Читаем без скачивания Преисподняя - Джефф Лонг

Китаянка вытерла с подбородка струйку крови и направила дуло ружья на Холли-Энн. Та испугалась. Но китаянка почему-то ограничилась сдавленным ругательством и дернула стволом. Холли-Энн направилась, куда указывала женщина. Вот-вот появится Уэйд. Деньги перекочуют в другие руки, а они с мужем уйдут из этого ужасного места.

Под дулом ружья Холли-Энн перебралась через кучи кирпичей и разорванных мешков с песком. Они подошли к лестнице и стали подниматься. Под ногами что-то трещало — словно металлические жучки. Холли-Энн увидела на полу толстый слой потемневших гильз.

Они поднимались выше — на третий этаж, потом на пятый. Держа ребенка, Холли-Энн старалась не замедлять шаги. Выбора у нее не оставалось. Вдруг китаянка схватила ее за руку. Они остановились. Теперь ствол указывал вниз. Там, внизу, что-то двигалось и чмокало, словно копошащиеся в грязи угри. Женщины переглянулись. На мгновение их объединил страх. Холли-Энн осторожно прикрыла рукой ребенка. Китаянка через минуту возобновила движение, теперь уже быстрее.

Они поднялись на самый верх. Тут и там из крыши были вырваны куски, и Холли-Энн мельком увидела звезды. Почувствовала свежий воздух. Они перебрались через небольшую груду обгорелых бревен и золы и приблизились к дверям в ярко освещенную комнату.

Перед Холли-Энн предстали такие же баррикады, только из мешков с цементом. Спереди они были разрезаны, и натекшая в мешки вода образовала твердые комки бетона. Все равно что карабкаться по складкам застывшей лавы.

Холли-Энн поползла, одной рукой прижимая к себе ребенка. Наверху баррикады она ударилась головой о холодный ствол пулемета, нацеленного на вход. Из слепящего сияния к ней потянулась рука со сломанными ногтями.

Сцена изменилась — они попали в осажденный лагерь: повсюду солдаты, ружья, полуразрушенные стены, через огромные дыры в крыше льет дождь. К великому облегчению Холли-Энн, Уэйд был здесь — он сидел в углу, держась за голову.

В этом месте когда-то располагался небольшой буфет или зал заседаний. А теперь помещение, оккупированное коммунистами и освещенное прожекторами, напоминало последний рубеж Кастера.[18]

Солдаты Армии народного освобождения, большей частью мужчины, в зеленой форме или полосатом камуфляже, были поглощены своим оружием. Все подчеркнуто посторонились, пропуская Холли-Энн. Некоторые показывали на ребенка, завернутого в свитер.

В стороне стоял Ли и пытался объяснить что-то усталому офицеру с гордой осанкой народного героя и седым ежиком волос.

Холли-Энн подошла к мужу. Из раны на лбу ему на глаза текла кровь.

— Уэйд!

— Холли-Энн! Слава богу. Мистер Ли сказал им, что ты еще внизу и за тобой кого-то послали.

Жена уклонилась от его объятий.

— Хочу тебе кое-что показать, — спокойно сообщила она.

— Здесь очень опасно, — сказал Уэйд. — Происходит неизвестно что. Революция или что-то такое. Я отдал Ли все наши наличные. Сказал — пусть заплатит сколько угодно, только бы нам отсюда убраться…

— Уэйд! — перебила она, но муж ее не слушал. Сзади, оттуда, где стоял Ли, неожиданно раздался крик.

Кричал офицер. Он ругал высокую женщину, которая привела Холли-Энн. Все солдаты вокруг тоже, казалось, злятся или даже стыдятся за нее. Она, видимо, допустила какое-то нарушение. И видимо, дело касалось ребенка.

Офицер расстегнул кожаную кобуру и посмотрел на Холли-Энн. Вытащил пистолет.

— Господи… — прошептала она.

— Что такое? — не понял Уэйд. Он стоял рядом, как бесполезный истукан.

Холли-Энн не могла поступить иначе. Она сама себя удивила. Когда офицер направился к ней, она бросилась к нему. Они столкнулись посреди усеянной камнями комнаты.

— Мистер Ли! — скомандовала Холли-Энн.

Ли молча уставился на нее, но все же шагнул вперед.

— Скажите этому человеку, что я выбрала себе ребенка, — сказала она. — У меня в машине есть лекарство. Я хочу уехать домой.

Ли начал переводить, но офицер резко повернулся к нему. Ли сильно побледнел и заморгал. Офицер что-то приказал.

— Положите на пол, — перевел агент.

— У нас есть все разрешения, — невозмутимо продолжала Холли-Энн. Она обращалась к офицеру. — У нас, в машине. Разрешение. Понятно? Паспорта, документы.

— Пожалуйста, положить на пол, — очень тихо повторил Ли. Он указал на ребенка и брезгливо, словно речь шла о какой-то неприятной вещи, пояснил: — Вот это.

Холли-Энн ненавидела его. Ненавидела Китай. Ненавидела Бога, который допускает подобные вещи.

— Не «это», а ее, — сказала она. — Девочка поедет со мной.

— Это плохо, — тихо умолял Ли.

— Иначе она умрет.

— Да.

— Холли-Энн? — подошел сзади Уэйд.

— Это ребенок, Уэйд. Наш ребенок. Я ее нашла на куче мусора. А они хотят ее убить.

Холли-Энн почувствовала, как малышка шевельнулась. Крошечные пальчики цеплялись за ее рубашку.

— Ребенок?

— Нет, — сказал агент.

— Я забираю ее с собой.

Ли выразительно качал головой.

— Дайте им денег! — приказала Холли-Энн.

Уэйд глупо раздулся:

— Мы — американские граждане! Вы им об этом сказали, надеюсь?

— Это — не вам, — сказал Ли. — Торговля. Обмен.

Холли-Энн поняла, что девочка голодна: маленькие губки чмокали в поисках соска.

— Обмен? — спросила она. — С кем обмен?

Ли нервно глядел на солдат.

— С кем? — не сдавалась Холли-Энн.

Ли указал вниз:

— С ними.

Холли-Энн вдруг ослабла.

— Что?

— Наши младенцы — их младенцы. Обмен.

Ребенок тихонько пискнул.

Через плечо Ли Холли-Энн видела, как офицер прицеливается. Она видела, как из дула вылетело облачко дыма. Пули почти не почувствовала. Холли-Энн не упала, а скорее опустилась на землю. Стараясь не уронить ребенка.

Над ней мелькали чьи-то тени. Палили ружья. Кто-то выкрикивал ее имя. Холли-Энн улыбнулась и опустила голову на сверток, который прижимала к груди. Несчастная малышка — без имени, без будущего. «Я — твоя». И прежде чем умереть, Холли-Энн сделала единственное, что ей оставалось. Она развернула свою дочь, отвергнутую этой страной. Пора прощаться.

За время поисков по всему миру Холли-Энн повидала детей всех рас и цветов. Поиски сильно ее изменили.

Черные или голубые глазки, курчавые или прямые волосики, смуглая, черная, желтая или белая кожа, хромые, слепые, больные или здоровые — все равно дети. Разворачивая свитер, Холли-Энн не думала о том, какие именно детские черты увидит в своей крошке. Любой малыш — благословение Господне. Так она думала. До сих пор.