Читаем без скачивания Зеленые листы из красной книги. Приключенческий роман - Вячеслав Пальман

— И то… Лучше о хорошем подумаем. Года не пройдет — зубрята появятся. Тогда их можно на волю. И мы побудем на Кише, полюбуемся, как да что, порадуемся за порядок в заповеднике.

Андрей Михайлович согласно кивал. Взгляд его скользнул по только что просмотренным газетам. И он не сдержал озабоченного вздоха.

В мире бушевала война.

Глава пятая

— Это называется пластичностью организма. Есть же у них кавказская кровь? Потому и легко прижились.

Так говорил Жарков, наблюдая за поведением зубров на новом месте.

А новое место отличалось от старого, как свет от тьмы, как море от суши.

Разреженный и прохладный воздух зубрам явно нравился, он бодрил, от него по коже пробегали мурашки, вызывали странную щекочущую возбужденность. Хотелось бегать, валяться, играть, что вовсе не подобало крупным зверям с характером более чем замкнутым.

По утрам, когда земля согревалась и начинала источать душистый свежий запах, росные травы так были сладки, так приятно хрустели на зубах, что пастьба доставляла зверям огромное удовольствие. Быстро насытившись, зубры не ложились, а вытягивались гуськом и шли цепочкой к месту, где была соль. Волна, все еще не считавшая Журавля за взрослого, шла, естественно, первой. Еруню она оттеснила.

Зубры любили стоять над солонцом, даже вдоволь нализавшись. Солнце пригревало бока, от лоснящейся шерсти исходил парок. Когда согревались, приходило озорство. Жанка и Лира подхватывались и мчались по кругу, вверх, вниз, лавируя между кленов, — только ошметки из-под копыт. Это выглядело столь заразительно, что Журавль, Еруня и Волна тоже кидались за молодыми, обгоняли их, с необыкновенной легкостью взлетали на крутые бугры, перепрыгивали ручьи — и все на скорости, с раскрытыми ртами.

Вволю набегавшись, стадо ложилось в тень. Загон утихал. Над головами редко покрикивали желны, журчал ручей. Рай…

— Они пришли сюда, как в родной дом. Эт-точно!

Задоров смотрел на зоологов с некоторым вызовом. Все верно, хотя три, а то и четыре поколения отделяли нынешних зубров от тех, кавказских и беловежских. Асканийская степь, как и восточнопрусские пески были для них пересадочными пунктами и не оставили заметного следа. Они не сделались более ручными. Они не утеряли ни диких привычек, ни волю к свободе. Нуждались ли они в человеческой поддержке теперь?

Это показала зима.

За два октябрьских дня навалило более полуметра снегу, а морозец еще и прихватил его сверху. Зубры не выходили из густого дубняка, лежали, засыпанные снегом, как под толстыми одеялами. Но голод позвал их на заснеженный луг.

Зоологи были просто в восторге, когда увидели, что зубры ловко и сноровисто взялись пропахивать снежный наст лбом, грудью, разбрасывать копытами, добираясь сперва до примятой травы, а потом и до зеленой ожины, которую все лето обходили стороной. Вспомнили первобытность!

Журавль, подцепив зубами колючую плеть ежевики, тянул ее именно туда, где она приросла, и, отряхнув, принимался жевать, переступая по мере того, как плеть укорачивалась. Еруня осторожно срывала верхушки мелкого осинника, пробовала кору на ильмах. А Волна самым старательным образом ковыряла снег под дубами в поисках желудей. И под дикими грушами старалась: любила плоды, как и Еруня. У обеих имелись особые основания искать более солидную пищу, чем старая трава.

И все-таки звери не забывали кормушек. Нуждались в помощи.

Зуброводы ходили с лицами именинников. Столько говорили, писали об акклиматизации зубров, так боялись перемены местожительства для них, а на деле все получилось иначе. Зубры не страдали от высоты, от новых кормов, от погоды. Им здесь прекрасно жилось.

После недельной вьюги, в течение которой ученые лишь раз в день приходили с кордона к загону, чтобы убедиться в сохранности и здоровье зверя, произошло событие, записанное в историю кавказского стада. На снегу у самого кордона обнаружились следы волчьей стаи. Шесть или семь голодных хищников рыскали у жилья. След уходил к Сулиминой поляне. Возможно, учуяли зубров, но не знали, с кем имеют дело.

Схватив винтовки, Зарецкий, Жарков и Задоров стали на лыжи и пошли к загону. След уходил за жердевую ограду, к зубрам. Чуть дальше виднелся истоптанный снег, волчьи и зубриные следы вперемешку и лежал труп совершенно разорванного и растоптанного матерого волка. А в загоне не было ни одного зубра!

Озадаченные зуброводы прочесали лесные уголки в пределах изгороди, нашли пролом в ограде. В погоню или от страха?…

Распахнув ворота, люди отправились искать зубров.

След повел к горе Слесарной — месту очень опасному, с ущельями и провалами, сплошь в зарослях жасмина, рододы и лещины, переплетенных лианой. Стало ясно, что зубры мчались за волками. Коротконогие волки застревали в твердом снегу, тогда как зубры легко взрезали сугробы. Вот еще один растерзанный хищник. Кровь на ветках барбариса, это оцарапался зубр. И наконец, картина, которая сразу сняла напряжение: их стадо…

На округлой луговине, по сторонам которой стояли сосны, лежала вся пятерка. Глаза и уши их следили за лыжниками. Вокруг желтели окопчики недолгой пастьбы, снег был сбит и со склонов, откуда свисала старая трава. Ее оборвали.

— Ближе подходить не будем, — прошептал Задоров. — Пойдем в обход, потесним к загону.

Едва они скрылись за соснами, как зубры поднялись и неторопливо, словно на прогулке, пошли в сторону дома. Через час ворота за ними затворились.

— Ну, что вы скажете? — спросил Зарецкий, когда все население кордона собралось в большой комнате старого помещения. И посмотрел на Лиду.

— Зубры сами высказались достаточно убедительно, — живо ответила она. — Готовы к вольному житью. А мы планировали выпустить их из загона на третий год. Поправку примем к сведению. Темные милые рогатики! Так проучили волков! Это опять же в пользу их вольного содержания: могут постоять за себя.

В конце октября Лида заметила беспокойство Волны. Отел?… Зубрицу не без труда отделили от стада и заперли в утепленном сарае с двориком. Вскоре изолировали и Еруню. Их обеих обильно кормили. Зубрицы все время проводили в темном помещении.

Лида бегала к ним по три раза на день. Подсматривая в щелочку, она говорила зубрицам из-за стены какие-то ласковые слова, бросала куски хлеба с солью, морковь, сухие груши, а вернувшись в дом, озабоченно вздыхала: