Читаем без скачивания Девушка с пробегом (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

— И ты для меня — космос, Надя, — Огудалов чуть ухмыляется, но все еще выглядит смущенным, — моя личная бесконечность, которую я никогда не устану познавать.

— Какой же ты все-таки подхалим, Огудалов, — смеюсь я, — кстати, откуда ты вообще узнал, что из всех критиков мира я предпочту узнать мнение именно Боде? Или ты не знал и зазывал его просто так? И про день рождения? У мамы?

Да, я хочу знать подробности.

— Я не сдаю свои источники, — фыркает мое наглое чудовище, а потом бесстыже щурится и сознается, — я вообще-то с пристрастием допросил твоего мужа на предмет твоих пристрастий. И вообще — имел виды на еще парочку искусствоведов в Америке, но на Боде сделал основную ставку. И она сработала.

— Ты допрашивал Пашу? — удивленно переспрашиваю я.

Сложно поверить, что ревнивый Давид Огудалов общался на личные темы с моим бывшим муженьком, который вообще-то тоже глазиком дергал даже на мысль о том, что у меня вообще бывают любовники? И все вышли живыми? Никто не умер от ревности? Ну надо же, какие чудеса в жизни случаются.

— Ну не к Верейскому же съездил в его СИЗО, — весело откликается Огудалов.

— Знаешь, когда я говорила про решение вопросов с Америкой, я все-таки чуть-чуть другое имела ввиду, — осторожно произношу я.

— Я знаю, — с лица моего Дэйва сползает это напускное веселье, и становится видно, что он вообще-то напряжен и обеспокоен, — но ты сказала, что в Америке — только я имею перспективы. Хотя на самом деле твои перспективы даже шире, мечта моя.

— Мечта-а-а, — я тяну это обращение, смакуя его звучание, — мне очень нравится, утверждаю, Огудалов. Больше никаких богинь. Только мечта.

— Я согласен, — тепло вздыхает Давид, и у меня в груди сердце снова сладко выгибается в очередном акробатическом этюде.

— Значит, ты хочешь, чтобы… — я не договариваю, хочу, чтобы эту фразу он закончил сам. И он кивает, подхватывая.

— Я хочу, чтобы твое и мое будущее было у нас на двоих общим, Надя, — осторожно произносит Давид, явно старательно выбирая самые красивые формулировки, — ты, я, наша жизнь, наши дети… Никакой другой судьбы мне не надо.

— И ты наконец начнешь меня слушать? — ехидно уточняю я. В конце концов, с ним у нас все было по методе “я говорю, Огудалов слушает — и делает ровно наоборот”.

— Я начну тебя слышать, — поправляет Давид, — по крайней мере буду стараться, но ты напоминай, если я вдруг про это забуду. В конце концов, я хочу семью именно с тобой, и ни с кем больше.

— Ни с какой Моникой? — не удерживаюсь ревнивая я, а Огудалов смотрит на меня с укоризной. Я не веду и ухом.

— Никакая Моника мне тебя не заменит, — сообщает Дэйв тоном “ну, это же очевидно” и замолкает, забираясь мне пальцами в волосы и притягивая мое лицо ближе к своему.

И все — одно дыхание на двоих, и кислород в салоне лимузина становится все более лишним и вообще грозит совсем исчезнуть. Я не против. Мой воздух сейчас — этот несносный мужчина.



— На-а-адя, — тихо шепчет Давид, и я чудом не таю прямо на его коленях, как Снегурочка, только-только увидевшая солнце.

— Что, мой хороший? — отзываюсь я со всей той нежностью, что бьется в моем сердце.

Он высвобождает одну из своих рук, запускает ладонь в карман пиджака и вытаскивает оттуда голубую коробочку.

Эй-эй, полегче, это что, Тиффани? Я вообще не хочу знать таких подробностей об обручальном кольце, я, в конце концов, — гордый пролетариат, в жизни таких ценников на какие-то колечки не видала.

А кольцо красивое… Тонкое, изящное, с бриллиантом…

— Огудалов, у тебя вообще крыша поехала? — вырывается у меня изо рта.

— Выйдешь за меня замуж? — с какой-то отчетливой безнадежностью спрашивает Дэйв, глядя мне прямо в глаза. — Я понимаю, я тебя бросил одну, не выходил на связь, и вообще…

Я касаюсь его губ, заставляя его прерваться с этой тирадой. Я, конечно рада, что он понял и жалеет, что наворочал ерунды, но сейчас мне просто не нужно это его самоуничижение.

В моей жизни мне по разному делали предложение. И делали это такие разные мужчины. И во всех случаях я сомневалась, думала — ведь так и полагается делать, если ты — рациональная женщина и не принимаешь поспешных решений.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И только сейчас никакие размышления мне не требуются.

— Да, Дэйв, я выйду за тебя, — сообщаю я, опуская глаза, стискивая его плечо.

Ну надо же… Никогда в жизни мне не было так просто капитулировать. Так просто, так естественно, будто какие-то две шестеренки во вселенной встали на свои места.

На лице Дэйва крайняя степень изумления. Кажется, он совсем не ожидал, что будет настолько легко.

А что может быть проще? И почему должно, если я больше не боюсь любить Давида Огудалова.

— Ну, не смотри на меня так. Да, я не буду бегать от тебя еще полгода, — смеюсь я и утыкаюсь в его плечо, чтобы спрятать собственные смущенные щеки, — в конце концов, не у тебя одного тут поехала крыша.



Эпилог

— Мама-мама, это у тебя было такое платье? — пищит малышка Энни, ерзая на моих коленях.

— Да, милая, нравится? — откликаюсь я, утыкаясь в мягкие волнистые волосы дочери губами. — Оно, между прочим, лежит на чердаке в коробке. Если хочешь, можем достать, когда досмотрим фотки.

— Хочу-хочу, — Энни начинает подпрыгивать, явно в предвкушении. Ну, ясно, хана моему платью, опять наденет его и будет носиться в нем по дому часа два, наступая на подол. Пока я не поймаю и из него её не вытряхну. Даже то, что я на свадьбу выбрала отнюдь не классическое платье “я — принцесса” ему не поможет.

— Вообще я могу достать сама, — деловито сообщает Алиса, — если кому-то скучно досматривать фотки.

Энни притихает и с надеждой косится на меня.

— Ну, идите, доставайте, — вздыхаю я, и стоит девчонкам вскочить с дивана, восклицаю, обламывая им кайф: — но только Энни на чердак не полезет. Будет ждать у лестницы.

Вообще-то по сертификату рождения она — Анна, но она привыкла именно к Энн еще в группе детсада, а я не хочу путать дочь и устраивать ей лишний стресс. Мне и так страшно, что она растет билингвой и уже в свои пять лет шпарит на чистейшем американском английском “как ребята из садика”, часто перескакивая на русский. С одной стороны — хорошо, с другой стороны — жутко волнительно. Психолог из сада успокоила, сказала, что у детей эммигрантов часто такое случается, и что дети вообще очень легко все усваивают.

Ей еще предстоит когда-нибудь узнать, что она не просто Анна, а Анна Давидовна Огудалова. И оценить этот дивный звукоряд, и понять, что Энн Кейтлин — все-таки лучше.

Девочки что-то там шебуршат на втором этаже дома, я слышу это потому, что дверь в коридор они оставили открытой, и слышно, как на самом верху лестницы нетерпеливо похныкивает Аннет.

А я листаю фотографии и улыбаюсь. Сентиментально на самом деле. Здесь все — и Алиска в трогательном платье принцессы (отрывалась за меня) с подушечкой для обручальных колец и сияющими глазами, и Боде — которому я посылала приглашение по принципу “ну, я попробовала, но он, скорей всего, не приедет” — а он взял и приехал, и вместе с русскими гостями скандировал “Горько”. Подаренная Майклом на свадьбу картина… Висит в нашей с Дэйвом спальне. Она прекрасна, но детям я её не покажу…

Еще на паре фотографий поймали Монику и Ольгу — которая успела к моменту нашей свадьбы обкарнать свои длинные волосы под пикси, и вообще явилась в нежно-розовом брючном костюмчике. Ничего неприличного они там с Мони не делают, просто танцуют. Вальс. Вдвоем, да… И судя по губам — над чем-то смеются.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я понятия не имею, каким чудом в списке гостей на моей свадьбы оказались две бывшие моего мужа — но они оказались, и прекрасно поладили. Приглашение на их свадьбу мы с Дэйвом получили через два года, когда начал потихоньку утихать весь адреналин после нашего с Дэйвом переезда в Нью-Йорк.

Я вообще не понимаю, как я не сошла с ума в то время. И если вам интересно, почему у нас все нормализовалось только через два года? А вы вообще пробовали менять страну, в которой ты жила и из которой вообще не думала никуда эмигрировать? А прибавьте к этому мою дочь, на вывоз которой из страны я еле добилась у Паши разрешения, и которой пришлось в срочном порядке привыкать к новому ритму жизни, и смене языка. А еще не забудьте и вторую мою дочь, которая родилась уже в Америке.