескивавший лаком радиоприемник. Шкала засветилась. Полковник медленно вращал ручку. Разноязыкие голоса сменялись музыкой, врывался свист морзянки, гремел марш, потом зеленый зрачок индикатора задрожал и успокоился: ровный гул мощной станции наполнил комнату. И сочный баритон диктора произнес:

— Внимание, говорит Москва. Передаем последние известия. Оперативная сводка Советского Информбюро. Наши войска на Брянском направлении в течение седьмого августа продолжали успешно развивать наступление и, продвинувшись вперед от восьми до пятнадцати километров, заняли свыше ста тридцати населенных пунктов, в том числе город Жиздру. Захвачено…

Полковник выключил приемник. Карта висела на стене, но он и без нее представлял гигантскую извилистую дугу Восточного фронта. На севере дуга начиналась у берегов Белого моря, на юге упиралась в Приазовье, где находился он, фон Крейц. Концы дуги оставались на месте, но в центре она все больше прогибалась на запад. Операция под Курском стоила огромных жертв. Если бы она кое-кого образумила…

Он взял со стола свежие газеты. Владея русским, английским и французским языками, он в часы психоанализа сопоставлял сообщения прессы и радио с данными секретной информации. Так получались объективные выводы о политической ситуации, без которых психология самого полковника не приобретала нужной для работы острой ясности.

Он просмотрел «Фелькишер беобахтер» и «Берлинер берзенцейтунг». Здесь было все то же. Лондонская «Таймс» попадала в его руки с большим опозданием и не без трудностей. Он пробежал глазами заголовки. Одно место из выступления лорда Страболджи привлекло его: «Предположим, что русские одержат верх и вытеснят фашистские орды с родной земли без какой-либо серьезной помощи со стороны союзников России. Кто будет решать при заключении последующего договора? Чей голос будет преобладать за столом совета? Если быть грубым реалистом, то почему, собственно, русские после их страшных потерь и страданий должны вообще считаться с англо-американским миром?»

Опасения английского лорда весьма прозрачны. Очевидно, на Западе победа русских не вызывает сомнений, они уже боятся лишиться добычи при дележе! Пожалуй, для таких конечных выводов еще мало оснований. Военное счастье переменчиво. Один старый сослуживец намекал фон Крейцу об исследованиях в области нового сверхмощного оружия, способного радикально изменить ход военных операций. И все же… Кто знает, что окажется лучшим. Единственное, что при всех превратностях судьбы было для полковника абсолютно необходимым, — это генеральские погоны.

Размышления фон Крейца приняли трезво практическое направление. Он встал из-за стола, подошел к карте. При отступлении по всему фронту успех обороны здесь, на юге, был бы прекрасным доказательством его неусыпных трудов. Если только этот барон фон Хлюзе выполнит свое обещание. Полковник терпеть не мог адъютанта командующего укрепрайоном, но от дяди барона в ставке фюрера зависели погоны фон Крейца.

Полковника смущало отсутствие известий от самого важного резидента. Положение Макса Петерса в штабе противника было прочным, но активность русской контрразведки за последнее время усилилась. В эти летние месяцы полковник потерял четырех опытных агентов. Вот почему он затребовал из Берлина и сам пополнял досье майора Ефременко. Один пункт в биографии начальника контрразведки противостоящей советской армии особенно не нравился фон Крейцу. По образованию Ефременко был радиоинженером и только с финской войны служил в контрразведке. Зная психологию, фон Крейц предполагал, что у русского контрразведчика сохранилась любовь к технике связи.

В предвидении этого полковник, скрепя сердце, заранее просил начальство в Берлине передвинуть с севера помощницу Петерсу. Агент Р2 еще до войны стала известна в кругах германской разведки. Она не отличалась красотой, но выполненные ею поручения были более значительны, чем ее скромная внешность.

Полковник вернулся к газетам. Все-таки не тревожиться он не мог. Добралась ли она до Петерса? Жизнь полна случайностей. Оставалось надеяться на счастье. Фон Крейц полагал, что судьбе пора улыбнуться ему.

В дверь тихо постучали. Полковник не ответил, ему кое-что нужно было еще продумать. Стук повторился. Полковник швырнул на стол «Дас рейх». В дверях показалась розовощекая пасторская физиономия денщика. Полковник задохнулся в приступе сухого астматического кашля. Его одутловатое полнокровное лицо приобрело фиолетовый оттенок, тучное тело, затянутое в мундир, судорожно сотрясалось.

— Какого дьявола, Зейцель! — прохрипел полковник. — Я запретил беспокоить меня в это время, а вы скребетесь в дверь!

По мнению полковника, Зейцель был типичным кретином, не способным усвоить множества простейших истин, но его собачья преданность искупала недостаток умственных способностей. Полковник был осторожен в выборе своего окружения и доверял Зейцелю больше, чем своим офицерам. Пока начальник изливал свой гнев, Зейцель покорно молчал у порога.

— Виноват, герр оберст, — пробормотал он, воспользовавшись паузой, — но, герр оберст, почта…

— Подождет!

— Из Дрездена, герр оберст…

Это меняло дело. Полковник повертел в руках конверт с тремя сургучными печатями, но без почтового штемпеля. Зейцель, не дожидаясь вопроса, доложил:

— Ефрейтор Штимме вернулся из отпуска, герр оберст…

Полковник милостиво улыбнулся, взял из ящичка на столе сигару, закурил и нетерпеливо, но аккуратно отстриг ножницами край конверта. Гертруда умная женщина, она пересылала письма с надежными отпускниками, не желая получать от цензуры внушения насчет недостатка патриотизма. Из конверта выпала фотография. Полковник подхватил ее. Упитанный надутый мальчик лет шести в офицерском мундирчике с драгунским палашом в руке сидел на игрушечном коне.

— Браво, брависсимо, мой Фридрих! — расплылся в улыбке полковник. — Ты дьявольски быстро растешь! Такое усердие заслуживает награды.

Он вынул из стола рамочку, вставил фотографию и полюбовался внуком. Потом взялся за письмо. Жена так подробно описывала постоянные бомбардировки, что полковник с опаской взглянул на фотографию. Жизнь Фридриха была дороже всего. Он не пожалел бы денег, чтобы переправить семью в безопасное место, например, в Цюрих. Но, к сожалению, дело было не в деньгах.

Вздохнув, полковник продолжил чтение. Дальше шли жалобы на трудности с питанием, просьба прислать жиров. Полковник поморщился и нажал кнопку звонка.