Читаем без скачивания Стрелы на ветру - Такаси Мацуока

– Кто были эти люди?

Хэйко покопалась в памяти, выискивая подходящее слово:

– Преступники.

– Почему они убежали, вместо того чтобы наброситься на нас?

– Они узнали господина Сигеру.

– Но их было две дюжины, а у нас – всего четверо мужчин.

– Да, – кивнула Хэйко. – Их было слишком мало, и они об этом знали. Потому и разбежались.

Старк решил, что Хэйко не поняла его вопроса. Иначе почему ее ответы лишены всякого смысла? Не бывает такого, чтобы две дюжины человек удирали от четверых.

– А почему те двое покончили с собой?

– Они извинялись за свои грубые слова.

– Извинялись, значит. Проткнув себя собственными мечами?

– Да.

– А что они такого сказали, что им пришлось так извиняться?

– Непочтительные слова, – еще раз сказала Хэйко. – И с моей стороны было бы очень непочтительно повторять их. – Она поклонилась. – Спокойной ночи, Мэтью.

– Спокойной ночи, Хэйко.

Старк не спал почти всю ночь. Он слышал приглушенный смех Хэйко. Потом проснулся дядя князя и исчез в лесу. Несколько часов спустя он вернулся, и на стражу встал Хидё. Старк хотел было предложить свою помощь, но не стал. Не хватало еще случайно кого-нибудь оскорбить, а потом извиняться посредством самоубийства. Он должен жить – до тех пор, пока не умрет Итан Круз.

– Ты вправду веришь в то, что сказала? Насчет Мукаи?

– Верю. Вспомни, как он смотрел на тебя. Как произносил «мой господин». И как часто это повторял. «Мой господин». При каждой возможности – как будто, произнося эти слова, он обладал тобою.

– Предки Мукаи бились рядом с моими предками в сражении под Сэкигахарой. Этим и объясняется его верность.

– Если ты и вправду так считаешь, значит, ты наивен, как едва-едва созревшая девочка-крестьянка.

– Гарда с воробьями хранилась в его семье на протяжении поколений.

– Это он так сказал. Но он с тем же успехом мог купить ее в какой-нибудь лавке. Сэкигахара – повод, а не причина. Любовь всегда изыщет путь.

– Чушь. И ничего смешного тут нет! Прекрати хихикать.

– Ты прав. Я не должна смеяться. Мне следовало бы сердиться.

– Это почему еще?

– Да потому, что тебя считают более красивым, чем меня. По крайней мере, некоторые.

– Мукаи не влюблен в меня.

– Когда-нибудь, когда ты будешь жить в холе и неге в этом его замке, стоящем над бушующим северным морем, ты поймешь истину.

– Нет, мир настолько не выродится. Во всяком случае, не при моей жизни.

– Это пророчество, мой господин?

Ночью прошел сильный снег, и поутру равнину Канто укрыло толстое снежное одеяло. Сидя в своем кабинете в замке Эдо, Мукаи смотрел, как мир делается белым. Гэндзи был где-то там, среди этих равнин – преследуемый беглец. Мукаи представил, как молодой князь страдает от непогоды, и у него сжалось сердце.

Он пытался добиться, чтобы именно ему поручили перехватить Гэндзи, но Каваками взял это на себя. И вот теперь он заперт в Эдо и ничем не может помочь тому, кого любит больше жизни. Есть ли судьба ужаснее?

Мукаи взглянул на гарду, которую держал в руке. Воробьи, летящие над волнами. Некогда увидев в лавочке Сэами эту цубу, Мукаи осознал природу чувств, которые он испытывал к Гэндзи. До того момента он не понимал сути непрестанного беспокойства, терзавшего его с прошлой весны. Мукаи думал, что он, как и все вокруг, беспокоится из-за усиливающегося влияния чужеземцев в Японии. А на самом деле он той весной впервые увидел Гэндзи.

«А вот следующий князь Акаоки, – Каваками указал на группу людей, стоящих перед сёгуном. – Когда старик умрет, их род можно считать прервавшимся».

Мукаи увидел юношу, столь прекрасного, что эта красота лишила его дара речи. Он понимал, что должен что-то сказать, как-то дать понять, что разделяет мнение Каваками, но язык отказался повиноваться ему.

Вот так оно все и произошло. Казалось бы, ну что такого случилось? Но в тот вечер, пока Мукаи прислушивался к спору о пагубных ценностях чужеземцев, жизнь его впервые начала обретать смысл.

– Главная цель чужеземцев – счастье, – сказал Каваками.

– Трудно в это поверить, – заметил князь Нода. – Никакое общество, основанное на столь ограниченной, столь эгоистичной идее, не просуществует дольше нескольких поколений – да и то вряд ли.

– Мне неведомо, сколько они просуществуют, – сказал Каваками. – И тем не менее это правда.

– Конечно, чужеземцы странны, – сказал князь Кубота, – но не могут же они быть странными настолько!

– Так записано в их верховном законе, – сказал Каваками. – Счастье объявляется правом, обещанным каждому.

– Каждому лично? – спросил Мукаи.

Каваками раздраженно взглянул на своего помощника. Ему полагалось слушать и восхищаться, а не задавать вопросы. Мукаи виновато поклонился. Успокоившись, Каваками – тем вечером он чувствовал себя особенно великодушным – ответил:

– Да, каждому лично.

– Какое извращение! – заметил князь Нода.

Мукаи мысленно согласился с ним. Несомненно, иначе как извращением эту идею не назовешь. Цель существования общества – порядок, а единственный способ достичь его – подобающее социальное устройство. Без этого нет цивилизации. Каждый должен знать свое место, принимать его и вести себя в соответствии со своим положением. Счастье. Вот так идея! Мукаи охватило возбуждение – но тогда он счел его праведным негодованием, ибо именно такое чувство предписывалось его положением.

А потом он увидел эту гарду, и что-то в нем надломилось, что-то вырвалось на волю. И, не успев осознать, что же это было, Мукаи заплакал.

– Мой господин, – забеспокоился лавочник Сэами, – вам нехорошо?

Летящие воробьи. Филигранное изображение на стали. Эти воробьи были совершенно свободны – Мукаи за всю свою жизнь не изведал такой свободы.

Красота Гэндзи.

Его собственное уродство.

Бессмысленность порядка.

Счастье. Незамутненное, личное, эгоистическое счастье. Думать о себе и забыть обо всем остальном. Нет, даже лучше: раствориться в блаженстве необузданной любви. Если он будет вместе с Гэндзи, то попросту исчезнет, и останется один лишь Гэндзи, бесконечно прекрасный.

Мукаи плакал, а Сэами стоял рядом, беспомощно заламывая руки.

Мукаи спросил, сколько стоит цуба, и заплатил, не торгуясь. Он с радостью заплатил бы и вдвое больше. Цуба навела его на мысль. Он придумал себе предка, сражавшегося под Сэкигахарой вместе с кланом Окумити. Так у него появился повод встретиться с Гэндзи наедине.

И вот теперь, глядя на падающий снег и крепко сжимая в грубоватой ладони гарду с воробьями, Мукаи принял важнейшее в своей жизни решение.

Час спустя он покинул замок Эдо и направился в свои владения, лежавшие на берегу Японского моря. Род Мукаи не входил в число знатнейших, и у него было всего две сотни вооруженных вассалов. Но это неважно. Он соберет их всех и поднимет знамя клана Окумити, с воробьем и стрелами. Если молодой князь умрет, то и ему незачем жить.