Читаем без скачивания Знак Пути - Дмитрий Янковский

– Погляди, Ратибор, на сотню шагов от стены всю траву выкосили, одна сухая пыль осталась. Незамеченными не проползти! Ты хоть хорошо помнишь, где твоя пресловутая дырка?

– Не боись, помню. Ладно, хватит тут лежать-прохлаждаться! Надо пробираться к стене, а росы уже предостаточно.

– Чего? – вытаращил глаза паренек.

– Росы, говорю. Тьфу ты! Капельки на траве такие, может видал?

– Видать-то видал, а нам она на что?

– На одежку. – коротко ответил Ратибор и резким перекатом скрылся в темной ложбинке.

Микулка, ничего не понимая, замер, таращась во тьму.

– Ты что там, прилип? – донесся голос невидимого соратника. – Катайся в траве, одежка должна быть мокрой!

Паренек понял, что если Ратибор сразу не сказал чего задумал, выспрашивать бесполезно, лучше просто сделать как просит. Он перевернулся на спину и заерзал по мокрой траве как блохастая собачонка, холодная роса жадно впиталась в тканую рубаху, портки тут же противно прилипли к ногам, а кольчуга перестала поскрипывать, стала блестящей и скользкой. Тут же из темноты показалась довольная Ратиборова рожа, к мокрым щекам пристала пыль, по лбу расползлись грязные земляные разводы.

– Ты на утопленника похож! – хохотнул стрелок глядя на друга.

– На себя погляди, упыряка. Зачем одежку похабить-то?

– Одежку можно выстирать, а если загонят стрелу чуть ниже спины, выковыривать будет сложнее. Ладно скалиться, давай ползком до кромки травы. Только так, чтоб от мыши не отличить!

Микулка перевернулся на пузо, крепкие локти чуть оторвали грудь от земли и понесли к высившейся на фоне черного неба стене.

– Задницу опусти! – шлепнул по спине Ратибор. – Она как холм среди ровного места.

Минуло не мало времени, пока паренек с огромным трудом одолел полторы сотни шагов – ползать оказалось до неприятного сложно, Зарян тут дал маху, мог бы и обучить этой хитрой науке.

– Упарился? – участливо спросил Ратибор, даже не сбив дыхания. – Ничего, давай, давай! Мало осталось.

Трава кончилась, как ножом обрезали, дальше до самой стены тянулась сухая рыжая пыль. Отсюда хорошо виднелись стрелки на стенах, луки в руках длинные, почти в человеческий рост. Да… Это не самострелы… Луки хоть бьют не так метко, но зато их перезаряжать, что с башни плеваться. Были бы стрелы. Но в них у поляков скорее всего недостатка не было.

– Все, дальше никак! – шепнул Микулка. – Наё этой пыли мы будем как тараканы на белой скатерти.

– Чтоб на белой скатерти спрятать таракана, надо посыпать его мукой. – с умным видом почесал нос Ратибор. – Только намочить предварительно.

– Так вот ты чего задумал… – паренек изумленно склонил голову на бок. – А еще говорил, что я умом тронулся. Нет уж, ты меня в этом шагов на сто обогнал. Сдурел, что ли? Подстрелят как глухарей!

– Всегда получалось… – пожал плечами стрелок. – Отчего теперь не выйдет? Главное, говорю тебе, задницу не топорщить, стать плоским как жаба и локти не под собой держать, а по сторонам. Видал как ящерки ползают? Вот возьми и повтори. И еще… Сверху все видно иначе, все выпуклости кажутся куда более плоскими, чем с земли. Одна беда – тени. Но я об этом подумал. На заход погляди.

Микулка глянул через плечо и у него отлегло от сердца – луна наконец собрала стадо разбежавшихся облаков и теперь норовила укутаться их серым густым покрывалом.

– Если тени размажутся, – закончил Ратибор. – Ни одна зараза нас пыльными в пыли не заметит. Да, только рожу кверху не подымай – глаза шибко блестят. Или присыпь их пылью.

– Себе пыли насыпь знаешь куда… – буркнул Микулка, стараясь запомнить все, чему учит друг.

– Ладно острить, гляди как я буду делать и повторяй.

Он тихонько улегся вдоль кромки травы и медленно, очень медленно стал перекатываться в пыли, как кусок мяса в муке перед жаркой. Потом, уже весь рыжий как дикий пес, тщательно вымазал руки, затем и щеки скрылись под толстым слоем прилипшей пыли, а волосы сделались твердыми как у ромейской глиняной статуи. Он так и остался лежать в пыли, словно дохлый конь у дороги, в мокрую траву теперь уж нельзя – обильная роса смоет все без остатку.

Микулка вздохнул и принялся повторять… Шершавая пыль гадко царапалась, мокрая рыжая грязь текла по лицу, слепляла ресницы и брови, волосы мигом окаменели, мерзко стягивая кожу на голове. Он тихо плевался слипшимися губами, поминал терпеливо заученных черных Богов, но деваться некуда – стрела в хребте хуже противной грязи.

Он уж совсем упал духом, когда Ратибор тихонько шепнул:

– А ведь это счастье, друже…

– В грязи валяться? – удивленно скривился Микулка.

– Да, валяться в грязи, замерзать, мучаться от жары, таскать тяжеленную броню на себе, надрываться, висеть над обрывами, заливаться чужой, да и своей кровью.

– Ты что, совсем сбрендил?

– Вовсе нет. Конечно, я бы мог от всего этого уйти… Как и ты, наверное. Но за все страдания нам дана такая честь, которая стоит в сотню раз больше! Быть витязем, понимаешь? Все мальчишки, и княжичи, и робичи, мечтают с мечом защищать родимую землю. Но всем ли дано? Кто умнеет с возрастом, у кого более важные дела находятся, становятся купцами, боярами, плотниками, стараясь нажить простое людское счастье. Какое? Да у всех оно разное… Кому тепло и уют, кому жена-красавица, кому полна мошна золота, кому место за боярским столом, уважение и почет.

– Во-во… – паренек скривил измазанные в пыли губы. – Одни мы ненормальные. Все нас прет, несет куда-то…

– Да нормальные мы! – роняя лицо в едкую пыль ответил стрелок. – Просто у нас сбылась детская мечта, а у других нет. Никто ведь в детстве не мечтает о жене, да о ведрах золота. Мечтают подвиги совершать. Вот нам и выпало. А у других так в мечтах и осталось. Думаешь не завидуют нам эти умные, богатые, знатные, когда мы по колено в грязи и по шею в крови возвращаемся из походов с зазубренными мечами и в рваных кольчугах? Отчего же тогда они млеют от песен Баяна, воспевающего ратный подвиг, отчего раскрыв рты и сжав кулаки слушают былины про витязей? Отчего они устраивают потешные бои и скачки, отчего их жены глядят нам вслед полными страсти глазами? Не потому ли, что в погоне за счастьем прошли они мимо главного, мимо того, что Боги вкладывают в несмышленые детские мечты? Разве потешный бой заменит лихую сечу, когда кровь закипает в жилах от близости смерти?

– Так Витим именно это и говорил… – удивился Микулка. – А ты ему все перечил, мол Русь стоит на труде, а не на битвах. Он же меня и стыдил, что я в теплой избе остался…

– Знаешь… Я все чаще думаю, что он прав. Во многом прав, но не во всем. Нет ничего постыдного в труде и нельзя стыдить человека за то, что он не воин. Понимаешь? Путь у каждого разный… Но все мы хотим летом прохлады, а зимой тепла, хотим вкусно поесть, жить в ладном тереме, хотим волнующей женской ласки и детского визга. Но когда мы обретаем такое счастье, вдруг становится ясно, что этого мало… Счастье мужчины не может быть полным без этой дурацкой грязи, без молодецкого удара, без ран и ссадин, да без громких побед. Иначе мы бы не очищали дедовы мечи от ржавчины и не уходили туманным утром неизвестно куда, слыша за спиной безнадежный женский плач. Такие вот дела… Счастье для мужчины может быть полным лишь тогда, когда имеет в себе счастье быть другом, мужем, отцом, кормильцем. И еще маленькое такое счастье – быть ЗЩИТНИКОМ, а порой и завоевателем. Только почувствовав все, можно спокойно умереть на печи от старости. Иначе это будет смерть в муках.

Микулка ничего не ответил, просто лежал и сопел в пыль. Он вдруг представил землянку в своем селе, теплую постель, горячую кашу в миске, двух голозадых детей и работящую круглолицую жену из сельских девок. Тихое, спокойное счастье, а не эти бесконечные скитания. Так живут очень многие, просто у некоторых вместо землянки терем в два поверха, а вместо каши печеное мясо.

И тут он понял, что просто зачах бы с тоски, глядя на возвращающиеся с победой воинства, на ладные мечи, тяжкую броню и лихих скакунов. Да, это действительно счастье – быть воином. Счастье, которое достается не всем. Хотя что может быть проще? Взял меч и пошел куда очи глядят… Можно и без меча, как сам он когда-то пошел искать лучшую долю в ромейских землях. Вот только очень многих не пускает голос разума, как Волк его называет. И не всегда это трусость или жадность, нередко простая житейская мудрость, мол обожду маленько, надо то сделать, да еще что-нибудь… А там и старость с кривой клюкой тихонько постучится в двери.

– Ты там не заснул? – чуть не чихнув от пыли, спросил Ратибор. – Лежишь, молчишь… Умаялся что ли? Луна вот-вот в облаках скроется, тогда сразу и полезем. Только ползи прямо следом за мной, так теней меньше. И моли Богов, чтоб луна ненароком не вынырнула.

– А если вынырнет? – почесал нос Микулка.

– Тогда и поглядим. Но уж по любому не будем лежать и дожидаться когда нас возьмут.