Читаем без скачивания Следы в пыли. Развитие судебной химии и биологии - Торвальд Юрген

Еще до того как сотрудники Гинна впервые выступили в суде как эксперты по делу Вударда, использовав нейтронный активационный анализ для исследования следов, Про уже дважды выступал в этой роли перед федеральными судьями. 16 марта 1964 г. в Нью-Йорке были осуждены торговцы алкогольными напитками за то, что они привезли в Нью-Йорк целый грузовик водки с подпольного спирто-водочного завода в Атланте. Шлезингер и Про исследовали с помощью гамма-спектроскопии следы почвы с колес машины и следы почвы в районе спирто-водочного завода, обнаружили качественное совпадение девяти микроэлементов и на этом основании сделали заключение об идентичности почвы. Почти через девять недель, 21 мая, федеральный суд в Цинциннати осудил одного человека, который послал своему брату радиоприемник, начиненный динамитом и сконструированный так, что взрывался при включении в электрическую сеть. Лаборатория Про исследовала клейкую ленту и шпаклевку из радиобомбы, а также клейкую ленту и шпаклевку из гаража предполагаемого преступника. В клейких лентах оказалось по шести, а в шпаклевке по семи одинаковых микроэлементов. Как в нью-йоркском, так и в цинциннатском деле Про, как ни странно, довольствовался установлением вида элементов, а не их количественным соотношением.

Как бы там ни было, известие о деятельности вашингтонской лаборатории и успех ее экспертов в суде дали прокурору Майнарду из Конкорда повод обратиться к Про. В январе 1965 года Дьюрфи отправился в Вашингтон с пробами волос, большая часть которых уже несколько месяцев хранилась на предметных стеклах в дистиллированной воде или глицерине.

Сотрудник Про, Гоффман, уложил каждую пробу волос в отдельную пластмассовую коробочку, не подвергая волосы очистке, и поехал вместе с Дьюрфи в Бетесду. Там волосы поместили в поток нейтронов в реакторе и обрабатывали так два часа. Через четыре часа, когда Гоффман и Дьюр- фи возвратились в Вашингтон, Про и Гоффман приступили к измерениям гамма-лучей, а 28 января они прислали прокурору Майнарду свой отчет о результатах исследований на шести страницах. К отчету были подшиты копии гамма-спектров с тридцатью „графиками кривых". Их экспертное заключение звучало так: „Волосы Памелы Мейсн и Кулиджа имеют различные картины элементов, и поэтому их можно отличить друг от друга. Обе пары волос из машины Кулиджа по картине элементов идентичны волосам с головы Памелы Мейсн. Волосы с куртки и рейтуз Памелы Мейсн по картине элементов соответствуют волосам с лобка Кулиджа".

Вскоре после прибытия экспертного заключения в Род-Айленд приехал сам Майкл Гоффман, чтобы проверить, не следует ли подвергнуть нейтронному активационному анализу также микроследы, которые исследовал Гаррисон. Он взял с собой в Вашингтон несколько частиц и через некоторое время сообщил, что отдельные из них идентичны по своей картине элементов. С этих пор Гаррисон, Дьюрфи и прокурор были твердо уверены, что имеют в руках прочную цепь доказательств против Кулид- жа, и экспертные заключения, основанные на нейтронном активационном анализе, явятся козырем, который произведет глубочайшее впечатление на любого присяжного. А. Райнольдс, энергичный молодой человек, печально наблюдал, как сгущаются тучи над головой Кулиджа, и единственной его надеждой был Джерви, который, может быть, обнаружит какие-нибудь недостатки в экспертных заключениях из Вашингтона.

Как только копии гамма-спектрограмм Майнарда Про попали в руки Джерви, он понял, что подтверждаются самые худшие его опасения. Спектрограммы Про напоминали те спектрограммы, какие он и его сотрудники делали много лет назад. Про устанавливал в среднем по семь элементов вместо десяти — четырнадцати в исследуемых пробах и не делал никаких пометок относительно количества волос в отдельных пробах. С помощью одних фотокопий спектрограмм Джерви пришел к выводу, что при установлении элементов многие „вершины" получили ложное толкование. Элементов калия и сурьмы, которые Про якобы обнаружил в следах волос с головы Памелы Мейсн и из „Понтиака" Кулиджа, там не было. Во всяком случае, ничто не свидетельствовало о их наличии. В сравнительных спектрах волос с куртки и рейтуз Памелы Мейсн, а также волос с лобка Кулиджа Джерви не смог найти „вершин", свидетельствовавших о наличии в них элементов хлора и серебра. В других спектрах, в которых Про „обнаружил" элементы кальция и брома, по убеждению Джерви, таковых не имелось. Он признал правильным определение только пяти „вершин": натрия, марганца, меди, цинка и ртути, т. е. тех элементов, которые не имели значения при сравнении волос из-за слишком большого распространения. Натрий содержится в любых волосах, ртуть — в 751 пробе волос из 776, медь в 629 из 776, которые Джерви исследовал за все время своей научной работы. И даже после установления ошибок в определении видов элементов Джерви просто растерялся перед тем фактом, что Про, очевидно, даже не старался определить количества отдельных элементов, различия которых, собственно, и давали характерную картину элементов. При анализе волос, который сыграл решающую роль для вывода Про, он довольствовался визуальным сравнением „вершин" для меди, марганца и ртути. Следовательно, не имелось никаких определений количественного характера. Еще более непонятным для Джерви было ограничение активации проб волос двумя часами, в то время как его многолетние эксперименты доказали необходимость затраты в двадцать, тридцать раз большего времени активации для определения достаточного количества элементов. В трактовке результатов своих исследований Про утверждал, что идентичность исследуемых волос особенно наглядно доказывается совпадением содержания сурьмы и серебра, потому что оба эти микроэлемента редко встречаются в волосах. В своих исследованиях Джерви обнаруживал серебро по меньшей мере в 60 %, а сурьму — в 65 % всех волос. Утверждение Про в заключении, что волосы с головы одного и того же человека, в основном, все одинаковы, свидетельствует о том, что он просто не в курсе последних предостерегающих познаний в этой области.

Испугавшись, в буквальном смысле слова, Джерви рассказал о своих опасениях защитнику Райнольдсу и очень просил его затребовать из прокуратуры подлинники документов анализа, согласно которым Про нарисовал от руки спектры. Он подозревал, что в них могут быть заключены еще какие- нибудь ошибки. Во всяком случае, немыслимо делать вывод, решающий судьбу обвиняемого, на основании имеющихся ненадежных спектрограмм.

Однако Райнольдсу не удалось получить оригинал документов в прокуратуре. Теперь вся надежда возлагалась на суд. Джер- ви не давал покоя вопрос, как могло появиться на свет такое экспертное заключение и какие последствия для методики нейтронного активационного анализа может иметь приговор, вынесенный на основании подобной экспертизы.

В понедельник, 17 мая 1965 г., в переполненном зале суда Манчестера судья Роберт Ф. Гриффит объявил процесс над Эдвардом Г. Кулиджем открытым. Оставив в стороне дело Сандры Валадес, суд обвинял Кулиджа в убийстве Памелы Мейсн. Тремя неделями позже в зале суда впервые появился Джерви, чтобы защитить метод нейтронного активационного анализа от опасности применения его раньше времени и без достаточной тщательности.

Райнольдсу почти ничего пока не удалось противопоставить показаниям свидетелей, которые разоблачали противоречивые высказывания Кулиджа о дне убийства и его фальшивое алиби. Ничего не смог он возразить также против заключения экспертов по огнестрельному оружию: Памела Мейсн, а также Сандра Валадес были убиты пулями из винтовки Кулиджа, хотя, собственно говоря, привлечение вещественных доказательств по делу Валадес при разборе дела об убийстве Памелы Мейсн противозаконно. Спокойствие Райнольдса, однако, бросилось в глаза наблюдателям на процессе, и они заподозрили, что за этим спокойствием скрывается „ход конем". И действительно, Райнольдс приготовил для процесса особый сюрприз. Он имел возможность доказать, что эту винтовку, „моссберг-райфл", Кулидж получил лишь к рождеству 1961 года в качестве награды за участие в соревновании, организованном „Кока-Кола-Боттлинг компани". Таким образом, если эксперты обвинения утверждают, что этой винтовкой была убита не только Памела Мейсн в январе 1964 года, но и Сандра Валадес в феврале 1960 года, то их работа ошибочна и, следовательно, не представляет ценности. Но вопрос об оружии имел второстепенное значение, и с ним можно было подождать. Решающее значение имела битва ученых, которая предстояла 9 и 10 июня.